Нф-100: Изобретатель смысла - Дмитрий Шатилов

-  Тромсен,  - сказал Гиркас.  - Кажется, я слышал это имя.

-  Да вы, наверное, с Конкасом перепутали,  - заметил Конкас.  - Конкас - вот самое популярное конгарское имя. Всегда на слуху, всегда кстати.

Но Гиркас не перепутал. Тромсен действительно существовал, и Гиркас читал о нём в "Голосе Новой Трои". Статья называлась "Человека обидели!", и написал её я. Не буду пересказывать, а просто расскажу немного о Тромсене - в конце концов, ему предстоит сыграть небольшую роль в нашем рассказе.

В Дипгородке Тромсен был экскурсоводом - руководил фирмой "Необычайное сафари Тромсена" и возил всех желающих по полям сражений Торакайской бойни. За отдельную плату у него можно было арендовать карабин, чтобы пострелять в конгаров - на это и сами конгары, и Совет директоров Торакайской бойни, закрывали глаза.

До того, как основать фирму, Тромсен был другом детства Бати и его лучшим военным советником - единственным военным советником, умудрившимся не поучаствовать ни в одном сражении. Своей долгой жизнью ("Мне за пятьдесят перевалило,  - говорил он.  - Значит, вовсе не помру") он был обязан тому, что, в отличие от предшественников, руководствовался в своей деятельности исключительно соображениями крайнего идиотизма.

-  Тот, кто уповает на здравый смысл,  - рассуждал Тромсен, хорошенько выпив,  - долго не проживёт. Сколько вокруг меня было циников и остряков, считавших, что бравурным лозунгам место в сортире, и где они теперь? Даже если ты делаешь что- то наперекор начальству, ты поступаешь, руководствуясь Разумом, а это как раз и приводит к гибели. Я же выжил потому, что поставил целью максимально соответствовать тому образу солдата, который сегодня в почёте: не думающему, не рассуждающему, слепо выполняющему приказы - и сумел превзойти этот сияющий идеал. Стоило в ваших газетах (мой вождь очень любил ваши газеты, особенно "Голос Новой Трои") появиться какому- нибудь приказу вроде "Ни шагу назад" или "Биться до последней капли крови", как я становился его самым решительным и последовательным сторонником. Я основывал среди соплеменников бесчисленные военные общества вроде "Любители мундирных пуговиц" или "Братство шомпола", и не терпел никакого вольномыслия, все проявления такового прерывая пением боевого гимна. В конце концов, я стал настолько совершенным солдатом, что Батя боялся отправлять меня в бой. Любой сколь бы то ни было реальный план боевых действий не выдержал бы моего испепеляющего присутствия".

Но как бы ни живописал Тромсен своё неучастие в побоищах, устроенных Батей, поссорились они не из- за этого. Всё началось с того, что Батя вступил в элитный гольф- клуб, а Тромсена не взял. В ответ тот пригрозил, что будет каждый день приводить к лагерю Бати пятьсот человек и лично показывать им "великий позор Румбы, не уважающий главное сокровище - дружбу".

Батя, представив себе отдалённые последствия такого шага, смягчился, и послал сказать Тромсену, что если тот поцелует Батин зад на глазах у собственного сына, Батя разрешит ему носить за собой клюшки и записывать телефоны понравившихся девиц в особую зелёную книжечку с шёлковым шнурком в качестве закладки.

Ответ вернулся к Бате в виде письма, густо измазанного нечистотами - как звериными, так и человеческими. Под слоем грязи Тромсен выражал Бате своё презрение, и желал умереть по меньшей мере тринадцатью различными способами.

Такого Батя стерпеть не мог, и приказал отрезать Тромсену голову, дабы в назидание потомкам засолить её в мешке с квасцами. Тромсен был схвачен, но откупился от поимщиков двумя мешками сушёной маракчи, которые постоянно носил при себе специально для таких случаев. Больше они не разговаривали. Играя в гольф с высшими чинами Новой Трои, Батя недобрым словом поминал Тромсена всякий раз, как промахивался по лунке с трёх шагов, а случалось это частенько.

Тромсен же, памятуя о своём обещании опозорить Батю, нанял экскурсионный автобус, и с тех пор дня не проходило, чтобы он, проезжая мимо Торакайского холма, не грозился в его сторону кулаком и не выкрикивал ругательств. Честил он Батю выродком, жирным ничтожеством, бурдюком с дерьмом, пивной бочкой, гнилым чудовищем, и рассказывал экскурсантам такие истории, от которых волосы вставали дыбом.

Говорил он, к примеру, что Батя каждое утро съедает по нарождённому конгарскому младенцу, что по воскресеньям служит чёрную мессу, что знает язык зверей и птиц, и доносят они ему по ночам, кто и что делает, ну и так далее, и тому подобное. Испытывая недостаток в деньгах - за автобус драли втридорога - Тромсен выпустил книжку мемуаров "Полвека с исчадием ада: факты, афоризмы, мнения", в которой фантазия его развернулась вовсю. Будучи весьма цивилизованным, а потому знакомым с земной культурой, в отца Бате он сосватал не кого иного, как самого Дьявола. Родился Батя, если верить Тромсену, ровно в полночь, когда из степи послышался заунывный вой волков. Свеча, стоявшая у изголовья Конвис, его матери, в момент рождения потухла, и во тьме чей- то голос произнёс: "И поднялся из воды зверь о семи головах и о десяти рогах". Рог у новорождённого Бати, правда, был всего один, зато ножки были точь- в- точь, как у врага рода человеческого: мохнатенькие и с крохотными копытцами.

Человеческого языка Батя не разумел лет до пятнадцати, изъясняясь вместо него блеянием. Единственными подгузниками, которые он признавал в младенчестве, были те, что специально для него делались из вымоченных в хлорке листов Библии, купленной для такой оказии в Новой Трое. С десяти лет Батя обзавёлся собственным гаремом, причём рожали несчастные женщины исключительно козлят, барашков и ягнят- мериносов, подтверждая тем самым, что в жилах его течёт сатанинская кровь.

Тромсен в воспоминаниях представал Батиным ангелом- хранителем. Единственный друг, верных товарищ в играх, он неустанно заботился о том, чтобы оградить соплеменников от этого исчадия зла, а заодно и как- нибудь изжить мерзость, что засела у Бати в душе. Ибо Тромсен, чистый сердцем, верил, что любовь, забота и сердечное участие способны преодолеть козни Дьявола - о, святая наивность!

Чем больше Батя взрослел, тем явственнее становилась его богомерзкая природа. Достигнув совершеннолетия - у конгаров это двадцать семь лет - он уже не мыслил завтрака без внутренностей свежезаколотой девственницы; печень девственницы, как доказал некогда вождь номиев Гирневер, дарует мужчине приятный цвет лица и хорошее настроение на весь день, а Батя, как и подобает посланнику Дьявола, чрезвычайно заботился о своём имидже.

Дальше - хуже. Были и жертвоприношения, и мерзкие оргии, в ходе которых праведный Тромсен тщетно старался остановить Батю, желающего омыться в детской крови, и чудовищные пиры, и таинственные ритуалы, и разговоры с тварями в бездонных колодцах, и катание голышом на мешке с маракчой - одним словом, "Молот ведьм" Тромсен пересказал в своём труде от корки до корки.