Испанская новелла Золотого века - Луис Пинедо

Она велела увести Селио и тайно приказала своему дворецкому, чтобы его окружили заботливым уходом. Каждый день она беседовала с ним и каждый раз просила его рассказать ей свою историю, и это чрезвычайно удивляло Селио, заметившего, что вице-король не хочет, чтобы он говорил с ним о чем-либо другом.

Закончив все, что она должна была сделать в этой стране, — наказав виновных и раздав верноподданным заслуженные награды, как ей предписал король в своих приказах и распоряжениях, — Диана, видя, что ни уговоры, ни деньги не могут смягчить родственников покойного судовладельца, велела поместить Селио на своем адмиральском корабле и под видом арестованного увезла его с собой, обедая и играя с ним в карты в течение всего путешествия.

Диана застала короля Испании в Севилье; она поцеловала его руку, сопровождаемая большой свитой, в которой находился и Селио; с ним, правда, было несколько стражников.

Я думаю — и, мне кажется, я не ошибаюсь, — что ваша милость считает меня плохим новеллистом, потому что, хотя Селио столько раз о себе рассказывал Диане, она, несмотря на все перенесенные испытания и злоключения, так-таки ни разу не открылась ему. Но я прошу вас, сеньора, ответить мне: если бы Диана себя ему выдала и порыв страсти бросил их друг другу в объятия, то как бы этот вице-король мог добраться до Севильи?

Многие к тому же уверяют, будто люди, заметив, что они беседуют все время наедине, стали на этот счет перешептываться. Было доложено королю, и тогда Диана вынуждена была открыть, кто она такая, и злые языки были посрамлены. Известно, во всяком случае, что среди милостей, которые она исходатайствовала у короля за свою службу в Индиях и их умиротворение, было помилование Селио. Вслед за тем она попросила, чтобы король заставил его выполнить свое обещание жениться на ней, что поразило короля, всех его придворных и Селио, узнавшего наконец, что губернатор был его прекрасной женой, которая стоила ему стольких слез и испытаний.

Велики были милости, которыми их осыпал король, и великолепны празднества, устроенные в честь их свадьбы, но не меньше была их радость, когда они увидели своего сына, за которым были посланы доверенные лица. Пастушка привезла им его, одетого в грубый наряд подпаска, но лицо у него было прелестно, и густые кудри спускались до самых плеч. Радость наших влюбленных, отдыхающих в объятиях счастья, ваша милость, обладающая большим воображением, может себе представить; возможно даже, что ваше воображение сделает ее еще сильнее.

А я тем временем отправлюсь в Толедо, чтобы сообщить добрую весть Лисене и Октавио, потому что на этом заканчиваются приключения прекрасной Дианы и верного Селио.

Гонсалло де Сеспедес-и-Менесес

Из книги «Удивительные и необыкновенные истории»

Пачеко и Паломеке

Глава LIII История, случившаяся в Толедо, а также о древнем происхождении и основании этого достославного императорского города

О происхождении императорского города Толедо, некогда стольного града знаменитейших готских королей, а ныне — величественной резиденции верховного прелата, иными словами, примаса и архиепископа обеих Испаний, — происхождении, имеющем возраст столь почтенный, приходится судить больше по догадкам, чем по свидетельствам очевидным. О городе этом, расположенном в ближней части Испании — Таррагоне, в Карпетанской провинции, особо упоминают и Тит Ливий, и Птоломей, и Плиний[91]; все трое, авторы наисерьезнейшие, так превозносят его великолепие, его громкие победы и его бессмертную славу, что одного их весомого слова, одного их уважительного свидетельства хватило бы, чтобы поставить Толедо среди самых знаменитых и изобильных городов мира; почему, и не без справедливой на то причины, от самых начал и истоков красуется на гербе Толедо коронованный двуглавый орел, на долгие годы, на веки вечные неразлучный с городом, чьи великие деяния, гордое мужество и несметные богатства стяжали ему почетное звание императорского и пышное величие его царственного герба.

Об истоках и началах Толедо написано было немало подробных и достоверных трудов уроженцами Испании — а иногда и самого этого императорского города, — хотя один из них, причем отнюдь не менее сведущий, а именно высокоученый архиепископ дон Родриго, отрицает (не знаю, впрочем, по какой причине) древность города, называя его основателями Толемона и Брута; другие, глубоко изучив предмет, утверждают, что он был воздвигнут греками под предводительством отважного Геркулеса Ливийского, что подкрепляется не только преданием о знаменитой пещере, бытующим и по сей день, но и самим греческим словом Ptoliethron, из которого, стоит несколько изменить его, легко вывести испанское название города.

Третьи, вперив в эту загадку пытливый ум, говорят, что то был знаменитый греческий астролог Ферресий, каковой, угадав в благоприятном расположении светил счастливую будущность этого места, основал здесь город и посвятил пещеру Геркулесу — своему божеству, и было это в 1270 году до Рождества Христова.

Иного мнения держится Гарибай, ссылаясь на Бейтера, Фигераса и Ариаса Монтано[92] которые все сходятся на том, что город был основан войсками Навуходоносора — халдеями, персами и евреями; они-то, якобы, и нарекли его Toledoth, что значит «многоплеменный»; и все же большая часть самых серьезных и ученых авторов полагает, что наиболее вероятным его основателем был отважный Геркулес, а остальные лишь укрепили и расширили его пределы.

Славнейший сей город стоит на горе, образуя с ней как бы единое целое — так, что являет собой неприступнейшую твердыню, дополнительным укреплением и украшением которой служит полноводная река Тахо, плавной, подковообразной излучиной опоясывающая город и орошающая окрестные поля, пышность и плодородие которых достойны всяческого удивления и восхищения. Эти преимущества, а также мягкий климат, свежий и прозрачный воздух, неподверженность землетрясениям, наводнениям и туманам, влиятельность и процветание, красота и скромность толедских дам и повсюду известные достоинства здешних кавалеров, которыми город был славен во все времена, — все это по справедливости искупает скалистую суровость его природного облика.

Не стану описывать далее ни его святыню — первейший и знаменитейший храм всей Испании, ни гордые крепостные башни, ни великолепные дворцы, мосты, строения и древности, ибо тем самым не только уклонюсь от своего предмета, но и сделаю повествование чрезмерно и бесплодно пространным, а посему, не говоря лишних слов о том, что само стяжало себе такую известность и славу, и заранее извинившись за подобное упущение, приступаю к обещанному рассказу.

Глава LIV Примечательная история, случившаяся в Толедо

Когда в тысяча пятьсот двадцать первом году большая часть Испании, охваченная смутой и раздорами, которые называют еще восстанием комунерос[93] пылала в кровавом огне гражданских войн, вызвавших столько тревог и пересудов среди прочих жителей страны, и произошел в императорском городе Толедо случай, о котором я собираюсь рассказать со всей правдивостью и достоверностью. И именно потому, что эта история во всей ее неповторимости зачиналась под грозное бряцание мечей, когда дух мщения и жестокости царил вокруг, я без колебания осмелюсь заявить, что никогда еще сыну Венеры не удавалось так насмеяться над своим прелюбодейным отцом, ибо, при явном неравенстве двух таких противоположных стихий, как война и любовь, он, как никогда ясно, показал свою силу и власть и явил истинный и высоконравственный смысл своего метафорического рождения.

В те поры в городе кипели такие страсти и он так страдал от усобицы, что только крепость устоев спасла его от погибели и разрушения. Пожар бедствий усердно раздували самые почтенные и влиятельные горожане, и не меньше других отличались в этом двое братьев Паломеке, знаменитые как своим могуществом и отвагой, так и древностью своего рода. Старшего звали дон Фернандо, младшего — дон Педро, и оба были великими ревнителями интересов своего дома, в чем следовали по стопам отца, благородного дона Родриго, который, к несчастью, в самом начале беспорядков был убит на площади Сан-Хуан-де-лос-Рейес, что послужило немалым поводом для того, чтобы беспокойство в городе возросло, и взаимная враждебность усилилась; причем оба брата словно соперничали в своей ненависти к дону Лопе Пачеко — знатному юноше, настолько прославившемуся своими геройскими поступками, добрым нравом и приятной наружностью, что молва единодушно окрестила его Безупречным.

Дважды дон Лопе со своей родней изгонял братьев Паломеке из Толедо; и оба раза, преследуемые по пятам, братья скрывались в своей загородной усадьбе, откуда затем исчезали таким чудесным и тайным образом, что все в городе называли эту усадьбу Паломеке не иначе как «Зачарованной».