Фанфан-Тюльпан - Пьер Вебер

Стук хлопнувшей двери прервал его размышления.

Раздалась громкая команда:

— Оружие наголо!

Наверху подъезда, у двери главного входа появился маршал. Фанфан уже несколько дней его не видел, и слезы выступили у него на глазах, когда он посмотрел на своего военачальника. Он даже не представлял себе, что можно за несколько дней так измениться! Маршал выглядел больным и усталым, еле передвигался, и только в его живом взгляде еще сохранилось гордое и повелительное выражение.

Сгорбившись и опершись на палку, Морис Саксонский оглядел своих солдат. В глазах его блеснула радость. Штандартоносец, подняв еще выше плещущий на ветру штандарт с золотыми лилиями, кусал губы, чтобы не разреветься, видя, как тот, кем он всегда так восхищался, еле-еле спускается по ступеням парадной лестницы и тяжело влезает в карету. Сопровождающий маршала адъютант почтительно спросил, с трудом скрывая нотки жалости в голосе:

— Господин маршал, каким аллюром приказать кучеру ехать?

— Во весь опор! — ответил маршал, удерживая стон.

Всадники вложили сабли в ножны, Фанфан-Тюльпан занял место справа от кареты, лошади двинулись резвой рысью, и экипаж под шум во дворе и звон шпор удалился по направлению к Версалю.

Король, предупрежденный военным комендантом дворца о прибытии маршала, ждал своего главнокомандующего на террасе, которая всеми своими архитектурными красотами выходила на большой канал.

Несмотря на окружающую его толпу придворных Людовик XV не скрывал своего беспокойства. Слабеющее здоровье знаменитого воителя чрезвычайно заботило его. Как раз в тот момент, когда войска на фронте особенно нуждались в его мощном влиянии и готовились к наступлению, главнокомандующий был сражен недугом! Монарх сильно нервничал, и, в то время как придворные молча и неподвижно стояли в ожидании, он непрерывно ходил взад и вперед по террасе.

Двойной ряд французских гвардейцев в синих сюртуках, в белых панталонах и гетрах стоял по краям на ступенях крыльца по всей его высоте. Застывшие, как статуи, солдаты стояли по стойке «смирно», сохраняя безупречную линию по обеим сторонам лестницы.

Берлина маршала подъехала к лестнице со стороны швейцарского пруда и остановилась на небольшом расстоянии от дворца. Морис Саксонский, сопровождаемый офицерами и штандартоносцем, направился к королю, сильно хромая.

Когда двор увидел, насколько серьезно пошатнулось здоровье маршала и как ему трудно двигаться, по толпе пробежал ропот сочувствия. Слышал ли его больной? Видимо, да, ибо он, собрав все силы, выпятил грудь, ускорил шаг и быстро поднялся по лестнице.

Король пошел ему навстречу. Маршал остановился, согнулся в глубоком поклоне, удерживая трудное дыхание и схватившись за сердце, которое шумно и неровно стучало у него в груди.

— Вы скверно себя чувствуете, господин маршал! — сказал Людовик XV благожелательно и печально. — Как же вы сможете выдержать военную кампанию?

Морис Саксонский посмотрел королю прямо в глаза, потом бросил взгляд на толпу изнеженных ветрогонов, которым было достаточно простого насморка, чтобы улечься в постель, и произнес чуть дрогнувшим голосом фразу, которую донесла до нас история:

— Сир! Сейчас речь идет не о моей жизни: меня ждет армия!

Новая волна ропота, на этот раз восхищенного, опять пробежала по толпе присутствующих. Энергия и сила воли военачальника потрясли избалованных придворных: ведь их никогда не касался ледяным дыханием суровый ветер боев и лишений!

Фанфан-Тюльпан тоже услышал эти слова, зная, что маршал не готовил их заранее — они вырвались у него невольно. Скромного рядового охватил порыв восторга перед мужеством полководца. Если бы не этикет, он бросился бы к ногам героя, думающего только о своем долге и не заботящегося о бренном теле… В одно мгновение он внутренне переменился: отчаяние, вызванное похищением Перетты, отошло на второй план перед примером поразительного мужества и самоотверженности. Теперь его поглотили мысли о другом — он был готов в любую минуту, если понадобится, умереть рядом с великим полководцем, подающим всем пример героизма.

Но король ответил маршалу взволнованно и твердо:

— Господин маршал, я решил лично быть среди моих войск и присутствовать при вашей победе!

Морис Саксонский поблагодарил его улыбкой, которая, как он ни старался скрыть страдание, все же не могла стереть гримасу боли с лица военачальника. Затем, поклонившись королю, он, сопровождаемый эскортом, усталым шагом снова прошел мимо гвардейцев, отдававших ему честь, поднялся в карету и приказал как можно скорее направляться во Фландрию.

Глава XI,

в которой Бравый Вояка встречается с господином Д'Аржансоном

Бравый Вояка всю ночь без передышки — а она показалась старому учителю фехтования ох, какой долгой! — носился на коне по улицам, где, как он предполагал, мог проехать шевалье де Люрбек. Он разжился фонарем и выглядывал в пыли истоптанных дорог следы, похожие на следы разбойника. Но следы множества копыт смешивались так, что этот клубок невозможно было распутать, и, когда заря уже осветила крыши на Меложском холме, он вынужден был вернуться в Париж без сил, вымокший, разбитый и измученный, как и его лошадь.

Он рассказал в нескольких словах госпоже Фавар обо всех приключениях и событиях этой трагической ночи и рухнул на постель, как был, в одежде. Проспав часа три глубоким сном, он вскочил и снова пустился в путь. Охотничий инстинкт направил его к дому, где жил Люрбек, подсказывая, что там можно будет обнаружить хоть какие-нибудь его следы.

Дом был пуст; калитки заперты, только одна ставня, плохо закрепленная, качалась под ветром и билась о стену дома. Слуги, как казалось, отсутствовали, и никто не высовывал носа из-за тщательно закрытой решетки. Постояв некоторое время на месте, Бравый Вояка, расстроенный неудачей, уже собрался было сделать попытку проникнуть в дом, но в это время в конце улицы увидел человека, шедшего к дому торопливым шагом. Ветеран прижался к стене, найдя какую-то нишу, и стал наблюдать за действиями неизвестного субъекта, который остановился перед дверью, постучал в нее молотком и явно стал злиться, что ему никто не открывает.

На его лицо упал луч света, и старый солдат вздрогнул: человек был тот самый, который, под видом посыльного, накануне приезжал за Переттой и увез ее с помощью фальшивого письма! Теперь он уже не был в ливрее посыльного — она была нужна только, чтобы усыпить подозрения Перетты. Бравый Вояка сначала подумал, что обознался, но тут же, понаблюдав минуту, понял, что ошибки нет: бандита изобличал нос картошкой.

Судьба, после долгого невезения, кажется, поворачивалась к старику лицом.