Проклятая игра - Клайв Баркер

— За Вилли! — сказал Уайтхед, — где бы он ни был.

Бокалы поднялись и чокнулись, включая даже бокал Двоскина. Хор голосов присоединился…

— За Вилли!

… и бокалы с шумом опустошались. Бокал Марти был наполнен Оттави.

— Пей, парень, пей!

Выпивка вызвала протест в пустом желудке Марти. Он чувствовал, как отдаляется от всех событий в комнате — от женщин, от болтуна-адвоката, от распятия у стены. Его первоначальный шок от зрелища этих людей в таком состоянии, с вином на их подбородках и салфетках на груди, еле шевелящих губами уже давно прошел. Их поведение не занимало его. Гораздо больше его волновало то количество изысканных вин, которое он все больше и больше вливал в себя. Он обменялся откровенным взглядом с Христом. «Иди ты…», — беззвучно пробормотал он. Куртсингер расслышал замечание. «Ну прямо мои слова», — прошептал он ему.

— А где же Вилли? — спрашивала Эмили. — Я думала, что он будет здесь.

Она задала вопрос всему столу, но никто, казалось, не пожелал ей отвечать.

— Он уехал, — наконец ответил Уайтхед.

— Он такой милый, — сказала девушка. Она ткнула Двоскина под ребро. — Ты не думал, что он милый?

Двоскин был раздражен вмешательством. Его застали за расстегиванием молнии сзади на платье Стефани. Ее, однако, не смутило общественное внимание. Из стакана, который он держал в другой руке, вино проливалось ему на пиджак. Он либо не замечал этого, либо ему было все равно.

Уайтхед уловил взгляд Марти.

— Забавляем тебя, да?

Марти согнал с лица нарождающуюся улыбку.

— Ты не одобряешь нас? — спросил Оттави.

— Не имею права.

— У меня всегда было ощущение, что криминальные классы всегда пуритане в душе. Я прав?

Марти отвернулся от пьяного дыхания болтуна и покачал головой. Вопрос не заслуживал даже презрения, как и вопрошающий.

— Если бы я был на твоем месте, Марти, — донесся голос Уайтхеда с другого конца стола, — я бы свернул ему шею.

Марти пожал плечами.

— Зачем утруждать себя?

— Сдается мне, что ты совсем не так опасен, — продолжал тем временем Оттави.

— А кто сказал, что я опасен?

Адвокат издал утробное хихиканье.

— В смысле. Мы ожидали животногоакта, понимаешь? — Оттави отодвинул бутылку, чтобы лучше видеть Марти. — Нам обещали… — Вокруг стола стали раздаваться призывы остановиться, но Оттави, казалось, не замечал. — Ну что же, все всегда не так, как рекламируют, согласен? Ты спроси любого из этих забытых Богом джентльменов, — Стол притих; рука Оттави сделала широкий круг, привлекая всех в объятия. — Мы знаем, правда ведь? Мы знаем, какой разочаровывающей может быть жизнь.

— Заткнись, — рявкнул Куртсингер. Он дико вытаращился на Оттави. — Мы не хотим слушать.

— У нас вряд ли будет другая возможность, мой дорогой Джеймс, — ответил Оттави с высокомерной вежливостью. — Не думаешь ли ты, что нам следует признать всю правду? Мы в отчаянном положении! О да, друзья мои. Нам всем надо пасть на колени и исповедаться!

— Да, да, — сказала Стефани. Она пыталась встать, но нога не слушались ее. Ее платье, расстегнутое сзади, намеревалось сползти.

Двоскин потянул ее обратно в кресло.

— Мы будем здесь всю ночь, — сказал он. Эмили хихикнула. Оттави бесстрашно продолжал.

— Сдается мне, — сказал он, — он, возможно, единственный невинный среди нас. — Оттави указал на Марти. — Вы только взгляните на него. Он даже не знает о чем я говорю.

Все эти замечания начинали раздражать Марти. Однако связываться с адвокатом сейчас не имело смысла — удовольствие было бы хоть и драгоценным, но слишком коротким. В своем теперешнем состоянии Оттави свалился бы от одного удара. Его мутные глаза смотрели почти что безумно.

— Вы разочаровываете меня, — прошептал Оттави с неподдельным сожалением в голосе. — Я думал, что мы кончим лучше…

Двоскин встал.

— У меня есть тост, — объявил он. — Я хочу выпить за женщин.

— Вот это идея, — сказал Куртсингер. — Но нам требуется вдохновение. — Ориана сочла это замечание самой смешной шуткой за весь вечер.

— За женщин! — провозгласил Двоскин, поднимая бокал. Но никто не слушал. Эмили, бывшей так долго тихим ягненком, вдруг взбрело в голову раздеться. Она оттолкнула кресло назад и расстегивала блузку. Под ней у нее ничего не было, соски ее казались напомаженными, словно она готовилась к этому представлению. Куртсингер зааплодировал, голоса Оттави и Уайтхеда слились в хор подбадривающих замечаний.

— Ну что ты скажешь? — обратился Куртсингер к Марти. — Она твоего типа? Смотри-ка какое все это у нее, это ведь все ее, правда, прелесть?

— Хочешь потрогать? — предложила Эмили. Она сорвала свою блузку и теперь была полностью обнажена по пояс. — Давай-давай, — сказала она, беря руку Марти и, прижимая ее к своей груди, водя ей по кругу.

— О да, — протянул Куртсингер, скалясь на Марти. — Ему нравится. Я вам точно говорю, ему нравится.

— Конечно, нравится, — услышал Марти голос Уайтхеда. Он бросил нетвердый взгляд в сторону старика. Уайтхед встретил его прямо — в прищуренных глазах были усмешка и возбуждение. — Ну давай, — сказал он. — Она вся твоя. Она здесь именно для этого.

Марти слышал слова, но не мог понять их смысла. Он дернул руку от тела девушки, словно обжегся.

— Идите к черту, — сказал он.

Куртсингер поднялся.

— Ну не будь ты таким вредным, — упрекнул он Марти, — мы просто хотим посмотреть, на что ты годишься.

За столом Ориана опять начала хохотать, Марти не был уверен, над чем. Двоскин стучал ладонью по столу, бутылки подпрыгивали в такт.

— Ну же, — сказал Марти Уайтхед. Они все смотрели на него. Он повернулся к Эмили. Она стояла в ярде от него, пытаясь стянуть юбку. В ее эксгибиционизме определенно было что-то эротическое. В штанах Марти затвердело, его голова затвердела тоже. Куртсингер обнимал Марти за плечи и пытался снять с него пиджак. Ритм, отбиваемый Двоскином (теперь уже и Оттави присоединился к нему) на столе, бешеным танцем стучал в голове Марти.

Эмили удалось справиться с юбкой и теперь она валялась у нее под ногами. Не останавливаясь, она стянула трусики и предстала перед всей собравшейся компанией одетая только в жемчуга и туфли на высоких каблуках. Обнаженная она выглядела достаточно молодо — лет четырнадцать, может быть, пятнадцать. Кожа ее была сливочного цвета. Чья-то рука — «Наверное, Орианы», — подумал Марти — ласкала его возбужденный член через штаны. Он повернул голову: это была совсем не Ориана, а Куртсингер. Он оттолкнул руку. Эмили подошла к нему совсем близко и принялась расстегивать его рубашку снизу. Он пытался сказать что-то Уайтхеду. Слова еще не пришли к нему, но он страшно хотел найти их, — хотел сказать старику, каким мошенником он оказался. Даже больше, чем мошенником, — просто мерзавцем, подонком с грязными мыслями. Так вот зачем его пригласили сюда, поили вином и развлекали грязными беседами. Старик хотел видеть его голым и трахающимся.