Персонных дел мастер - Станислав Десятсков

Роман скакал стремя в стремя с принцем Дармштадтским, который лично повел в атаку полк невских драгун, первым перешедший реку. Роман не успел и словом обмолвиться со старыми сослуживцами, как принц выхватил шпагу и приказал горнисту трубить атаку. На ходу разворачивая свои эскадроны, невские драгуны помчались с фланга на шведскую батарею. Поспешность принца была оправданной, поскольку неприятель внезапной атаки не ожидал и не успел завернуть орудия. Роман на скаку ясно видел, как рослые шведские бомбардиры торопливо заворачивали тяжелую гаубицу, а возле них зайчиком прыгал, размахивая шпагой, молоденький офицер-фендрик.

«Вот этого-то зайчика я и возьму!» — решил Роман, помня о царском наказе во что бы то ни стало добыть языка. Он оглянулся назад и увидел рядом верного Кирилыча. Вахмистр скакал, само собой, впереди эскадрона, но старался по привычке держаться поближе к своему питомцу.

— Берем фендрика!— крикнул ему на скаку Роман. Кирилыч толком не расслышал, но согласно кивнул головой. «Успеют или нет шведы развернуть орудие?» — молнией мелькнуло у Романа, и машинально он сильнее бросил вперед своего Воронца. Тут же понял — нет, не успеют! Шведы растерялись — часть из них, видя столь близко русских драгун, ударилась в бегство, часть, во главе с легоньким фендриком, продолжала упрямо разворачивать гаубицу. Роман видел, как принц первым ворвался на батарею и срубил высоченного шведского бомбардира. А вслед за тем он и сам налетел и сбил лошадью фендрика.

— Бери живым!— крикнул он Кирилычу, и тот тяжело упал с лошади на щуплого офицерика, подмял его и стал вязать руки ремнем. В этот момент раздался чей-то тревожный крик: «Рейтары!» Роман увидел, как от деревни во фланг невским драгунам мчится стальная лапа шведских кирасир, и ему стало ясно, что невские драгуны на своих низкорослых степных лошадках, к тому же увлекшиеся атакой и расстроившие свои ряды, будут неизбежно смяты закованными в латы рейтарами. Понял это и принц. Он завернул коня и приказал Роману:

— За мной, к переправе, здесь потребен сикурс!

Уже мчась к переправе вслед за принцем, Роман видел, что Кирилыч успел-таки, как куль, перебросить пленного фендрика на свою лошадь и повернул вслед за ними к реке.

Левенгаупт прискакал в арьергард к самому началу сражения. Потому он успел распорядиться сжечь мост, расставить батареи, выдвинуть цепь стрелков в прибрежные кусты. Конечно, все это, вероятно, сделал бы и Кнорринг, но Левенгаупту было спокойнее, когда он все делал сам. Генерал-адъютант был, конечно, недоволен вмешательством Левенгаупта, и брюзгливое выражение не сходило с лица спесивого графа Кнорринга. Адаму Людвигу было даже приятно немножко пощипать парижского петиметра.

«Здесь, граф, не Версаль,— здесь война!» — посмеивался он про себя. Хорошо устроив войска, Левенгаупт позволил и себе хорошенько пообедать на барабане под звуки артиллерийской канонады.

— Как по-вашему, граф, что мне дает это арьергардное сражение? — спросил генерал. Пользуясь привилегией командующего, он расположился за походным барабаном один, не пригласив присесть ни Кнорринга, ни его штаб.

— Полагаю, ваше превосходительство получит благодаря стойкости войск моего арьергарда день передышки от той царской охоты, которую организовали на нас русские, и успеет продвинуть обоз по дороге к Пропойску!

— Так, так! — Левенгаупт бодро опрокинул стаканчик рома (бочонок был доставлен с Ямайки и столь кстати оказался в шведском обозе).— Но что еще я получу в результате стойкости ваших войск?

Кнорринг молчал, явно растерявшись, и Левенгаупт с наслаждением наблюдал, как граф не решается выговорить роковую фразу.-

Да и откуда было знать версальскому щеголю, что этот арьергардный бой заставил русских развернуть все силы и он, Левенгаупт, к своему изумлению, опытным глазом боевого генерала ясно увидел, что сил-то у русских на добрую четверть меньше, чем в его корпусе.

Следовательно, можно предположить, что русские неверно оценили состав курляндской армии (так для цветистости именовал Левенгаупт свой корпус), и он может не только задержать отряд царя, но и раздавить его, навалившись на него главными силами. Вот к какому оперативному решению привел Левенгаупта этот арьергардный бой.

— Ваше превосходительство, русские драгуны! — выручил Кнорринга в затянувшемся молчании его адъютант, указывая на левый фланг. И все увидели, как по прибрежному лугу прямо на крайнюю батарею несутся русские драгуны (это была та самая атака невских драгун, в которой участвовал Роман).

— Разрешите, мой генерал, я с моими рейтарами сомну их?! — вызвался Кнорринг.

— Действуйте, граф!

Это Левенгаупт мог разрешить графу Кноррингу — скакать впереди рейтар, рубить, стрелять из пистолетов,— ведь этой дворянской науке граф обучен сызмальства. И впрямь, рейтары Кнорринга опрокинули невских драгун и стали было гнать их к переправе, но в свой черед были здесь атакованы Вятским и Тверским драгунскими полками, приведенными принцем Дармштадтским. Разгорелся кавалерийский бой, под прикрытием которого шведская пехота отошла на лесную дорогу, увозя пушки. Отход прикрывали угрюмые рейтары, короткими наездами отбивавшие атаки драгун.

Вечерело. Стоя по грудь в ледяной воде, русские саперы стучали топорами у моста, спешно готовя переправу. Ночью по двум наведенным мостам русская армия перешла Ресгу и вышла к Лопатичам. Царская охота на Левенгаупта продолжалась.

К утру сентябрьская погода окончательно обернулась ноябрьским ненастьем. Задул пронизывающий сиверко, пошел дождь со снегом, так что на кратком привале в Лопатичах солдаты, прячась от непогоды, тесно забили не только все избы, но и хлевы, сараи и сенники. Караульные у штаба зябко ежились, закутываясь в обтрепанные плащи, и с завистью смотрели на господ штаб-офицеров, пробегающих через грязные лужи во дворе в низкую распахнутую дверь избы, откуда густо пахло щами.

Грызли тайком сухари, матерились: в отряде неделю как не было горячей пищи. Но боле всего бранили неприятеля, за коим гнались уже который день и который вновь и вновь уходил от корволанта.

Жарко натопленная большая русская печь делила штабную избу на две неравные комнаты. В той, что попросторней, толпились господа генералы и штаб-офицеры, собравшиеся для краткой консилии, в той, что поменьше, слышалось покряхтывание, бодрый хохоток: Петр, раздевшись до пояса, умывался ледяной водой, которую щедро лил ковшом на царские плечи новый царский денщик Ванька Бутурлин.

— Вали гуще! — приказывал Петр, вслушиваясь в то же время в горячий спор, что шел на другой половине.

А спор шел великий, и от того, чем он решится, возможно, зависела и судьба всей кампании. Спор был по делу. Взятый Кирилычем мальчишка-фендрик, очнувшись от контузии уже в русском плену, расплакался и дал важные показания, позже подтвержденные и другими пленными.

Из показаний этих следовало, что у Левенгаупта под ружьем не восемь, как полагали, а шестнадцать тысяч солдат. Причем солдаты эти опытные. Конный полк Шлиппенбаха состоит сплошь из дворян, полк старослужащих гренадер приведен из шведской Померании. При корпусе семнадцать тяжелых орудий, а в обозе восемь тысяч телег, груженных многими запасами.

— Словом, пороха и ядер на нас хватит! — не без горечи заключил Меншиков, когда фендрик закончил свои показания. И, обратись к принцу Дармштадтскому, спросил: — Что скажет на сие европейская воинская наука?

Принц ответствовал прямо, без мудрствований:

— Простая арифметика, господа! У шведа под ружьем шестнадцать тысяч солдат, у нас в отряде двенадцать тысяч. Шведы обуты, сыты, у них в обозах только птичьего молока не хватает, солдаты здоровы, идут не спеша. У нас- за неделю погони солдаты толком ни разу не кормлены, обувь у них разбита. Боеприпасов в нехватке. К тому же известно, что один шведский солдат стоит двух русских, как то еще раз недавно показала головчинская конфузия. А у Левенгаупта отборные полки. Потому полагаю...— Герцог Дармштадтский принял горделивую позу, которую он принимал в свое время на военных советах таких прославленных полководцев, как Евгений Савойский и Джон Черчилль Мальборо.— Потому полагаю, что до тех пор, пока не подойдут к нашему корволанту пехота фон Вердена и драгуны Боура, давать баталию мы не можем и должны идти на некоем удалении от курляндского корпуса шведов.

— И тем дать Левенгаупту уйти с обозом за Сож и соединиться с армией короля, доставив ей все необходимые им запасы?

Михайло Голицын даже заикаться перестал, столь был зол. Дабы не смотреть принцу в глаза, он смотрел на Романа, да так, что Роману казалось, что сей боевой генерал иот-вот схватит его за грудки.

— Переведи ему, — уже спокойнее продолжал Голицын,— что кроме Головчино, которое почитаю обычной в воинских делах конфузней, было и Доброе, где русский солдат показал, что, напротив, он один стоит двух шведов. И что окроме немецкой арифметики есть высшее воинское искусство и умение, когда и малым числом можно побить неприятеля!