Второе кольцо силы - Карлос Кастанеда

– А тебе тоже придется принимать их? – спросил я Ла Горду.

– Всем нам, – ответила она. – Нагваль сказал, что ты должен будешь знать об этом моменте раньше, чем любой из нас.

Я некоторое время думал на эту тему. Психотропные растения оказывали на меня ужасающее воздействие. Они, казалось, достигали какого-то обширного резервуара во мне и извлекали из него целый мир. Я боялся принимать их из-за нарушения моего физического тонуса и невозможности управлять их действием. Мир, в который они погружали меня, был неподатлив и хаотичен. Пользуясь терминологией дона Хуана, мне не хватало контроля и силы, чтобы воспользоваться этим миром. Однако если бы такой контроль у меня был, то я открыл бы в себе потрясающие возможности.

– Я принимала их, – внезапно сказала Хосефина. – Когда я была помешанной, Нагваль дал мне свою трубку, чтобы исцелить или убить меня. И она исцелила меня.

– Нагваль действительно давал Хосефине свой дым, – сказала Ла Горда и подошла к столу. – Он знал, что она притворяется более сумасшедшей, чем есть на самом деле. Она всегда была немного чокнутой, но она еще и индульгирует, как никто другой. Она всегда хотела жить там, где никто бы ей не надоедал и где она смогла бы делать все, что ей захочется. Поэтому Нагваль дал ей свой дым и отправил пожить в мир ее предрасположения на четырнадцать дней, пока она так не пресытилась им, что излечилась. Она пресекла свое индульгирование. В этом и состояло ее исцеление.

Ла Горда вернулась к плите. Сестрички смеялись и хлопали друг друга по спинам.

Тут я вспомнил, что в доме доньи Соледад Лидия не только сделала вид, что Нагваль оставил для меня какой-то пакет, но и на самом деле показала сверток, похожий на футляр для трубки дона Хуана. Я напомнил Лидии об их обещании отдать мне этот пакет в присутствии Ла Горды.

Сестрички переглянулись, а затем посмотрели на Ла Горду. Она кивнула, Хосефина встала и пошла в переднюю комнату. Спустя минуту она вернулась со свертком, который показывала мне Лидия.

Мое нетерпение достигло предела. Хосефина аккуратно положила сверток на столе передо мной. Все столпились вокруг. Она стала развязывать его так же, как в первый раз это делала Лидия. Когда пакет был полностью развернут, она вывалила его содержимое на стол. Это было тряпье для менструаций.

Секунду я был в ярости. Но громкий смех Ла Горды был таким веселым, что я и сам был вынужден рассмеяться.

– Это личный сверток Хосефины, – сказала Ла Горда. – Это была блестящая идея – сыграть на твоем желании получить дар дона Хуана, чтобы вынудить тебя остаться.

– Ты должен признать, что это была хорошая идея, – сказала Лидия.

Она имитировала выражение жадности на моем лице, когда она разворачивала передо мной сверток, и затем мое разочарование, когда она перестала делать это.

Я сказал Хосефине, что ее идея действительно была блестящей, что она сработала, как она и ожидала, и что я хотел заполучить этот пакет больше, чем хотел признаться.

– Ты можешь получить его, – сказала Хосефина, чем вызвала общий смех.

Ла Горда сказала, что Нагваль знал с самого начала, что Хосефина вовсе не была больной на самом деле, но именно по этой причине ему так трудно было вылечить ее. Люди, которые действительно больны, более податливы. Хосефина отдавала себе полный отчет во всем и была очень строптивой, поэтому он должен был курить ее великое множество раз.

Дон Хуан сказал когда-то то же самое и насчет меня – что он «курил» меня. Я всегда считал, что он имеет в виду использование психотропных грибов для того, чтобы составить себе определенное представление обо мне.

– Как он «курил» тебя? – спросил я у Хосефины.

– Так же, как он курил тебя, – ответила она. – Он вытянул твою светимость и высушил ее дымом от огня, который он развел.

Я был убежден, что дон Хуан никогда не объяснял мне этого. Я попросил Лидию, чтобы она рассказала мне все, что они знали об этом. Она повернулась к Ла Горде.

– Дым имеет очень большое значение для мага, – сказала Ла Горда. – Дым подобен густому туману. Туман, конечно, лучше, но с ним слишком трудно обращаться. Он не так удобен для использования, как дым. Поэтому, если маг хочет видеть и узнать кого-то очень закрытого, своенравного и упрямого, как ты и Хосефина, – он разводит огонь и позволяет дыму окутать этого человека. Все, что они скрывают, выходит с дымом.

Ла Горда сказала, что Нагваль использовал дым не только для того, чтобы узнавать людей, но и для исцеления. Он делал Хосефине дымные ванны. Он заставлял ее сидеть или стоять у огня с той стороны, куда дует ветер. Дым обычно окутывал ее и заставлял кашлять и плакать, но это неудобство было лишь временным и не имело последствий. Зато огромным положительным эффектом было очищение светимости.

– Нагваль предписывал нам всем дымные ванны, – сказала Ла Горда. – Ты получил даже больше ванн, чем Хосефина. Он сказал, что ты был невыносим, а ведь ты не притворялся, как она.

Теперь я все понял. Она была права. Дон Хуан заставлял меня сидеть у огня сотни раз. Дым обычно раздражал мне горло и глаза до такой степени, что я содрогался, когда видел, что он снова начинает собирать сухие ветки и хворост. Он говорил, что я должен научиться контролировать свое дыхание и ощущать дым с закрытыми глазами, тогда я смогу дышать без удушья.

Ла Горда сказала, что дым помог Хосефине стать легкой и совершенно неуловимой, а мне, несомненно, он помог излечиться от моей ненормальности, в чем бы она ни заключалась.

– Нагваль сказал, что дым забирает из тебя все, – продолжала Ла Горда. – Он делает тебя прямым и чистым.

Я спросил ее, знает ли она, как вместе с дымом вынести из человека скрываемое. Она сказала, что может очень легко сделать это, потому что потеряла свою форму. Но сестрички и Хенарос не могут, хотя они десятки раз видели, как это делали Нагваль и Хенаро. Мне было любопытно узнать, почему дон Хуан никогда при мне не упоминал об этом, хотя он окуривал меня сотни раз, как сухую рыбу.

– Он упоминал, – сказала Горда со своей обычной убежденностью. – Нагваль даже учил тебя пристальному созерцанию тумана. Он говорил нам, что однажды ты курил целое место в горах и видел то, что было скрыто за сценой. Он сказал, что он сам был поражен этим.

Я вспомнил острое нарушение восприятия, особого рода галлюцинацию, которая, как я думал, была результатом взаимодействия между очень густым туманом и случившейся в это самое время грозой. Я