Степная дорога - Дарья Иволгина

– Твоя девочка все еще спит, – сообщил охотник. – Разбуди ее, не то захворает. Я дам ей молока и сыра. Пусть поест. И смени повязки на ее ногах, не то будет долго заживать.

Салих поднялся, потер поясницу. Ему не раз доводилось спать и на голых камнях, и на досках, и просто на земле. Но тело, оказывается, быстро привыкло к мягкой постели и теперь словно бы возмущалось. Вот оно, безбедное житье в Мельсине, – сказывается! Получается, что рановато ты нацепил личину богатого господина, друг Салих.

Алаха проснулась нехотя. Безропотно взяла из рук Салиха сыр и молоко, не противясь, позволила ему снять с ее ног старые повязки и наложить новые. Салих воспринял это как дурной знак. Будь его госпожа здорова, она не упустила бы случая выразить недовольство.

– Тебе нужен отдых, – сказал он ей.

Алаха молча улеглась обратно в постель. Это насторожило его еще больше. Дядюшка Химьяр, видимо, разделял опасения своего гостя. Но, в отличие от него, не испытывал перед Алахой никакого почтения. Бесцеремонно протиснувшись поближе, он ощупал ее лоб и шею своей широкой ладонью.

– Так и я думал, – проворчал он, – жар. Не пришлось бы нам с тобой долбить мерзлую землю…

Салих был готов оплевать гостеприимного хозяина с головы до ног. Ну кто, спрашивается, позволяет себе подобные высказывания, да еще возле самой постели больного? Ведь хворь да мор тоже имеют уши. Вдруг услышат? Как обрадуются, как заспешат поскорее довершить свою злую работу! А если умрет Алаха… Он резко тряхнул головой. Об этом даже помышлять нельзя. Даже втайне рассуждать на такую тему – страх.

– Чтоб тебе язык отрезали, дядюшка Химьяр! – не выдержал Салих. – Что ты такое болтаешь?

Охотник пожал плечами.

– Слово – не стрела и не копье, помысл – не нож и не меч, – ответил он. – А вот остеречься и подлечить девочку действительно не мешает. Останьтесь еще на один день. Не пожалеете.

– Так ли? – в упор спросил Салих и подошел к охотнику вплотную. – Не пожалеть бы мне о своей глупой доверчивости!

– Лучше пожалей о глупой своей недоверчивости! – ответил дядюшка Химьяр. – Думаешь, я не знаю, что ночью ты просыпался и из дома шастал?

– Что с того? Кое-кто, насколько я успел заметить, тоже из дома… ШАСТАЛ!

– Говорил тебе, чтоб за порог не ступал, – продолжал охотник как ни в чем не бывало. Распекал Салиха, точно нашкодившего мальчишку! – Нет, надо было сунуться. А как порвал бы тебя медведь? В клочья бы изорвал когтями, если бы только добрался…

– Кто он был, этот медведь? – спросил Салих. Он подозревал жуткую правду, но все-таки до последнего надеялся. Вдруг – ошибка? Вдруг напраслину на человека возводит? Ведь не зря же живет старый охотник в горах, уединенно, в стороне от людей. Может быть, сторожит их…

– Я это был, – хмуро ответил дядюшка Химьяр. – Да ты и не удивлен, как я погляжу.

– Подозревал подобное, – ответил Салих. Сердце у него упало. Ведь чуял, чуял недоброе – еще вчера чуткий на опасности нос уловил знакомый запах! Зачем только остались на ночь!

– Коришь себя? – усмехнулся дядюшка Химьяр невесело. – Небось, жалеешь, что в дверь мою постучал?

– Ты читаешь мои мысли.

– Таковы твои мысли, горемыка, что прочитать их даже неграмотный сумеет… Навидался ты от людей разной пакости, вот и подозреваешь всех и каждого. Может, и не напрасно. Да только я-то не человек, меня и подозревать не следует…

– Как – не человек? – такого Салих уже не ожидал. Даже рот разинул.

– А вот так. Я оборотень… – Дядюшка Химьяр вздохнул. – На роду тебе, видать, написано, знать много лишнего. Такого, от чего ночной сон делается беспокойным, а в голове седых волос прибавляется.

– Меня учили, что лишних знаний не бывает, – парировал Салих не без яда в голосе.

– Учили его, гляди ты… – отозвался дядюшка Химьяр. – Кто это тебя учил?

– Жизнь.

– Кнут да голод тебя учили, да плохо выучили, – догадливо произнес старый охотник. – Не тереби кинжал, я ведь тебя насквозь вижу. Ты оттого и девчонке, как собака, этой предан, что избавила тебя от твоих учителей… Ладно, за завтраком поговорим. Кстати…

Он неторопливо накрыл на стол и пригласил Салиха. Тот уселся, все еще настороженный, не зная, чего и ожидать.

– Итак, ты – оборотень, – напомнил гость, видя, что молчание затягивается.

– Да. Вчера была ночь полнолуния.

– Ты едва не загрыз меня.

– Себя обвиняй. Дома нужно было сидеть. Медведь – хищник, ему иной раз очень даже свойственно охотиться… на мясо. – Дядюшка Химьяр усмехнулся. – Такова природа.

– Странный ты все же оборотень, – сказал Салих. – Людей привечаешь, лечишь их. От самого себя, похоже, оберегаешь.

Дядюшка Химьяр смотрел на Салиха лукаво. Его, казалось, забавлял этот разговор.

– Можно подумать, – заявил старый охотник, – что двойственность свойственна одним только оборотням. Ночью в полнолуние я медведь-людоед, а все остальное время добрейшей души человек, знахарь, ведун и еще много что. А люди что – другие? Иной за безделку готов со слуги шкуру заживо спустить, а с собственными детьми мягче перины – любую шалость простит, любой каприз исполнит… Не видал никогда, что ли?

– Видал, – согласился Салих.

– Да ты и сам, небось, такой же. На весь мир люто обозлен, а перед этой девочкой шелковой травой стелешься…

– И это правда, – сознался Салих.

– Зло и добро с легкостью уживаются в душе одного и того же человека, – продолжал дядюшка Химьяр. – БОлее того, они там мирно сосуществуют и даже не всегда мешают друг другу. А иной раз и вовсе невозможно отличить, где зло, а где добро – так они похожи между собою. Иной раз добро имеет оскал злобы, а зло прикидывается добренькой овечкой…

– Нет уж! – возразил Салих. – Когда я вижу добро, я сразу его распознаю. У добра свой вкус, у зла – свой.

– Глупости! Вот послушай. – Дядюшка Химьяр поставил локти на стол и придвинулся к своему собеседнику поближе. – Вот почему это случается. Зло и добро – родные братья. Как-то раз Творец Мира, Предвечный Отец, задумал сотворить себе сына. Ты слушай, слушай! Это – истинное предание. – В голосе дядюшки Химьяра послышались проповеднические нотки. Салих ожидал чего угодно, только не этого. Медведь-оборотень, провозглашающий веру Богов-Близнецов? Вот когда подивился Салих сам себе: думал, ни за какие блага мира не захочет больше повстречаться с братом Соллием – и на тебе! Многое бы сейчас отдал, лишь бы Соллий оказался рядом!

– Мне рассказал это предание мой отец, а он услышал его от своего… Предвечный Отец не был уверен в собственных силах. В последний миг он усомнился в том, что сын его может быть столь совершенен, как замышлялось. И потому был порожден сын ущербный. И стал он Темной Стороной Сущего. И когда посмотрел Предвечный Отец на порождение души своей, то понял, что способен и на более совершенные творения. И тогда исторг Он из себя второго сына, который был поистине совершенен. И стал этот второй сын Светлой Стороной Сущего. Эти два брата, противоборствуя между собою, создали тот мир, в котором мы живем. Старший лепил все злое, младший – все доброе… Но Предвечный их Отец захотел перемешать доброе и злое… Вот оно как.