Золи - Колум Маккэнн

цыган! Не оставляй позади мертвых, С кем мы вместе голодали. Не позволяй змеям освободиться От того, чем они хотели нас сделать. Сосульки, съеденные с проволоки зимой, Не заморозят своим весом наши языки. Мы все ждем, брат, Поворота на дальнем углу. Колокол, звонящий сейчас, — Не тот, что ты слышал прежде. Мы оторвем его, спустим на землю И будем пользоваться старой кованой латунью. Она вернет нас назад На длинную дорогу с пятью углами. Говорю с тобой из мшистой земли — Пусть прозвучит скрипка твоего рта! Песня странствий — во всех деревьях И слышна в последних звездах утренней зари. Она рябит воду на повороте реки И возвращается к нам снова. Вскоре ничего не увидишь в трубе, Кроме тишины и сумрака. Небо красно, и утро тоже — Все красно на горизонте, товарищ! Старая цыганская мать, не прячь свои серьги, Свои монеты, своих сыновей, свои сны, Даже внутри своих золотых зубов, И расскажи это братцу черта: Когда он пойдет собирать, Никого из нас больше не заберет с собой. Кто сказал, что твой голос будет чужд Тем, кто поднялся от тебя? Солнце, и луна, и неверный свет звезд, Кибитка, и курица, и барсук, и нож, Все твои печали услышаны Теми, кто страдал вместе с нами. Ты, печальная вечером, Будешь счастлива теперь, на рассвете. С тех пор как они поломали нам кости. Мы можем предсказывать погоду. Когда умрем и превратимся в дождь. Мы еще некоторое время будем рядом, Прежде чем продолжим падение. Мы останемся в тени мшистого дуба, Где ходили И плакали, и ходили, и скитались. Золи Новотна Братислава, сентябрь 1957

Париж 2003

Она выходит из поезда в янтарном свете послеполуденного солнца и прикрывает глаза ладонью. Из тени выступает ее дочь, высокая, худощавая, коротко стриженная. Они четырежды целуются, и Франческа говорит:

— Прекрасно выглядишь, мам, — она наклоняется и поднимает небольшую сумку, стоящую у ног Золи. — Это все твои вещи?

Франческа берет мать под руку. Они идут под широким навесом Лионского вокзала мимо газетных киосков, мимо толпы девушек и выходят на солнечный свет. Дойдя до угла, они слышат пронзительные автомобильные сигналы. На другой стороне улицы из машины выбирается молодой человек в расстегнутом кожаном пиджаке. Его волосы коротко острижены, рубашка расстегнута. Он бросается к Золи и обнимает ее. Щекой она чувствует его щетину.

— Генри, — представляется он, и Золи на секунду прислоняется к фонарному столбу, чтобы отдышаться: это имя так похоже на имя ее мужа.

Франческа помогает матери устроиться на переднем сиденье.

— Он говорит по-итальянски? — шепотом спрашивает Золи, и, прежде чем дочь успевает ответить, Генри произносит целую речь. Он так рад познакомиться с ней, она так молодо выглядит, а везти в машине двух прекрасных женщин — двух, вообразите, двух! — такое наслаждение!

— Он говорит по-итальянски, — говорит Золи со смешком и закрывает дверцу машины.

Франческа смеется, садится на заднее сиденье, наклоняется вперед и массирует матери шею. Уже давно никто не прикасался к ней с такой осторожностью, думает Золи.

Автомобиль трогается с места и, объезжая выбоины в мостовой, встраивается в поток транспорта. Чтобы собраться с мыслями, Золи кладет руки на приборную панель. Улицы становятся шире, машин на них теперь меньше. Она смотрит в окно на быстро сменяющиеся огни светофоров, на рекламные панели. «Я столько раз приезжала в Париж, — думает она, — но ни один из приездов не был похож на этот». Они успевают проехать на желтый свет и сворачивают на длинный проспект, в тень молодых деревьев.

— Я потом тебе все тут покажу, мам, — говорит Франческа, — но сначала заедем домой. У нас готов чудесный ленч, вот подожди, посмотришь, сколько разных сыров!

Дочери взбрело в голову, будто Золи — любительница сыра. Той хочется возразить: «Это твой отец обожал сыр, а не я». Золи кладет руку Генри на запястье и спрашивает, любит ли он сыр. Почему-то этот вопрос смешит его. Золи не понимает, что тут смешного. Генри, делая резкий поворот, хлопает ладонью по рулю.

Проезжая мимо киосков и магазинов с иностранными названиями, машина сбавляет скорость. Из одного магазина выходят несколько арабок в темных головных платках, закрывающих лица, видны только их глаза. Чернокожий мужчина везет тележку с куртками. Золи поворачивается посмотреть на него.

— Столько народу, — говорит она, — не ожидала такого столпотворения.

Дочка отстегивает ремень безопасности, наклоняется вперед и шепчет:

— Я так рада, что ты приехала, мам, просто не могу поверить.

Генри тормозит, машина вздрагивает.

— Пристегни ремень, Франческа, — говорит он.

Наступает молчание, Золи слышит, как дочь с долгим вздохом откидывается на спинку сиденья.

— Извини, Франка, — говорит Генри, — но я тут не один еду.

Как странно слышать прозвище дочери из уст молодого человека. Как замечательно, что она здесь, в маленьком автомобиле, на шумных улицах, в солнечный четверг, когда дома в