В поисках короля - Елена Бушаева

— Передайте Дону. — Сказала она. — Союз заключен. Пусть пьет.

Вернулась и села, как ни в чем не бывало, снова уставившись перед собой. Варвары, все как один, встали на одно колено, коснулись пальцами левой руки пола, потом лба, поднялись и вышли, не проронив ни слова, и забрали с собой бокал. Все вздохнули с облегчением.

— Это варварский брачный ритуал. — Авторитетно объяснил лорду Хольт, чувствуя, что у него внутри все переворачивается. — Невесты, эм… в большинстве своем будучи не в состоянии проливать кровь невинности, поступают вот таким образом.

— Главное, что они, наконец, убрались. — Проворчал Освальд.

Главное, что ничего еще не кончено, с замиранием сердца подумал Хольт, глядя как Рут деловито принялась за еду.

Глава 46. Часть 3. Лорды и варвары

По лордским обычаям перед свадьбой Рут должна была прожить в доме жениха еще месяц, чтобы убедиться в искренности его чувств и оценить дом, в котором ей предстояло стать полновластной хозяйкой. Хольт сразу ей объяснил, что это просто обычай, леди не имела права отказаться от свадьбы, даже если бы ей все не понравилось. Рут кивнула, не разразившись очередной тирадой о глупости лордов, то ли щадя чувства Хольта, то ли устав говорить одно и то же.

Сам Хольт оказался в очень странном положении. Пожив среди варваров молодой лорд чуть не сошел с ума. У них все было другим, даже не противоположным, а просто другим. Хольт иногда отчаивался понимать логику их поступков и просто запоминал. Например, над ним постоянно издевались, но не для того, чтобы унизить, как удивленно объяснила Рут в ответ на его тихую жалобу, а чтобы он знал свои ошибки и быстрее исправлял их. Присмотревшись, Хольт понял, что она права, младших варваров шпыняли точно так же, и те даже не обижались. Зато бастардом его никто не дразнил, как в материнском замке, потому что почти все варвары сами были бастардами. Да у них даже понятия такого не было, ни то, что слова! А их блудливые женщины? Даже те, которые были замужем, не прикрывали свои тела, и летом излюбленной одеждой варварок были кожаные жилеты, еле сходящиеся на груди. Их специально шили из небольших кусков кожи, соединенных шнурами, чтобы открывать как можно больше. А нечестивые ведьмы, порождения темной стороны души великой богини? И еще хуже — лекарки! Уж на что варвары были бесстыжими, эти бабы были бесстыднее всех, и могли такое спросить… а не ответишь, ни за что лечить не будут. Лекарками были те, которые не годились в воительницы, и у варваров считались слабыми и хилыми. Они были больше всех похожи на леди, к которым привык Хольт, но только сложением. Ни одна леди не стала бы с упоением ковыряться в коровьих кишках, как будто там были спрятаны алмазы. И еще они разрезали трупы, оставшиеся после боя, и ничуть не скрывались. Хольт привык, что за такое полагалась мучительная казнь. «Ну и что?» — не поняла его Рут — «это же просто требуха, мертвым все равно. А так они учатся врачевать раны и понимают законы истечения крови». Хольт возразил, что можно учиться по книгам и не осквернять трупы, как делают книжники, и даже нашел для подружки медицинский атлас. Три дочери Тринидада отнеслись к нему со всем вниманием, заставив Хольта читать и объяснять. После этого Дон велел сохранять книги, а не рвать их на мешочки для стрел и прочие непотребства, а маленькая лекарка отвела юного лорда в палатку с ранеными, попросила взвалить на стол один из трупов и взяла нож. Через некоторое время позеленевший Хольт выполз из палатки с твердым убеждением, что картинки картинками, а так действительно лучше. Ни легкие, ни печень, ни селезенка на практике друг от друга особо не отличались. Но, что ни говори, резала черненькая вовсе не картинку, и смотреть, как она ловко разделывает мертвеца, было ужасающе неприятно.

Если бы не Рут, всегда успевающая деликатно подсказать, пришлось бы совсем худо. А теперь они поменялись ролями. Варварка справлялась куда лучше него, и Хольту, от природы не лишенному деликатности, казалось, что он очень топорно поправляет ее и удивлялся, что еще не избит до полусмерти. Грубых ошибок Рут не совершала, предпочитая ни с кем не общаться и гуляя в одиночестве, но мелкие огрехи давали пищу для пересудов всего замка, особенно леди. Отвыкнув от них, Хольт внезапно увидел, что такое истинная деликатность по сравнению с напускной, диктуемой только правилами приличия, а не душевным благородством. Они следили за Рут с упорством стервятников в пустыне. Если бы дело было раньше, то они все давно бы были мертвы, но теперь приходилось терпеть. Хольт виновато думал, что заставляет Рут нуждаться в нем. Что на этот счет думала сама Рут, оставалось тайной. Единственный раз, когда они поговорили по душам, пришелся на самое начало ее приезда в замок.

Они гуляли по двору, разглядывая окрестности. Хольт был погружен в свои мысли, поэтому вцепившаяся ему в плечо варварка стала большой неожиданностью. Юный лорд взвыл сквозь зубы, пальцы у Рут были по детскости еще тонкие, поэтому было вдвойне больней.

— Ты что?!

— Что это?

На лице у дочери Тринидада был такой ужас, будто она увидела свою смерть. Хольт, холодея, проследил за ее взглядом, но увидел только старую леди, мать лорда Норвента. Старуха медленно шла по двору, окруженная свитой служанок.

— Что случилось, Рут? — Осторожно переспросил Хольт, пытаясь отцепить ее пальцы, но девчонка только крепче вцепилась, да еще прижалась всем телом, стараясь спрятаться за него.

— Кто это? — Истерично взвизгнула она.

— Тише-тише! — Всполошился юный лорд, на них стали оборачиваться. — Пойдем-ка отсюда, что это с тобой?! Это просто старая леди, мать твоего жениха.

Он с силой поволок ее прочь, стараясь прикрывать своим телом от сварливой бабки, от которой уже успел наслушаться всякого и про варваров, и про леди, пускающих их в свои постели, и про плоды этой греховной связи.

У Рут стучали зубы, пришлось снять плащ и обернуть ее в него, как в кокон, отгораживая от мира и даря ощущение защищенности, да еще обнять сверху, чтобы знала, что уж если он не боится, то и ей не стоит. Девчонка постояла, сопя ему в грудь, потом подняла глаза, еще наполненные страхом, но уже приправленным недоумением. Хольт погладил ее по голове, чувствуя себя большим и сильным, и испытывая предательскую гордость.

— Ну, чего ты испугалась, шанежка?

— Да-а-а! — Протянула Рут, снова утыкаясь ему в грудь и обхватывая его руками. — Ты ее видел? Эту женщину? Это ведь женщина? Она больна? Почему она такая?

— Почтенная леди Норвент ничем не больна, кроме старости. — Пожал плечами Хольт. — И сопутствующими ей болезнями. Наверняка у нее подагра, мигрени, разливается желчь и отказывает память…

— Она проклята? — Не понимала его Рут. — Зачем тогда она выходит, ведь проклятие может распространиться на весь замок! Почему ее не убили? Почему она сама себя не убила? Ты видел, какая она страшная? У нее спина, как колесо, у нее все лицо как пустой мешок, а во рту нет зубов! Она пахнет отхожим местом, и гнилью, и смертью!

— Конечно, она же старая. — Недоуменно сказал Хольт, по-прежнему не понимая.

— Что ты смеешься, Хольт! — Рут насупилась и обиженно толкнула его в грудь. — Что я, старух, по-твоему, не видела?

И тут Хольт понял. Не видела. Рут никогда не видела старух. Варвары редко доживали до старости, погибая в бою еще молодыми. Стариками у них считались сорокалетние, еще полные сил и здоровья. Рут никогда прежде не видела морщин и немощи, неудивительно, что она так испугалась.

— Шанежка. — Мягко сказал Хольт, садясь на ступени каменной лестницы и усаживая угрюмую Рут на колени. — Послушай меня. Это опять то различие между вами и лордами. Понимаешь, сражаются наравне с мужчинами только варварки и демонки, да иногда еще горянки. А леди рождены для мира.

— Они слабые! — Свирепо подтвердила Рут. — У них хилые руки и бледные ноги! Они не умеют толком ходить, не то, что бегать! Они рожают в муках и… их мужчины ничуть не лучше.

— Эти люди рождаются для мира, а не для войны. Становясь старше, они оставляют ратные подвиги для молодых и уходят заниматься делами. И их тела становятся мягкими и рыхлыми… а леди вообще не сражаются, им не нужно быть сильными. Поэтому они живут дольше, гораздо дольше ваших женщин. То, что ты видела, делают с людьми прожитые годы. Это настоящая старость, глубокая. Это не болезнь и не проклятие. Это как… ты же видела деревья в здешнем парке? Помнишь, там была и молодая поросль, и деревья постарше, и совсем старые, с корявыми узловатыми стволами?

— Видела. — Кивнула Рут. — Их точит черный гной, заражающий другие деревья, и они не плодоносят больше. Почему их не вырубить? Зачем они нужны? И я не про деревья говорю, если ты снова вздумал играть в метафоры!

— Побойся богиню, Рут, ты же о человеке говоришь! Она женщина, такая же, как ты, только дольше жила. Что ты предлагаешь с ней сделать?