Катастрофа отменяется - Николай Асанов

Заперев отремонтированную машину — стоило немалого труда уговорить владельца мастерской заменить сломанный жиклер и севший аккумулятор, да еще при свидетелях, — Марта пошла искать продукты в дорогу.

Последний раз проходила она через мост, за которым наблюдала всю эту неделю. Минирование моста было закончено, камеры со взрывчаткой заштукатурены и даже тщательно затерты краской под цвет столетней пыли и копоти; провода, подведенные к взрывчатке, утоплены в кабельную сеть, только по цвету — желтому — можно было бы их определить, но попробуй сначала найди тот канал, по которому они проходят; второй взрывной вариант — бикфордов шнур — утоплен в реке, два его конца выведены на оба берега, чтобы мост могли взорвать либо защитники предмостного укрепления, либо, если их сопротивление будет сломлено неожиданно, дежурные саперы, отсиживавшиеся на том берегу.

Да, все подготовлено с чисто немецкой аккуратностью и методичностью, предусмотрены самые различные варианты, кроме, может быть, одного, который могли навязать русские.

Марта перешла через мост в толпе прохожих и вышла на окраину городка.

Зенитных батарей прибавилось. Либо немцы чего-то опасались, либо просто решили на всякий случай усилить противовоздушную оборону моста. Пушки поставлены во дворах и прямо на улицах, — это не секретный объект, пусть каждый благонамеренный немец видит: его будут защищать! На крышах домов, а там, где крыши островерхие, — на чердаках, установлены зенитные пулеметы. Владельцы домов не протестуют. Лучше жить под защитой пулеметов и пушек, чем покинуть эти дома навсегда…

Марта шла с озабоченным видом, заходила в мелкие магазинчики, торопливо выходила, надеясь увидеть того, кто следит за нею, но все было напрасно. Либо по ее следу шел не один человек, либо это был очень опытный наблюдатель. И в то же время она все время чувствовала спиной стерегущий взгляд.

Можно было использовать еще один прием. Если к ней до сих пор не подошли, значит, пытаются раскрыть ее «связи».

Марта остановилась на углу пустынного переулка, близоруко и долго присматривалась к вывеске на угловом доме и, словно с трудом поняв, что это и есть нужный переулок, торопливо пошла, почти побежала по закрытому тенью тротуару. Шипуче зашуршали листья лип под ногами — на шестую осень войны даже добропорядочные немцы перестали подметать и мыть тротуары. Это было к лучшему: на каучуковых подошвах по чистому тротуару преследователь мог бежать за Мартой бесшумно, тут же листья шуршали, и Марта, не оглядываясь, знала: за нею идут.

Она замедлила шаги, приглядываясь все так же близоруко и неуверенно к номерам домов, и вдруг решительно открыла калитку в небольшой садик. Еще накануне, в предвидении опасности, она выбрала именно этот дом. Владелец дома с садиком любил речной спорт. За домом — Марта знала — была калитка к реке. Она даже проверяла калитку с той стороны — без замка, на щеколде. Провожатый, несомненно, останется за воротами или побежит к угловому телефону вызывать помощь для обыска дома, а Марта успеет уйти…

Она обогнула дом и увидела калитку. Рыжеволосый юнец лет пятнадцати натягивал возле калитки просмоленный парусиновый корпус байдарки на алюминиевый каркас. Он удивленно поднял голову, глядя на непрошеную гостью.

Марта слышала, как за спиной ее хлопнула входная дверь, — преследователь торопился. Юнец выпрямился, заслонив спиной выход.

— Простите! — сказала Марта, пытаясь обойти его и открыть спасительную калитку. Парень не двигался.

Марта опустила руку в сумку, висевшую на ремне, переброшенном через плечо. Парень будто понял что-то, распахнул калитку, поднял руки вверх и сказал шепотом:

— Направо открытый люк канализации. Стрелки на стенках показывают направление к реке.

Она проскочила мимо парня и, поворачивая направо, оглянулась. Парень все еще стоял с воздетыми к небу руками.

Открытый люк, огороженный железным треугольником с желтым флажком на вершине пирамидки, находился рядом. Во дворе послышался торопливый разговор, потом раздался удар, что-то упало. Марта нырнула под пирамидку и, ухватившись за скобы в колодце, повисла на руках. Дно было где-то далеко под ногами, и она прыгнула «столбиком», чуть согнув колени.

Грязь из-под ног обдала ее до головы. Она мельком увидела черную, несмываемую стрелку на стенке тоннеля, пригнулась и побежала в темноту, с усилием выдергивая ноги из липкой грязи.

Что значили слова парня? Попала ли она, как крыса, в западню или этот рыжеволосый лодочник понял больше, чем могло подсказать ее внезапное появление, и посочувствовал ей? И все равно опасность еще не миновала. Преследователь, — если он один, — не бросится в колодец, но сейчас, наверное, уже десятки ищеек бегут в разных местах к канализационным колодцам; может быть, у реки уже разворачиваются машины и с них прыгают приученные к быстрым действиям солдаты.

Темнота стала такой давящей, что Марта не выдержала, зажгла электрический фонарь.

Железобетонный тоннель был невысок, идти приходилось согнувшись. В него вливались другие тоннели, но на углах Марта видела спасительную черную стрелку.

Пока в тоннеле было бесшумно: только булькала вода, чавкала под ногами грязь, бежало впереди световое пятно.

А может быть, гитлеровцы сейчас прочесывают все дома вокруг садика, через который она прошла. Вряд ли преследователю могло прийти в голову, что женщина в светлом плаще и в туфельках на высоких каблуках нырнет в эту преисподнюю. Да и кто обратит внимание на открытый канализационный люк? Ведь в нем должны быть люди, зачем бы ему иначе быть открытым и огражденным?

Этот вопрос вдруг поразил ее. Почему, в самом деле, люк оказался открытым? И почему рыжеволосый парнишка знает о стрелках на стенах и о выходе? И почему он сразу поднял руки?

Дышать становилось все труднее. Тоннель как будто шел под уклон, грязь на дне становилась глубже. Вот она уже по щиколотку, вот почти по колено. Но Марта шла и шла, отбросив мысли о том, что можно и утонуть, думая только о рыжеволосом немецком юноше.

Да, она знала, что Германия не умерла. Но раньше это представление было умозрительным. Конечно, ей приходилось, будучи в немецком тылу, слышать и даже читать о казнях саботажников, знала она и о том, что в немецких концлагерях наравне с военнопленными погибают и немцы-антифашисты, но впервые она представила это так отчетливо.

Парень понял, что за нею гонятся. И решил помочь ей. Он, наверное, помогал гонимым не впервые. Сейчас он объясняет, что она угрожала застрелить его и ему ничего не оставалось, как поднять руки, Калитка не на замке, она открыла ее и убежала. Вот все, что он знает.

И как ни трудно ей было сейчас, в этом залитом грязью тоннеле, она с огромной радостью и благодарностью подумала о мальчишке.

И это было чувство странного освобождения.

Когда она встретила лицом к лицу войну, ей показалось, что все немцы поголовно сошли с ума. Думалось, что потребуются чуть ли не века, чтобы снова превратить их в людей: сначала победить, потом снова начать сеять разумное и вечное, что когда-то давало на этой же самой земле такие цветы человечности, какими были для всего мира Гёте, Гейне, Бах, Бебель… Трудно было поверить, что в этой стране еще живут такие люди.

Но Германия жила. Фашизм умирал, а человечность оставалась нетленной. И когда фашизм будет уничтожен, эти люди найдут силы для того, чтобы начать строить новое государство, в котором главным средством строительства будет не принуждение, а понимание.

Русская разведчица, готовая в каждый миг встретиться со смертью, с благодарностью думала о рыжеволосом мальчишке, подарившем ей веру в будущее его народа.

Вокруг нее зашумела и заплескалась вода. Это была уже живая вода, насыщенная кислородом, свежестью, чистотой. Но ее становилось все больше, она обнимала разведчицу по пояс, по плечи, и женщина остановилась, подняв сумку над водой.

Выключив фонарик, она долго стояла в полной темноте, постепенно привыкая к ней, к плеску воды, ожидая, когда темнота оживет. И темнота ожила. Она медленно-медленно засветилась, и это было похоже на появление рассвета в затемненном военном мире, робкого, неуверенного, но обещающего солнце, тепло и жизнь. Далеко-далеко появилось светлое пятно зеленоватого оттенка, какой приобретает свет, пройдя сквозь глубокую воду. Это был конец тоннеля, выходящего в реку. И там не могло быть ни солдат, прыгающих с грузовиков, ни собак, которых можно пустить по следу, там были свобода и жизнь.

Разведчица благодарно вздохнула, попятилась назад, вновь включила фонарик и принялась оглядываться, ища нишу, в которой можно было бы отдохнуть и дождаться ночи.

6

Два дня из квадрата 39Г не поступали сводки.

Сибирцев измучился, похудел, старался не попадаться на глаза подполковнику Масленникову.