Персонных дел мастер - Станислав Десятсков

— Ручаюсь, пройдем на штыках—сквозь шведскую линию!

Петр помедлил и согласно наклонил голову.

И вот в час дня барабаны ударили атаку, и, точно подгоняемые северным ветром, бившим им в спины, русские батальоны пошли в штыковую. Шведы успели сделать только один залп, как русские уже налетели и опрокинули первую линию, вторую, третью. Левенгаупт двинул в бой резервную линию, но русские на штыках прошли и ее и ворвались на шведские батареи. К трем часам дня главная позиция шведов была взята, и расстроенная шведская пехота спешила укрыться в вагенбурге, составленном из четырех тысяч повозок и фур (еще четыре тысячи повозок с боеприпасами были предупредительно отправлены Левенгауптом к Пропойску). Сгоряча преображенцы и семеновцы бросились было к вагенбургу, но отхлынули под картечью оставшихся шведских пушек, густо покрыв побеленное снегом поле зелеными солдатскими мундирами (один Семеновский полк под Лесной потерял добрую половину своего состава).

Отойдя на ружейный выстрел, русские выстроились насупротив вагенбурга, упиравшегося тылом в реку Деснянку. Влево от вагенбурга был единственный мост через Леснянку, охраняемый драгунами Шлиппенбаха. Петр, так же как и Левенгаупт, понимал, что мост этот — ключ к виктории. Взяв мост, русские лишали шведа последнего пути к ретираде. Но Петр решил повременить с атакой моста, так как вынырнувший из снежной пелены драгунский офицер доложил, что на скором подходе конная дивизия Боура.

— Успел-таки, чертов немец! — весело рассмеялся позади царя Меншиков.

А у Петра словно рукой сняло страшное напряжение боя.

— Дать войскам роздых!— приказал он Меншикову.

— И то верно, мин херц! Люди с четырех часов утра не спавши, не евши, валятся с ног!— Меншиков был весьма доволен царским приказом.

— Дождемся Боура, тогда и ударим на мост! — решил Петр. — Только бы швед прежде сего не вышел из вагенбурга и не контратаковал!

Но шведы словно приняли русское «приглашение» к роздыху. В вагенбурге царила такая путаница и сумятица, что надобно было сначала разобраться в частях, смешавшихся при отступлении, прежде чем идти в контратаку. Стонали тысячи раненых, помещенных за повозками, ржали укрытые здесь же лошади. Под покровом усиливающейся метели шведские гренадеры самовольно, не слушая офицеров, разбили несколько фур с бочонками рома и, пьяные, шатались меж раненых. Генералы и полковники не могли найти свои части, и единственно, о чем сейчас молил фортуну шведский командующий, был скорый возврат трех тысяч рейтар своего авангарда, с помощью которых можно было контратаковать русских. Однако первыми пришли не рейтары, первым пришел Боур с пятью тысячами русских драгун.

Поставив еще не обстрелянных драгун Боура на своем левом фланге, Петр перебросил невских и вятских драгун на правый фланг к мосту и приказал Меншикову взять мост в конном строю.

Второй раз в этот день довелось Роману идти в кавалерийскую атаку во главе своего прежнего эскадрона (капитан Маврин был убит еще в авангардном бою, и Мякотин своей властью вернул Романа в строй). То, что он снова был в своей части и на прежней знакомой должности и что стремя в стремя с ним скачут Кирилыч и Афоня, вернуло Роману и прежнюю силу и удаль, словно и не лежал он только что утром, со звоном в ушах, в лесном буераке.

Атака русских драгун шла с холма, а Шлиппенбах, по своей природной горячности, бросил конницу навстречу русским, и стычка та была недолгой. Полки Меншикова, ударившие сверху, опрокинули шведов, взяли в конном строю стоявшую у моста неприятельскую батарею. Пурпурный плащ светлейшего, развевавшийся, как знамя, мелькал уже на другой стороне моста, когда эскадрон Романа рубил отчаянно защищавших свою батарею шведских бомбардиров. Шведы успели дать залп в упор картечью, и кулями свалились с коней Демид и Суслик. Эскадрон, однако же, ворвался на батарею. Кирилыч сбил лошадью здоровенного шведского фейерверкера, Роман срубил без пощады усатого капитана, по команде которого шведская картечь, словно град пшеничное поле, на добрую половину выбила его эксадрон, а сбитый с коня Афоня, схватив оглоблю от артиллерийских упряжек, бился с батарейцами, словно Васька Буслаев на новгородском Великом мосту.

— Черт! Ничего не видно!— Левенгаупт с досадой передал своему адъютанту подзорную трубу.

Однако через минуту, когда к вагенбургу подскакал Шлиппенбах с остатками своих драгун, в подзорной трубе не было и нужды. Все стало ясно: Меншиков взял мост, и ключ к викторш держал теперь в своих руках царь Петр, отрезавший шведам последний путь к ретираде. Курляндская армия, как в ловушке, была заперта в вагенбурге. С фронта и с флангов были русские, позади река Леснянка, а за ней — непроходимые топи и лесное бездорожье.

Куда девалось утреннее высокомерие и самоуверенность Адама Людвига Левенгаупта! Перед Шлиппенбахом сидел сломленный и точно сразу постаревший на десять лет генерал, которому ничего не оставалось, как поутру отправиться в русский лагерь, вручить царю Петру на аккорд свою шпагу и сдать всю армию и обоз.

— Я говорил вашему превосходительству, что позиция у Лесной годится скорее для авангардного, чем арьергардного, боя!— сердито шамкал за спиной старый начальник его штаба.

— Вот русские и провели свой авангардный бой! Я всегда говорил, что они многому научились у нас в эту войну! — горячился рядом с начштаба Шлиппенбах.

А Левенгаупт горько подумал, что теперь все будут упрекать его и в неверной диспозиции, и в недооценке неприятельских сил, и в промашке с мостом. Но главная причина поражения заключалась не в нем, генерале Левенгаупте. Главная причина разгрома шведов заключалась в русском солдате, который выстоял там, где шведский солдат дрогнул.

Оставалась одна надежда — на помощь своего авангарда, который спешно возвращался от Пропойска. И его рейтары успели! Левенгаупт даже не поверил сначала своим ушам, когда вновь раздались выстрелы и крики там, у моста.

Шведские рейтары уже глубоким вечером, когда всё поле баталии затянула снежная вьюга, внезапно выросли из леса и обрушились на лагерь Меншикова, разбитый было уже на другом берегу Леснянки. Не ожидавшие столь внезапного нападения драгуны Меншикова были отброшены, и мост снова оказался в руках шведов. Невцы в этом ночном сражении второй раз испытали все превратности воинской фортуны и снова приняли ледяную купель Леснянки.

— Мин херц! Да утром я сей мост первой же атакой верну! Ей-ей верну! — клялся Ментиков.

Но Петр сердито отвернулся от своего любимца и приказал Боуру и Голицыну:

— Выставить крепкие караулы! Всем быть готовым поутру к новой баталии. С места не сходить! Отдыхать тут же у костров!— и, подавая пример, молча закутался поплотнее в плащ и лег на мерзлую землю.

Левенгаупт не оставил, однако, времени Александру Даниловичу Меншикову для утренней атаки. Хотя рейтары отчаянным нападением и отбили мост, шведский командующий ясно понимал, что его корпус на следующий день не выдержит первой же атаки летучего корволанта русских. Оставался единственный путь — скорая ретирада. А чтобы успешно ее осуществить, приходилось бросить четыре тысячи повозок. Жертва была велика, но Адам Людвиг Левенгаупт, как старый боевой генерал, здраво рассудил, что важнее спасти остатки войска, нежели обоз. Опять же, начиная отход, он рассчитывал спасти вторую половину обоза (там были фуры с боевыми запасами, в которых армия короля нуждалась больше хлеба), уже стоявшую в Пропойске. Он еще не знал, что в тот самый час, когда его рейтары отбили мост у Меншикова, русские драгуны, отделенные от отряда Боура, сожгли мосты через реку Сож.

Ретирада была организована Левенгауптом с продуманной тщательностью. Раненые, оставленные в лагере, поддерживали огонь в кострах, части снимались с бивака бесшумно и молча, друг за другом текли через мост, так что русских удалось хотя бы при отступлении обмануть и безопасно выйти на узкую лесную дорогу, ведущую к Пропойску.

И здесь вдруг началась паника. Неизвестно какими путями пролетела весть, что русские сожгли мосты через Сож. Сразу заговорили, что русские драгуны взяли уже и сам Пропойск, что их сопровождают сорок тысяч калмыков с арканами, что Меншиков гонится следом... И вот те самые бывалые солдаты, которые побеждали с Левенгауптом при Мур-Мызе, да и вчера бились до позднего вечера, ударились вдруг в нежданное паническое бегство, не слушаясь своих командиров и прямых начальников. На узкой лесной дороге движение часто задерживалось, и тогда задние части наседали на передние, ряды мешались, и скоро вся многотысячная масса шведского войска побежала обезумевшей толпой. Солдаты тузили друг друга где кулаками, а где и прикладами, прокладывая себе дорогу,— конные наезжали на пеших, и Адам Людвиг Левенгаупт под эскортом рейтар с трудом пробился среди этой ночной свалки.