Смерть от воды - Торкиль Дамхауг

Йомар позвонил еще раз. Она все еще сидела на полу в коридоре. Очнулась от звонка.

— Что-то случилось?

— Да, — сказала она.

— Когда ты появишься? Я жду уже сорок пять минут.

— Я не появлюсь.

Она не испытывала ни капли смущения. Он говорил, что едва знаком с Майлин. Он ей лгал. Люди лгут почти все время. Она сама лжет, когда необходимо. Йомар Виндхейм был не лучше и не хуже остальных.

— Ты был у Майлин в ее кабинете. За пару недель до ее исчезновения.

Он не ответил.

— Ты был там несколько раз. Ты был с ней знаком.

Скажи он что-нибудь сейчас, она бы повесила трубку и выключила телефон. Но эта тишина провоцировала. Она заметила, как внутри поднимается ярость, неприятно, потому что непонятно откуда. Она принялась обзывать его, обвинять в том, что он злой и расчетливый и при этом идиот, раз думает, что можно ее обманывать. Потом все прошло, и она смогла взять себя в руки. Она даже не подозревала, что в ней все это сидит. Где-то в подсознании, далеко за бушующими волнами ярости, Лисс надеялась, что он положит трубку и не будет стоять и выслушивать поток дерьма, которое она на него изливала. Но он не вешал трубку.

Все кончилось, как судороги после разрядки. Постепенно ей удалось загнать ярость в стойло, откуда ее можно выпускать маленькими порциями. Наконец она стала приходить в себя, смутно понимая, что первое чувство, которое сейчас ее охватит, будь то злость или горе, уже никогда ее не отпустит.

— Могу я просить об искуплении? — спросил Йомар.

Победил смех. Он ухватил ее за живот и горло и вытряс все, что поддалось вытряхиванию, из ее тела. Но смех был без капли радости. Просто другая сторона ее развинченного состояния. Она увидела себя на полу в коридоре, юбка свернута трубочкой на талии, низ прикрыт какой-то тонкой материей, макияж наверняка расплылся вокруг глаз с пустым взглядом.

— Я не прав, — попытался он снова объясниться, выслушав, чем закончилась предыдущая попытка. — Я могу объяснить.

Это тоже была цитата. «Наверное, без цитат не обойтись», — подумала она.

— Не надо ничего объяснять.

Он сделал вид, что не услышал:

— Я не врал тебе, но ты не спрашивала, а я не мог об этом говорить. Может быть, было слишком болезненно. И, не сказав сразу, я уже так и не смог рассказать потом.

Казалось, ему действительно очень неловко. И она дала ему договорить.

— Пару лет назад я к ней приходил на несколько сеансов, когда она читала лекции в институте. Мне было паршиво. Проблемы в семье. Я был у нее четыре или пять раз. Она мне помогла, я…

— Давай к делу, если есть.

— Когда мы закончили, мы договорились, что я могу обратиться к ней еще, если будет необходимо. А пару месяцев назад мне надо было с кем-нибудь поговорить. Я был у нее два раза. Собирался зайти еще, но тут вот все это случилось.

— Я кладу трубку, — сказала она.

— Ты придешь?

— Нет.

— Тогда можем поехать ко мне, я организую какую-нибудь еду.

Предложение задело тлеющую ярость.

— Не пойдет, — сказала Лисс как можно спокойнее.

— Что не пойдет?

— Мы с тобой.

Йомар замолчал. Потом сказал:

— Я хочу, чтобы ты знала, что случилось со мной после нашей встречи. Можем мы встретиться и поговорить об этом?

Она встала с пола:

— Мне надо уехать на несколько дней. Из города.

— Сегодня вечером? На дачу, о которой ты говорила?

Она не ответила.

— Мы увидимся, когда ты вернешься?

Она положила трубку.

3

Тяжелый мокрый снег падал весь день. Трасса была скользкой, как мыло, и Лисс заставляла себя снижать скорость, хотя движения на дороге почти не было. Медленное движение выводило ее из себя, она нацепила наушники, подключилась к айподу и нашла какую-то электронную музыку, которая ей когда-то нравилась. Через пару минут музыка стала ее раздражать, она отбросила плеер на соседнее сиденье.

Она создала себе образ Йомара Виндхейма. Ей казалось, он всегда говорит что думает и держит слово. Она всегда знала, чего от него ожидать. Он не врал. Он был не такой, как она.

Она свернула с трассы. Дорога в лес была еще более скользкой, на горки ей приходилось взбираться на второй передаче, но теперь медленная езда ее не раздражала. Спокойствие, привычное для дачи у озера, настигло ее уже здесь. Заплатки полей и перелески проплывали мимо в темноте, покрытые снегом, тихие… Йомар был пациентом Майлин, был с ней знаком, и это все меняло. Можно было бы еще что-нибудь выяснить, что он скрывал, контролировать это. Или сказать ему по телефону еще более страшные вещи, постараться как следует, чтобы он даже не пытался больше с ней встретиться. Она могла рассказать, что убила человека.

Дорога в лесу была расчищена до парковки и выше. Но там, где начиналась летняя тропа, пришлось достать снегоступы. Снег был суше и легче, чем в городе, а под свежим снегом, выпавшим за день, лежал слой наста. Она начала пробивать путь к лесу. Остановилась и прислушалась. У Майлин будет могила, где Лисс сможет зажигать свечи и ставить розы в кувшине. Но только здесь она приближалась к сестре.

С помощью снегоступов она счистила снег у двери в сарай. Достала лопату, откопала веранду и освободила от снега дверь в дом. Приятно ощущать, как пот струится по спине. Приятно делать все привычные дела, когда приезжаешь на дачу. Растопить камин и печку, протоптать тропинку к озеру, опустить ведра в полынью под камнем. Вернувшись с водой, Лисс разделась и выбежала на улицу голышом, натерлась снегом, легла на ледяной ковер, перекатилась пару раз с боку на бок, потом легла на спину и лежала, пока спина не онемела от холода.

Тогда она растерла себя мохнатым полотенцем до красноты на бледной коже, несколько минут попрыгала по гостиной, а потом опустилась в кресло перед камином. Сидела и смотрела на огонь.

Это ты научила меня, Майлин, согревать собственное тело. Не ждать, что кто-нибудь другой придет и согреет меня.

В блокноте осталось совсем мало страниц.

Все, что здесь написано, предназначено тебе.

Снова пришла странная мысль, что сестра каким-то образом может это прочитать. Будто этот маленький блокнот был порогом туда, где находилась Майлин. В малейших деталях она стала описывать ночь на Блёмстраат. Все, что там случилось. Все, что она сделала.

Закончив, Лисс достала бутылку красного вина, которую бросила в рюкзак, взяла из шкафа два бокала. Только начав рыться в кухонном ящике, она обнаружила, что пропал штопор. Она заметила это еще в первый приезд накануне Рождества, но забыла прихватить с собой новый.

Не похоже на Майлин увозить отсюда вещи. В самом низу предпоследней страницы она написала:

Не забыть, пропал штопор.

Она поднесла парафиновую лампу к стеллажу, чтобы достать книжку. Хотелось выбрать что-нибудь уже читанное, с чем можно заснуть, не дочитав до пятой страницы. Ряд книг слегка выступал вперед, Майлин всегда поправляла книги, чтобы они стояли ровно. Она могла ходить по даче и наводить здесь и там порядок. Заставляла Лисс прибирать раскиданные вещи, ставить стеклянные фигурки на каминную полку симметрично или в какой-то логической последовательности. Майлин нравилось наводить порядок, и при этом ее не раздражал чужой хаос.

Лисс достала детектив, над которым когда-то засыпала, бросила его на диван и приложила обе ладони к корешкам книг, чтобы затолкнуть их на место. Они не сдвинулись. Твердо решив навести порядок в духе Майлин, она достала шесть-семь книг, которые торчали на полке. Что-то лежало сзади и мешало: завалившаяся книга. Она была не толстой, в мягкой обложке. Лисс потянула за обложку, вытащила книгу и поднесла к парафиновой лампе на столе.

«Шандор Ференци, — прочитала она. — Клинический дневник Шандора Ференци».

4

Роар Хорват прибавил газу. На шоссе между полосами лежал убранный снег, колесо зацепило сугроб, и машину чуть не развернуло. Роар снизил скорость и вышел из заноса.

Новости закончились, он переключил проигрыватель. Внутри лежал старый диск «Пинк Флойд», и он вывернул громкость на максимум. Был вечер пятницы, и Хорват провел день с раннего утра в офисе. Последние ночи спал ужасно. На работе он собирался заново перечитать все свидетельские показания в деле Майлин. Он чувствовал себя марафонцем, достигшим финиша, которого просят пробежать дистанцию еще раз. Он рассчитывал следить за работой в Бергене и за контактами с близкими Майлин. Но его посадили читать документы, что можно было расценить исключительно как понижение, и ему очень хотелось попросить Викена прямо признаться, что это вызвано его враньем в то утро в гараже.

Телефон зазвонил. Роар выключил музыку, поискал гарнитуру, вспомнил, что она осталась на столе в кабинете. Пришлось прижать телефон к уху плечом.