Осенний мост - Такаси Мацуока
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хэйко рассмеялась, как на то и надеялась Ханако.
— Что, неужто слуги и вправду говорят об этом?
— Да, моя госпожа. Спорят лишь о времени. Они строят догадки обо всем. Например, в каком году вы родите. Все ставят на год, следующий за вашим возвращением. То есть, через два года от нынешнего момента, потому что никто не верит, что князь Гэндзи выдержит разлуку с вами больше года. Также много догадок строится об имени наследника.
— Наследника? Даже так? Разговоры уже зашли настолько далеко? — Голос Ханако вновь счастливо зазвенел.
— Да-да! Одна из служанок, Мицуко, — вы ее знаете? — даже ходила советоваться к гадалке в Йокогаме.
Две подруги прикрыли лица рукавами и захихикали. Действительно, обращаться к уличной мошеннице, чтобы узнать судьбу князя, способного заглянуть в будущее — это было уже чересчур.
— И что же сказала эта гадалка? — поинтересовалась Хэйко.
— На самом деле, она вообще ничего не сказала, — ответила Ханако, едва сдерживая смех. — Это была чужеземка, не умеющая говорить по-японски. Она использовала странные карты с картинками. Мицуко рассказывала, что она указала на две карты и кивнула головой, да. Красавец-принц и прекрасная принцесса — Мицуко выбрала эти карты для князя Гэндзи и для вас. Затем она закрыла глаза, впала в транс…
— В транс! — Хэйко так хохотала, что не могла уже сидеть прямо. От смеха у нее по щекам потекли слезы.
— …открыла книгу, написанную кандзи, и указала сперва на иероглиф «ко» — «дитя», а затем «макото» — «правда».
Когда подруги наконец-то отсмеялись, они позвали служанку, и та принесла чай. Искорки, плясавшие в глазах служанки, свидетельствовали, что она подслушала конец их разговора, и эта история ее тоже немало повеселила.
— Если даже чужеземная гадалка с этим согласна, — сказала Ханако, — значит, ваша разлука временна. Князь Гэндзи призовет вас обратно сразу же, как только ваша задача будет исполнена. Вы уезжаете, но не потому, что он желает избавиться от вас, но потому, что он доверяет вам как немногим.
— В это приятно верить, не так ли? — сказала Хэйко, прихлебывая чай.
— Куда легче поверить в то, что вы скоро вернетесь, — сказала Ханако, — чем в то, что Эмилия родит ребенка нашему князю.
— И тем не менее, ты будешь приглядывать за ней?
— Непременно.
Но даже когда Ханако говорила об этом, на уме у нее был будущий ребенок Хэйко, а не Эмилии. Хотя она и смеялась над предсказанием гадалки, она не сомневалась в его правдивости. Те, кого боги одарили своими дарами, не всегда таковы, как от них ожидают. Князь Гэндзи сам был тому примером. Не может ли и эта чужеземная гадалка из Йокогамы быть такой же? Ханако была уверена, что в обозримом будущем поздравит подругу с возвращением в Японию. А потом сколько может пройти времени между ее возвращением и появлением долгожданного наследника? Если пройдет больше года, она, Ханако, очень удивится.
Когда Ханако завершила свой рассказ, Эмилия долго молчала.
В конце концов она произнесла:
— Я не появилась во сне Гэндзи.
Она не могла заставить себя сказать — «в видении», поскольку считать, что это и вправду видение, было бы богохульством. Никто, кроме пророков Ветхого завета, не знал грядущего. Веря, что Гэндзи и вправду пророчествует, Ханако предавалась ереси. Однако же, сейчас не время спорить о религиозных доктринах, какими бы важными они ни были. Это может подождать.
— Да, — сказала Ханако.
— Тогда как же они пришли к выводу, что я к этому причастна?
— Из-за медальона, который вы носите на шее. С цветком лилии. В видении Гэндзи видел этот медальон на шее у своего ребенка.
— Это вряд ли можно считать доказательством. — Эмилия через блузку прикоснулась к медальону. — Это может быть какой-то другой медальон. А если даже то был и вправду он, он мог попасть к ребенку самыми разными путями, а вовсе не обязательно от меня.
— И какими же? — поинтересовалась Ханако.
— Ну, по-первых, я могу отдать его Гэндзи, а он затем передаст его своему ребенку.
— А вы отдадите его ему?
— Должна признаться, я этого не планировала.
— Но такое возможно?
Внутри этого золотого сердечка находился миниатюрный портрет прекрасной молодой женщины и прядь золотых волос. Женщина, изображенная на портрете, была бабушкой Эмилии — Эмилия никогда ее не видала. Все, кто видел этот портрет, утверждали, что эта женщина очень похожа на саму Эмилию, хотя Эмилии, когда она на него смотрела — а она это делала как минимум раз в день, во время вечерней молитвы, — он напоминал ее мать. Она скончалась при трагических обстоятельствах, когда самой Эмилии было четырнадцать лет. От умершей матери у Эмилии осталось всего две вещи: любимая книга матери, «Айвенго», и эта миниатюра и прядь волос, заключенные в золотом сердечке. Это было все, что осталось ей на память.
— Нет, — признала Эмилия. — Он мне очень дорог. Я не могу представить, чтобы я отдала его кому-нибудь. Но в любом случае, мне кажется неправильным делать такие далеко идущие выводы на основании столь шатких доводов.
— Довод — не только этот медальон, — возразила Ханако. — Довод — это медальон и другое видение.
— Другое видение?
— Да, — подтвердила Ханако. — Ваше.
— Это было не видение! — сказала Эмилия. — Там была молодая женщина.
— И совершенно случайно ее появление произошло в точности так, как было предсказано в свитке? — Ханако развернула свиток и прочитала вслух: — «Мы встретимся в женском монастыре Мусиндо, когда вы войдете в мою келью. Вы заговорите, я — нет. Когда вы приметесь искать меня, вы меня не найдете». Разве все не произошло именно так?
— Мы пока что ее не нашли, — возразила Эмилия, подчеркнув это «пока что». — Но мы ведь не очень и искали. Завтра нам надо будет попросить Таро помочь расспросить жителей деревни.
Ханако стала читать дальше:
— «Когда вы приметесь искать меня, вы меня не найдете. Как такое возможно? Вы не будете знать этого до тех пор, пока не появится дитя, но тогда вы будете знать все твердо».
Эмилия покачала головой.
— Это бессмысленно. Должно быть, она упоминает о двух не связанных между собою событиях.
— Я с вами не согласна, — сказала Ханако. — Она говорит — как такое возможно, что вы двое встретитесь? И отвечает — вы узнаете, как такое возможно, когда появится дитя.
— То есть, по-твоему, тогда, когда я рожу?
— Я думаю, скорее. Вы считаете возраст ребенка с момента рождения. Мы же считаем, что ребенку, когда он рождается, уже один год — считая тот год, который мать носила его.