Гордость и предубеждение - Джейн Остин

— Это самый отличный малый из всех, кого я встречал на своем веку, — заметил мистер Беннет, как только они уехали. — Ухмыляется, хихикает и каждого из нас обхаживает. Я необыкновенно им горд. Думаю, что даже сам сэр Уильям Лукас не смог бы породить более достойного зятя.

Отъезд дочери на несколько дней выбил миссис Беннет из колеи.

— Мне часто приходит в голову, — говорила она, — что на свете ничего нет хуже, чем разлука с родным человеком. Как пусто становится, когда его больше нет рядом!

— Вот к чему приводит, сударыня, замужество дочери, — заметила Элизабет. — Тем больше удовлетворения вы должны находить в том, что остальные ваши четыре дочки остаются в девицах.

— Ничего подобного! Лидия покинула нас вовсе не из-за того, что вышла замуж, а лишь потому, что полк ее мужа находится бог знает в каких местах. Если бы он был поближе, она не уехала бы так быстро.

Отчаяние, в которое она была ввергнута этим событием, мало-помалу, однако, потеряло свою остроту, и она стала питать новые надежды благодаря одному недавно распространившемуся известию. Экономка в Незерфилде получила распоряжение приготовиться к приезду хозяина, прибывающего через день или два, чтобы в течение нескольких недель поохотиться в этих местах. Миссис Беннет пришла в крайнее беспокойство. Она то и дело поглядывала на Джейн, улыбалась и качала головой.

— Так, так, сестрица (новость сообщила ей миссис Филипс), значит мистер Бингли все-таки возвращается. Ну что ж, тем лучше. Хотя меня это мало трогает. Он ведь для нас, как тебе известно, — ничто. Я уверена, что мне вовсе и не хотелось его снова увидеть. И все же его появление в Незерфилде, если он вздумал туда возвратиться, — дело похвальное. Кто знает, что может случиться. Но нас это не касается. Ты ведь не забыла, что мы условились больше никогда об этом даже не вспоминать. А ты уверена, что он приезжает?

— Можешь на меня положиться, — отвечала ее сестра. — Миссис Николс была вчера вечером в Меритоне. Я как увидела, что она проходит мимо, сразу же выбежала на улицу, чтобы все разузнать. Она мне сама сказала, что все это — чистая правда. Он приезжает не позже четверга, а, может быть, даже в среду. Миссис Николс, по ее словам, заходила к мяснику, чтобы заказать мяса к среде. И, к ее счастью, у него нашлось три пары уток, которым уже самое время свернуть головы и отправить на кухню.

Известие о приезде Бингли не могло не вызвать краску на лице у мисс Беннет. Прошло уже много месяцев с тех пор, как она в последний раз произнесла его имя в разговоре с Элизабет. Но теперь, как только они остались вдвоем, она сказала:

— Я заметила, как ты на меня взглянула, когда тетя сообщила нам последнюю новость. И я чувствую, что показалась при этом расстроенной. Но, пожалуйста, не считай, что это было связано с какими-нибудь глупостями. Просто я на минуту смутилась, так как понимала, что все должны обратить на меня внимание. Новость эта не вызвала в моей душе ни радости, ни боли. Особенно приятно, что он приезжает один, так как благодаря этому мы почти не будем встречаться. Не то, чтобы я опасалась за себя, но я боюсь всяческих намеков.

Элизабет не знала, что и подумать. Если бы она не встретилась с ним в Дербишире, она считала бы, что он мог приехать только ради того, о чем было объявлено во всеуслышание. Но там ей показалось, что он по-прежнему любит ее сестру.

И она терялась в догадках, стараясь понять, приезжает ли он с разрешения друга или осмелился действовать по собственному усмотрению.

«И все же это ужасно, — думала она иногда. — Несчастный молодой человек не смеет поселиться в нанятом им по всем правилам доме, не вызвав подобных сплетен. По мне — пусть он живет, как ему вздумается».

Хотя Джейн говорила, что известие о приезде Бингли нисколько ее не тревожит и даже верила в это сама, Элизабет все же ясно замечала ее волнение. В каждом ее поступке чувствовалось возбуждение, нервозность, столь несвойственные ей в обычное время.

Тема, подвергнутая такому горячему семейному обсуждению около года тому назад, вновь стала предметом разговора между родителями.

— Дорогой мой, как только мистер Бингли приедет, — сказала миссис Беннет, — вам, разумеется, нужно будет его навестить.

— Ну нет. В прошлом году вы меня уговорили, обещав, что он за то женится на нашей дочке. Но из этого так ничего и не вышло. Больше вы меня на эту удочку не поймаете.

Жена попыталась объяснить, насколько такой знак внимания к приезду соседа обязателен для его знакомых.

— Терпеть не могу этикета! — возразил ее муж. — Если Бингли нуждается в нашем обществе — ему и заботиться о встрече. Он знает, где мы живем. Я слишком дорожу временем, чтобы бегать ко всем соседям по случаю каждого их отъезда или приезда.

— Ну что ж, насколько я понимаю, вы поступите непростительно грубо. Но я решила, что это не помешает мне пригласить его к нам на обед. У нас скоро будут Голдинги и миссис Лонг. Вместе с нами это составит тринадцать человек, так что за столом для него как раз останется место.

Утешив себя принятым решением, она легче смирилась с недостаточной учтивостью мужа. И все же ей было тяжело сознавать, что из-за этого отказа соседи смогут встретиться с мистером Бингли раньше, чем ее семья.

— Я вообще начинаю жалеть о его приезде, — сказала Джейн своей сестре. — Этот приезд мог быть для меня безразличен, — ведь я могу и впрямь встретиться с ним, как ни в чем не бывало. Но я не переношу связанные с его приездом беспрестанные разговоры. У нашей матери самые добрые намерения. Но она не представляет себе, — этого не может себе представить никто, — как мучают меня ее слова. И я буду рада, когда он снова уедет из Незерфилда!

— Мне бы хотелось тебя утешить, — ответила Элизабет. — Но я не могу. Пойми меня, дорогая. Я не могу даже пожелать тебе набраться терпения, — то, что обычно советуют в таких случаях, — столько ты его уже проявила.

Мистер Бингли приехал. С помощью слуг миссис Беннет узнала об этом немедленно. Тем самым волнения и беспокойства, связанные с его приездом, могли продлиться особенно долго. Миссис Беннет высчитывала, через сколько дней ему можно будет послать приглашение, не надеясь встретиться с ним до этого. Но уже на третье утро после его прибытия в Хартфордшир она увидала из окна спальни, как он въехал на прилегающую к дому лужайку и поскакал к подъезду.

На радостях она сейчас же подозвала к окну дочерей. Джейн не захотела покинуть своего места за столом. Но Элизабет, чтобы успокоить мать, подошла, посмотрела на двор, увидела рядом с Бингли мистера Дарси и снова уселась рядом со старшей сестрой.

— Там с ним какой-то джентльмен, маменька, — сказала Китти. — Кто бы это мог быть?

— Какой-нибудь его знакомый, моя дорогая, — откуда мне знать.

— Ой! — крикнула Китти. — Кажется, это тот самый мужчина, который всюду бывал с ним раньше. Мистер, как там его зовут, — такой высокий и гордый?..

— Боже праведный! Мистер Дарси! Конечно он, клянусь чем угодно. Ну что ж, мы рады приветствовать всякого друга мистера Бингли. Но не будь он его другом, я бы сказала, что прихожу в ярость от одного вида этого человека.

Джейн бросила на Элизабет взгляд, полный удивления и сочувствия. Она почти ничего не знала о том, что произошло в Дербишире. Поэтому она представила себе смущение сестры при чуть ли не первой встрече с этим человеком с тех пор, как она получила от него столь значительное письмо. Обеим сестрам было очень не по себе. Обеих переполняли собственные переживания и взаимное сочувствие. Поэтому они не расслышали болтовни матери о ее неприязни к мистеру Дарси и решимости обращаться с ним учтиво только ради его дружбы с мистером Бингли. Но у Элизабет был повод для беспокойства, совершенно неизвестный сестре, которой она так и не решилась показать письмо миссис Гардинер и рассказать, как изменилось ее отношение к Дарси. Для Джейн это был просто человек, на предложение которого ее сестра ответила отказом и достоинства которого она недооценила. Но Элизабет знала гораздо больше. Она видела в нем друга, который облагодетельствовал их семью и к которому она питала чувство если и не столь же нежное, то, по крайней мере, не менее оправданное и заслуженное, нежели чувство Джейн и Бингли. Его приезд, его появление в Незерфилде и в Лонгборне, его явное стремление снова с ней встретиться — все это удивляло ее почти в той же степени, в какой она была удивлена переменой его поведения при первой их встрече в Дербишире.

Румянец, сошедший перед тем с ее щек, вспыхнул на них еще ярче, и радостная улыбка озарила ее лицо, когда она подумала, как долго остаются неизменными его привязанность и стремление завоевать ее сердце. Но она не хотела зря себя обнадеживать.

«Посмотрим прежде, как он станет себя вести, — сказала она себе. — А помечтать мы еще успеем».