Социализм. «Золотой век» теории - Александр Шубин

Эта программа увлекла тысячи лионцев. Если централизованная империя провалилась, может быть Францию спасет самоорганизация патриотов?

28 сентября народ под красными знаменами ворвался в ратушу. Перед ней начался митинг. Бакунин убеждал товарищей: «Не теряйте времени в пустых спорах, действуйте, арестуйте всех реакционеров. Разите реакцию в голову»[542]. «Вместо этого они, как это обычно бывает в подобных случаях, занялись «дележом портфелей»»[543]. Мэр Генон и часть национальных гвардейцев попытались прекратить беспорядки и даже на время арестовали Бакунина. Но левые отбили ратушу. Командовать обороной должен был генерал Клюзере, но он так и не сумел организовать вооруженную силу – народ был увлечен митингом, часть гвардейцев, поддержавшая восстание, не желала братоубийства и стала расходиться. В итоге национальные гвардейцы перегруппировались, проникли в ратушу и вытеснили толпу с площади. Мэрия отменила решение о снижении зарплаты. Народ расходился, выкрикивая: «Да здравствует республика! Война прусакам!»[544] Восстание кончилось.

Бакунин покинул Францию. Между тем революционное движение нарастало. Снова произошли восстания в Лионе и Марселе, которые были быстро подавлены. Биограф Бакунина В. Демин считает: «Быть может, если бы Бакунин не покинул Францию, события развивались бы по совершенно другому сценарию. Его энергии хватило бы, чтобы воспламенить народ, а харизма прирожденного лидера и вождя способна была обеспечить должную организацию масс»[545]. Это вряд ли. Как раз лионские события показывают, что должную организацию воспламенившихся (и без Бакунина) масс он обеспечить не мог. Это была не его сильная сторона и вообще не его «ниша». Для организации нужны не пламенные речи и харизма, а предварительная работа по выстраиванию организационной структуры с «портфелями», распределенными заранее. Серьезное влияние на ход событий Бакунин мог бы оказать там, где революция одержала первые победы, и начинается обсуждение преобразований – прежде всего в Парижской коммуне. Но в революционный Париж он не отправился.

Разоблачение «нечаевщины» и поражение в Лионе во много разочаровали Бакунина в оргстроительстве. А в это время Маркс и Энгельс настойчиво формировали структуры своих сторонников. Они обвиняли Бакунина в также том, что он – агент царского правительства, что он ненавидит поляков (которым на деле активно помогал в борьбе за независимость). Бакунин в борьбе против Маркса «съезжал» на антисемитские нотки (впрочем, вполне укладывавшиеся в оценки еврейской среды самим Марксом либо не публиковавшиеся Бакуниным, дошедшие до нас в черновиках и письмах). Если отвлечься от «грязной стороны» этой полемики, то непримиримость двух теоретиков можно объяснить и различием темпераментов, на которую они указывают, рассуждая друг о друге (радикальная эмоциональность Бакунина и руководящий кабинетный стиль Маркса), и претензией на одну функциональную нишу в организации МТР (выработка идеологической стратегии), и влиянием фактора национального характера. История знает немало примеров, когда близкие по взглядам люди расходятся до ненависти из-за подобных причин. Но, как и в случае полемики Маркса и Прудона, столкновение Маркса и Бакунина было вызвано действительно принципиальными разногласиями, двумя противоположными конструктивными идеалами.

Бакунин, считавший себя учеником Маркса в социально-экономических вопросах, пользуясь его же методами социального анализа, пришел к выводу, что концепция создания государственной диктатуры ради строительства сверхцентрализованного «социалистического» общества ведет не к социализму, а к новому классовому обществу. Последующая «война компроматов» между марксистами и бакунистами закамуфлировала идейный стержень борьбы в Интернационале, но и Маркс, и Бакунин прекрасно понимали, что дело не в мелочных придирках и клеветнических обвинениях, а в принципиальном вопросе о государстве и самоуправлении.

Читая Маркса, Бакунин с поразительной точностью предсказал ряд важнейших, системообразующих черт того строя, который будет создан коммунистическими партиями в ХХ веке. Сколько бы после этого не писали о том, что Ленин и Сталин нарушали указания Маркса, и потому учитель не несет ответственность за учеников, критика Бакунина показывает — строители тоталитарной системы взяли у Маркса именно то, о чем предупреждал «Великий бунтарь».

Главная иллюзия марксизма — временный характер диктатуры, которая взялась управлять всем хозяйством страны: "Марксисты... утешают мыслью, что эта диктатура будет временная, короткая. Они говорят, что единственной заботой и целью ее будет образовать и поднять народ как экономически, так и политически до такой ступени, что управление скоро сделается ненужным, и государство, утратив политический характер, обратится само собой в совершенно свободную организацию интересов и общин...»[546] Марксисты при этом забывают опыт истории, который показывает – любая правящая элита защищает свои привилегии.

Бакунин вскрывает коренное противоречие марксистского проекта – между целью и средствами: «Своею полемикою против них мы довели их до осознания, что свобода или анархия, то есть вольная организация рабочих масс снизу вверх, есть окончательная цель общественного развития… Они говорят, что такое государственное ярмо, диктатура есть необходимое переходное средство для достижения полнейшего народного освобождения… Итак, для освобождения народных масс надо их сперва поработить! … Они утверждают, что только диктатура, конечно, их, может создать народную волю, мы отвечаем, что никакая диктатура не может иметь другой цели, кроме увековечивания себя"[547]. Но, во-первых, "никакая диктатура не может иметь другой цели, кроме увековечивания себя" — любой функционирующий аппарат стремится к самосохранению, а не самоуничтожению; во-вторых, "диктатура способна породить в народе лишь рабство", привычку подчиняться приказам центральной власти, что тоже отнюдь не будет способствовать отмиранию государственности[548].

Маркс не понимал этих возражений Бакунина и отмахивался от них. Что такое «организация снизу вверх»? Она же «существует во всякой буржуазной республике»[549]. Этим, прямо скажем, непродуманным возражением Маркс принял за аксиому миф о том, что правящая элита в парламентской республике действительно подчинена воле избирателей, то есть воле, исходящей снизу. Но на деле в «буржуазной» республике власть подчинена не низам, а буржуазии. Такова логика самого марксистского учения, от которого в пылу полемики отступает Маркс. Своими невольным комплиментом буржуазной республике он показал, насколько неустойчивы были его шаги навстречу опыту Парижской коммуне с ее принципиальными отличиями от «буржуазной республики».

Позднее Маркс сформулирует свои претензии более четко: «Неужели, например, в профессиональном союзе весь союз образует свой исполнительный комитет? Неужели на фабрике исчезнет всякое разделение труда и различные функции, из него вытекающие? А при бакунинском построении «снизу вверх» разве все будут «вверху». Тогда ведь не будет никакого «внизу»»[550].

Для Маркса непонятно, что переход к социализму действительно связан с преодолением жесткого разделения труда. Впрочем, Бакунин тоже не уделяет внимания этой теме, и находит решение проблемы на пути жесткого подчинения «верха» «низу» с помощью императивного мандата (Маркс просто отмахивается от этого института на том основании, что он был известен в средние века[551]). Бакунин выступает за федерализм как антитезу диктатуре, а не любому различению «верха и низа». В концепции Бакунина «верх» подчинен «низу», и потому пирамида власти перевернута – с этой оговоркой можно даже согласиться с Марксом, что у Бакунина «все будут наверху», ибо делегаты от общин будут «внизу», под общинами. Аналогичную мысль Маркс берет на вооружение, защищаясь от возражения Бакунина: «Немцев считают около сорока миллионов. Неужели все сорок миллионов будут членами правительства?». Маркс отвечает: «Certainly, ибо дело начинается с общинного самоуправления»[552]. Но Маркс – централист, поэтому воля общин – не источник принятия решений в «диктатуре пролетариата», и миллионы рабочих, сertainly (разумеется), должны подчиняться другому правительству, гораздо более узкому, расположенному в центре этой системы и не подчиненному «императивному мандату» низов. Но Маркс уверен, что после того, как будут устранены экономические основы существующего общества, выборы утратят политический характер, а распределение функций центром не будут влечь за собой «никакого господства»[553]. Эта иллюзия будет рассеяна опытом ХХ века. Но, может быть, стоило внимательнее слушать Бакунина в XIX веке, а не называть его «ослом» в гневе и непонимании?