Девять с половиной - Марина Рыбицкая

   – Как вы вообще умудрились его девчонке отдать? – полюбопытствовала одна из немытых личностей.

   – На хранение сдали, – буркнул начальник, отпирая клетку.

   – Вечное, – вцепилась я в дверцу. Радостно объявила: – Все, что мне в руки попало, то навсегда пропало! Свойство всего женского рода!

   – Отдай! – взъярились стражники, вцепившись в дверь со своей стороны. – Это наше!

   – Мое! – непоколебимо стояла я на уже своем оружии.

   – Счас получишь! – пригрозил мне один из нукеров, засучивая рукава рубахи.

   – Еще? – обрадовалась я всеми фибрами души, склонной к металлу.

   – Быстро давай сюда! – Дверца клетки тряслась не на шутку.

   Я поняла, что имею перевес в численности противника, и быстро-быстро начала обгладывать ближайшую ко мне саблю.

   Все остолбенели.

   Спустя пять сабель и два разрыва сердца…

   – Мы ее не возьмем! – категорически отреклись от меня немытые личности, плюясь почище своих верблюдов и ругаясь на чем свет стоит. – Она нам не подходит!

   – У нас договор! – чуть не рыдал начальник стражи, с неописуемой скорбью во взоре держа в руках голую рукоять своей любимой сабли. Этим наличие сабли полностью исчерпывалась, сохранилась одна несъедобная рукоять.

   И чего там жалеть, спрашивается? Одно название. Сталь была дешевенькая, некачественная. На один укус.

   – Нам ее не прокормить! – пояснили немытые личности и тихо смылись, оставив меня со стражей наедине.

   – Я тебя сейчас здесь закопаю! – заорал один из нукеров, начиная трясти клетку.

   Глядя на меня, мужик впал в раж и стал, брызгая слюной, грызть прутья.

   – Нечем, – спокойно заметила я, незаметно отодвигаясь. Вдруг бешенство заразно?

   – Тогда убью! – вынырнул из ступора второй. – Ты сожрала самое святое – наше оружие! И оставила нас без работы и куска хлеба!

   – Не факт, – отказалась я брать этот груз на свою хрупкую совесть. – Меня можно еще раз кому-нибудь продать. Или Зареме пожаловаться…

   – Ей пожалуешься, – пробурчал начальник.

   – Лучше убить! – упорствовал особо буйный.

   – Смысл? – философски поинтересовалась я. – Ничего ж взамен не получите.

   – А душу отвести? – выдал кто-то идею.

   Идея не прижилась. Удовлетворение все предпочитали материальное или, в крайнем случае физическое.

   Я поймала на себе несколько горячих взглядов, поежилась и осторожно заметила:

   – Я вообще-то мужчин живьем не ем принципиально. Из-за избытка волосатости, немытости и костлявости. Но могу и отступить от своих правил…

   – А чего назад не просишься? – спросил самый молодой и наивный, которого до этого оттирали в дальние ряды и поэтому он сохранил свою саблю и психику в неприкосновенности от моего желудка.

   – А что, вернете? – хлопнула я на него ресницами, удивляясь извилистости мысли человеческой вообще и мужской в частности.

   – Нет! – злобно отрезал потный и разнервничавшийся начальник, оттаскивая молодого бойца, который остался единственным боеспособным членом отряда.

   – Тогда зачем просить? – меланхолично ответила я вопросом на вопрос, опускаясь на пол и увлеченно следя за ходом спора.

   В результате начальник побегал вокруг да около, выщипал себе в расстроенных чувствах полбороды и справедливо рассудил, что лучше получить за меня, чем от меня. С тяжким вздохом он велел:

   – Везите ее на рынок! Будем… пристраивать!

   Кто не был на городском рынке, тот никогда ничего интересного не видел! Потому что нет оживленнее места во всем городе. Под протяжные крики водоносов: «Вода-а-а, вода-а-а», – вас попытаются обчистить или обмануть. Зычные крики мелких торговцев перемежаются воплями погонщиков. Кричат ишаки, орут верблюды, ржут продаваемые лошади.

   Радуют глаз и нюх пирамиды всевозможных лакомств и завлекательные запахи плова, жареных потрохов и мяса, специй. Вот еще пару шагов – и в ноздри бьют яркие ароматы благовоний, а в глаза – насыщенные цвета ковров и блеск украшений. И ягоды-орехи-овощи-фрукты-фрукты-фрукты… желтые и красные, синие и зеленые, малиновые и оранжевые. Гладкие, колючие, шершавые, круглые, овальные, приплющенные… Виноград. Круглый и продолговатый, желто-зеленый, розовый, красный и черно-фиолетовый…

   По периметру базара множество маленьких чайхан, где расслабленные гости и жители ведут переговоры и пьют из маленьких чашечек-пиал чаи или отвары трав, заедая пахлавой, а иногда теплыми пшеничными лепешками.

   Мне аж плохо стало, и побежала слюна. Но мне поесть-попить никто из похитителей не предлагал, так что сабель в моем убежище стало еще на парочку меньше.

   Торговали долго. К вечеру от меня отказались все! И меня сплавили бедуинам – и то… только потому, что сверху доплатили сами нукеры, вытряхнув из карманов все заначки.

   Воины-бедуины равнодушно пожали плечами и взяли вместе с мелочью, вытащив меня из клетки и закинув на верблюда. Поперек. Что меня сильно возмутило.

   – Лежи спокойно, женщина, – сказал предводитель, присаживаясь на корточки и отводя волосы от моего лица, чтобы рассмотреть получше. (А поздно! Раньше надо было разглядывать, караван ушел!) – И ты будешь жить.

   – Тьфу! – выплюнула я верблюжью шерсть. – С кем?

   – Что – «с кем»? – не понял меня смуглый чернявый мужчина с резкими чертами лица и огрубевшей кожей.

   – Жить с кем? – нахмурилась я, елозя животом по животному. Во как сказала!

   – С нами, женщина, – блеснул белоснежными зубами предводитель. Пообещал: – У меня много сильных воинов, тебе хватит.

   – А их точно хватит? – пробурчала я, не испытывая ни малейшего страха, зато ощущая дикий прилив энергии и возбуждения.

   К этому примешивалась непонятная острая тоска. С чего бы это? Никак железа переела.

   Стражники в это время смылись по-европейски (мне Саид про этот обычай рассказывал), чтобы им меня обратно не всучили.

   Предводитель вскочил на моего верблюда и с чувством хлопнул меня по заднице. Я, в свою очередь, лягнула животное, и мы бодро потрюхали из города в пустыню. Всей большой и дружно навязываемой мне семьей.

   На воротах нас остановили стражники:

   – Кого везете? Бумаги есть?

   Предводитель вытащил из-за пазухи свернутую бумагу и отдал караулу.

   Вот же предусмотрительная тварь! Все продумала! Это я про Зарему. Нехорошо так о будущей маме, но я тихо и про себя.

   – Почему в таком виде? – поинтересовался один из караула, пристально разглядывая меня, подметающую дорожную пыль волосами.