Гордость и предубеждение - Джейн Остин

Искренно преданная тебе

Содержание этого письма вызвало в душе Элизабет целую бурю переживаний, радостных и мучительных — было даже трудно определить, какие из них преобладали. Прежние смутные и неопределенные догадки, вызванные неясностью роли Дарси в подготовке замужества ее сестры, в которые она даже не смела вдумываться — они предполагали проявление такого необыкновенного великодушия и вместе с тем налагали на нее столь серьезные обязательства — подтвердились и притом в самой полной мере! Он специально отправился искать их в Лондон, готовый ко всем неприятностям и унижениям, связанным с подобными розысками! Снизошел до роли просителя перед женщиной, которую презирал и ненавидел! Был вынужден встречаться (и притом не один раз), уговаривать и, наконец, подкупать человека, которого он всегда избегал и даже самое имя которого выводило его из себя! И все это делалось им ради девчонки, которую он не мог ни уважать, ни ценить. Сердце подсказывало Элизабет, что он поступил так ради нее. Но она тут же постаралась отбросить подобную надежду, думая о том, что даже при всем своем тщеславии она не могла рассчитывать на его привязанность к женщине, которая уже ответила ему однажды отказом — пусть даже ему удалось бы преодолеть чувство отвращения, которое должно было столь естественно в нем возникнуть при одной мысли о необходимости породниться с Уикхемом. Свояк Уикхема! Всякое чувство естественной гордости должно было бы восставать против такого родства. Разумеется, он сделал очень много. Ей было совестно даже представить себе, сколько. Но ведь он предложил объяснение своего вмешательства, в которое можно было поверить без особой натяжки. Казалось вполне разумным, что он чувствовал себя виноватым. Он был щедр и имел возможность проявлять это качество. И хотя его прежнюю склонность к ней она не могла считать главным его побуждением, остатки этого чувства могли все же способствовать его стараниям в деле, от которого столь сильно зависело ее душевное спокойствие. Как тяжело, как мучительно было сознавать, сколь многим обязаны они были человеку, с которым они никогда не смогут расплатиться. Спасение Лидии, ее имени и чести — все это было делом его рук. О, как горько раскаивалась она теперь в каждой своей недоброй мысли об этом человеке, в каждой обращенной к нему вызывающей фразе! Себя она чувствовала униженной. Но она была горда за него, горда тем, что он превзошел самого себя в проявлении великодушия и благородства. Она снова и снова перечитывала в письме отзыв о нем миссис Гардинер. Едва ли он был полным. Но он был ей по-настоящему дорог. Она даже испытывала некоторую радость, смешанную с сожалением, думая об уверенности Гардинеров в том, что она связана с мистером Дарси доверием и взаимной привязанностью.

Ее заставил оторваться от скамьи и от раздумий шум чьих-то шагов. И, прежде чем она углубилась в соседнюю аллею, ее догнал Уикхем.

— Боюсь, сестрица, что я не вовремя прервал вашу одинокую прогулку, — сказал он, подходя.

— Вы в самом деле ее прервали, — ответила она с улыбкой. — Но отсюда вовсе не следует, что это произошло не вовремя.

— Если бы это было так, меня бы это очень огорчило. Мы ведь всегда были добрыми друзьями, а теперь стали еще лучшими, не правда ли?

— Да, разумеется. С вами еще кто-нибудь вышел прогуляться?

— Не знаю. Лидия с матерью поехали в Меритон. Итак, сестрица, как я понял из слов дяди и тети, вы все-таки навестили Пемберли.

Она ответила утвердительно.

— Я почти вам завидую. И все же я полагаю, что для меня это было бы слишком тяжело, — в противном случае я вполне мог бы туда заехать по пути в Ньюкасл. Вы, должно быть, повидали там старую экономку? Бедная Рейнолдс, она меня так любила. Но, конечно, вам она обо мне ничего не сказала.

— О нет, кое-что было сказано.

— Что же именно?

— Что вы поступили в армию и, кажется, не вполне хорошо там себя зарекомендовали. На большом расстоянии, вы знаете, многое представляется в искаженном виде.

— Да, в самом деле, — произнес он, кусая губы.

Элизабет надеялась, что ей удалось заставить его замолчать. Но он вскоре заговорил опять.

— Я был очень удивлен, увидев недавно в Лондоне Дарси. Мы встретились с ним несколько раз. Интересно, чем он там занимается.

— Может быть, он готовится к своей свадьбе с мисс де Бёр? — спросила Элизабет. — В такое время года его могло привести в город только что-нибудь из ряда вон выходящее.

— Несомненно. Пришлось ли вам повидать его во время вашего пребывания в Лэмтоне? Из слов Гардинеров мне показалось, что вы с ним встретились?

— О да, он познакомил нас со своей сестрой.

— И она вам понравилась?

— Да, очень.

— Я в самом деле слышал, что она стала намного лучше за эти два года. Когда я ее видел в последний раз, она не внушала больших надежд. Весьма рад, что она вам пришлась по душе. Я хотел бы надеяться, что с ней и дальше все пойдет хорошо.

— О, я в этом вполне убеждена. Ведь самые опасные годы для нее уже позади, не правда ли?

— Вы проезжали деревню Кимтон?{79}

— Что-то не припоминаю такого названия.

— Я назвал его лишь потому, что это — тот самый приход, на который я мог рассчитывать. Какое это дивное место! А пасторский домик! — он так подошел бы мне во всех отношениях.

— И вы стали бы произносить проповеди?

— О, с величайшим наслаждением! Они являлись бы частью моих обязанностей и, привыкнув, я легко бы с ними справлялся. Нехорошо жаловаться на судьбу, но когда подумаешь — какое бы это было для меня славное местечко! Спокойствие, уединенность целиком отвечают моим представлениям о человеческом счастье. Но, увы, этому не суждено осуществиться. Вам Дарси ничего не рассказывал об этом, когда вы гостили в Кенте?

— От человека не менее осведомленного я слышала, что приход был оставлен за вами только условно, с тем, что окончательное решение возлагалось на теперешнего владельца.

— Вот как?! Да, это до некоторой степени верно. Я даже что-то вам об этом сказал, когда мы с вами разговорились в первый раз — вы припоминаете?

— Я также слышала, что в былое время произнесение проповедей не казалось вам столь заманчивым занятием, каким оно представляется вам сейчас. И что тогда вы решительно и навсегда отказались от пасторского сана, получив соответствующую компенсацию.

— Вот оно что? Ну что ж, это также не совсем лишено оснований. Вы можете припомнить, что я и об этом говорил вам при нашем первом знакомстве.

Они уже находились у самого входа в дом, так как Элизабет шла быстро, с тем, чтобы поскорее от него отделаться. Щадя сестру и ради нее не желая с ним ссориться, она только ответила ему с веселой улыбкой:

— Послушайте, мистер Уикхем, мы с вами теперь, как вы знаете, — брат и сестра. Не будем вспоминать прошлое. В будущем, я надеюсь, мы обо всем станем судить одинаково.

Она протянула Уикхему руку, которую тот, не зная куда отвести глаза, весьма галантно поцеловал, и они вошли в дом.

Глава XI

Мистер Уикхем был в такой степени доволен этой беседой, что больше уже никогда не утруждал себя попытками растрогать дорогую сестрицу Элизабет жалобами на свою горькую участь. И она с радостью убедилась в том, что ей удалось высказать все необходимое, чтобы заставить его замолчать.

Вскоре наступил день отъезда его и Лидии, и миссис Беннет не оставалось ничего другого, как примириться с предстоящей разлукой, которая, по-видимому, должна была продлиться не менее года, так как ее муж и слышать не хотел о поездке в Ньюкасл.

— О, моя дорогая Лидия! — воскликнула она, — когда-то теперь доведется нам снова встретиться!

— Боже ты мой, — откуда же я знаю? Быть может, не раньше, чем через два или даже три года.

— Пиши мне, любовь моя, как можно чаще.

— Как только сумею. Вы же знаете, что у замужних женщин остается немного времени для писем. Пускай мне больше пишут сестры. Им-то ведь делать больше нечего.

Мистер Уикхем простился с родными гораздо более сердечно, чем Лидия. Он расточал улыбки, чудесно выглядел и произнес массу приятных слов.

— Это самый отличный малый из всех, кого я встречал на своем веку, — заметил мистер Беннет, как только они уехали. — Ухмыляется, хихикает и каждого из нас обхаживает. Я необыкновенно им горд. Думаю, что даже сам сэр Уильям Лукас не смог бы породить более достойного зятя.

Отъезд дочери на несколько дней выбил миссис Беннет из колеи.

— Мне часто приходит в голову, — говорила она, — что на свете ничего нет хуже, чем разлука с родным человеком. Как пусто становится, когда его больше нет рядом!

— Вот к чему приводит, сударыня, замужество дочери, — заметила Элизабет. — Тем больше удовлетворения вы должны находить в том, что остальные ваши четыре дочки остаются в девицах.