Fata Morgana - Дмитрий Магула

Надежда

Мы не живем: надеемся и ждем,Что жизнь придет… Кто научил невеждуИзбрать себе, в безумии своем,Подругою лукавую надежду?

Желанными посулами прельстив,Она манит улыбкой лицемерной,И вкрадчивый, влекущий шепот лжив…О, горе тем, чье сердце легковерно!

Слепцы идут… Кровоточат ступни;Спадают с плеч, в лохмотьях, их одежды…Как горько знать, что золотые дниТы расточал за поцелуй надежды.

Ноктюрн

Вечерний ветер плачет в деревушке,Осенний дождь стекает с ветхих крыш…Нам холодно в нетопленной избушке,Где целый день в углу скребется мышь.Растопим печь! Принес сухих поленьев;Развел огонь… Дрова горят… Тепло!Свежеет память: цепью ржавых звеньевСтучится время в мокрое стекло.Еще кой-где, беспомощно и сине,Приникло пламя, крадется, как тать,И стелется по мертвой древесине,Чтоб, ярко вспыхнув, вновь затрепетать.— «Задумался? О чем же?» — прозвучали,Нежданные, слова моей жены,Как будто шли из заповедной дали,Где наяву я видел чьи-то сны…— «О чем?.. О том, что суждено СудьбоюМне было в жизни путь твой пересечь,Что я — твой муж, что дома мы с тобою,Что для тебя топлю я нашу печь;Что я сижу и думаю о многом,Смотря в огонь из полутемноты;Что в непогоду в домике убогомВсе как-то веришь в смутные мечты…О чем еще? О том, что свет был шире,Когда впервые древний человекБродил в суровом и враждебном миреИ жил в пещерах по теченью рек;Что были с ним его жена и дети;Что сызмала отважен и хитер,Он на заре былых тысячелетийУмел разжечь для женщины костер;Что ночью часто вход в свою пещеруОн караулил, прислонившись к пню,И отгонял дубиною пантеру,Вдогонку ей швыряя головню…Еще о том, как, воротясь с охоты,Он отдыхал у жаркого огняИ вспоминал домашние заботыИ мелочи пережитого дня;Что вился дым над пламенем зубчатым,Когда он думал о своих лесах,О смертном бое с мамонтом косматым,О вещих знаках в грозных небесах…………………………………………….

У нас тепло… Мы дома, золотая!По-прежнему скребется где-то мышь;Вечерний ветер плачет, пролетая;Осенний дождь струится с ветхих крыш»…

«Я шел к собору встретиться с тобой…»

Ultima, forsan…

Надпись на церковных часах

Я шел к собору встретиться с тобой,Ускорив шаг при входе в сад соседний.Где мы нежданно встретились намедни;И, услыхав часов церковных бой.Я знал, что ты выходишь от обедни…Который час? Над стрелкой часовойБлестел ответ: «Быть может, твой последний»…

«Так уезжают: в три ряда…»

Так уезжают: в три рядаТолпа у поручней на деке…Но об одном лишь человекеЯ думал, приходя сюда.

Ищу вдоль палубы глазами…И, наконец, увидел: ты!В твоих руках мои цветы;Но сколько лиц чужих меж нами!

Там, за кормой, кипит вода,И черный дым венчает трубы…Ты — вся в слезах! Ты сжала губы…Так уезжают навсегда.

«Мы в мире сумрачном и нищем…»

Мы в мире сумрачном и нищемПристанища напрасно ищем;И нет ни солнца на пути,Ни струйки дыма над жилищем.Едва бредем… Должны брести…А хлеба черствые ломтиПришли к концу в суме дорожной…Кого-то молим мы: — «Впусти!»И ждем… И жизнь в тоске тревожной,Нам снова кажется возможной:Пока надежда будет лгать,Мы будем жить надеждой ложной!В ней есть живая благодать;И к нам, как любящая мать,Она придет по бездорожью,Чтоб тех, кто должен умирать,Утешить вновь святою ложью…

Теория вероятности (Шутка)

В курьерском поезде он ехал по делам,И на ходу вагон покачивался мерно…Смешались сумерки с дремотой пополам,И вдруг он осознал, что сердцу стало скверно…С трудом он позвонил, беспомощный в пути— «Кондуктор, я схожу на первой остановке…Когда мы будем там? Я болен… К девяти?Не умирать же мне в вагонной обстановке!Прошу вас мне помочь; один я не дойду…Возьмите мой багаж: мой сак и два портфеля.Вы обещаете? Благодарю! Я жду…»И он, в конце концов, добрался до отеля.Разделся. Лег в постель. Велел позвать врачаИ терпеливо ждал. И снова был припадок:Забилось сердце вновь, и, что-то лепеча,Искал глазами он иконы и лампадок…Приветливый, простой, с налетом сединыНа темных волосах, склонился врач к больномуПрощупать слабый пульс. — «Я вижу, вы бледныБыл легкий обморок? Ну, что ж, прибегнем к брому,Чтоб успокоить вас. Но я хочу сперваДавленье крови знать… Сто десять… Допустимо.Температура? О!.. Ваш возраст? Сорок два?Мне, как врачу, все знать необходимо».Он вынул стетоскоп; прослушал спину… грудь;И помолчал… Потом… — «Скажите, вы женаты?Есть дети, братья, мать, родные, кто-нибудь,Кому могу дать знать? Кто ваши адвокаты?»— «Но, доктор, разве я, действительно, так плох?Я знаю, все пройдет! О, доктор, неужелиНам стоит поднимать такой переполох?Я просто полежу, ну, два-три дня в постели…К тому ж, я одинок. Я вдов двенадцать лет…»— «Тогда мой долг сказать. Скрывать от вас напрасно:Без операции для вас спасенья нет;Вы при смерти, мой друг, и медлить вам — опасно!»— «Я при смерти!.. Но вы… Но вы жестокий врач!Ваш приговор… Не ждал! Он — как удар нагайки,Как завершение всех горьких неудач!..А операция — скажите без утайки —Весьма серьезная? До смерти под ножом?Не каждый раз? Ну, да… Но весь вопрос: как частоИ сколько практика за грозным рубежомСмертельных случаев, насчитывает на сто?»— «Могу ответить вам: всего один процентИмеет право ждать счастливого исхода…В моей больнице вы мой сотый пациент:На случаи, как ваш, теперь большая мода!»— «Вы сами видите: игра не стоить свеч!Не проще ль умереть без всяких операций:Ведь, жизни, все равно, никак не уберечь.Не лучше ль обойтись без лишних декораций?»— «О, нет! У вас есть шанс, и шанс, скажу, шальной!А в математике теории не лживы…До вас — все умерли… Вы, сотый мой больной,Вы, по теории, должны остаться живы!»

«Ты не плачешь… Но, тоской томимо…»

Ты не плачешь… Но, тоской томимо,Сердце длит знакомую печаль.Ты не плачешь; но проходишь мимо,Торопясь и опустив вуаль…

Ты — чужая этой грубой черни:Не поймут и скажут, что горда.Но, когда ты в церкви, у вечерни,Со свечей, горящей, как звезда,

Позабывши радости мирские,Подойдешь к старинным образам, —Скорбь и муку — все поймет МарияПо твоим заплаканным глазам…

Ткацкий станок

(Перевод с английского: из Артура Саймонса (1865–1945))

Я тку и тку свой мир, заправив свой станок:Свои я грезы тку, на ткани их творя,И в комнате своей сижу я, одинок…Но мне подвластно все: и суша, и моря,И звезды, что с небес летят ко мне, горя.

Я вытку жизнь свою и всю свою любовь:За ниткой нитку мне на раме ткут персты.Короны падают и льется чья-то кровь;Проходит мимо мир стыда и нищеты,Проходит славы мир. А я… я тку мечты.

Мой мир, единственный, весь посвящен мечтам…Все счастье — в творчестве! Иного не хочу!Не то ли мир, чем кажется он нам?Как знать, быть может, Бог… и мнится мне, ткачу,Что в одиночестве Он ткет миров парчу…

«Когда не мы причиной зла…»

Когда не мы причиной зла,Оно нам, людям, неподсудно:То — буря потопила судно,И дом наш молния сожгла…Но если брат поднять на братаСвой нож предательский посмел,Тогда пощаде есть предел,Тогда судите супостата!На нем — проклятия печать!Карайте тех, чья воля злая,Преступным умыслом пылая,Велела сердцу замолчать.

Кисмет