Путь к Софии - Стефан Дичев

Он стоял в темноте, вздрагивая от возбуждения. Где-то отворилась дверь, потом затворилась... Или нет, отворилась, послышались шаги, шарканье шлепанцев. Мужской голос, старческий, знакомый, произнес тихонько: «Радой, это ты?» Тогда действительно кто-то вышел!

Филипп быстро набросил на себя халат и выскочил из комнаты. Со свечой в руке, в накинутой на плечи теплой куртке внизу у лестницы стоял дед и прислушивался. Услышав звук открываемой двери, старик обернулся и поглядел вверх.

— А-а! Это ты бродишь тут вверх-вниз!

— Нет, не я!

— Мне тоже послышалось, что кто-то ходит... Ну-ка подними свечу, посвети на входную дверь.

Как этого и ожидал Филипп, крючок на входной двери был снят. Ну да! Все ясно: к ней пришел турок. Они договорились, что он подождет на улице, пока все лягут спать, а теперь она ему отворила и сейчас он у нее. И вот крючок их выдал...

— Что тут происходит? — послышался голос отца.

В нижнем белье и ночном колпаке сонный Радой, сообразив, в чем дело, выругался и собрался было вернуться к себе в комнату. Но в эту минуту Филипп выхватил из рук деда свечу и, высоко подняв ее, вдруг крикнул:

— Подождите! А где пальто Неды?

— Что?

— Его нет на вешалке!

— Вы что тут, все спятили? — воскликнул Радой.

— А может, оно у нее в комнате, а, Филипп?

— Когда я гасил свет, пальто ее висело рядом с моим, дедушка!

В голове Филиппа снова мелькнуло что-то. Предположение? Подозрение?

«Пальто взяла Маргарет. В темноте она надела его вместо своего», — решил Филипп. Но подозрение продолжало оставаться. Сам не зная почему, он связывал его с настроением Неды в последние дни и с только что происшедшей ссорой.

— Минутку, я проверю, — сказал он и побежал искать Неду.

Внизу ее не было. Он поднялся вверх по лестнице.

— Оставь. Не буди ее! — крикнул ему отец.

Филипп отмахнулся. Он рассчитывал, что дверь ее комнаты заперта на ключ, как обычно. Но она распахнулась от слабого толчка, и, прежде чем он разглядел в темноте ее несмятую постель, его сомнения вспыхнули с новой силой. Когда же он вошел в комнату, ему все стало ясно.

— Ее нет! — крикнул он и побежал по лестнице. — Нет ее... И вообще она не ложилась!

— Да что ты говоришь! Как это может быть — не ложилась? — рассердился отец.

— Ее нет дома, папа, — повторил Филипп.

Это было так невероятно для него самого, что, спускаясь по лестнице, он даже не расслышал, что кричит отец. «Он разбудит Маргарет! — только пронеслось у него в голове. — Хорошо еще, что в коридорчике есть две двери. — Но тут же он снова встревожился. — Куда же могла пойти сестра? О господи, куда она пошла? — И с каждым вопросом он все больше догадывался о чем-то, подходил все ближе к чему-то, что, как ему казалось, могло все объяснить, но того, что ответ кроется в странном поведении сестры в последние дни и в том непонятном состоянии, в котором она находилась в этот вечер, он не мог и не хотел понять... — Да ведь мы ссорились из-за какой-то глупости, из-за людей, которых и я, и она, и все в доме просто не хотим знать», — уверял он себя.

— Она такая же упрямая, как и ты! — накинулся на него отец. — Но куда, куда же она ушла?

— В консульство! — высказал предположение Филипп.

— В консульство?! В такое время. Хорошенькое дело! Да ты что?

— Пошла жаловаться на нас! На меня пошла жаловаться наша барышня!..

— Сумасшедшая, дура! Всегда была такой! Хоть бы подумала, что может приключиться с ней в такое время. Поскорее одевайся! Беги, догони ее... Беги! И я пойду...

Повторяя, что она последняя дура, если обиделась из-за какой-то ссоры, никчемной притом, ее лично вовсе не касавшейся, кипя от гнева и браня сестру, Филипп вбежал к себе в комнату. Но когда он уже был готов идти догонять сестру, он увидел, что отец опередил его и, выйдя с зажженным фонарем во двор, что-то разглядывал там на снегу.

— Смотри, — сказал Радой, показывая на следы.

— Пойдем скорей!

— Ты погляди, следы эти идут на задний двор. Это ее следы. Что ты скажешь на это, Филипп?

— Что я скажу? А что если ей просто взбрело в голову прогуляться среди ночи?

Они пошли по следам. Обойдя дом, они оказались на заднем дворе. Отец поднял фонарь и повертел им; свет лизнул нижние ветви деревьев, проложил тропки между стволами. Следы вели дальше к маленькой калитке в каменной ограде, окружавшей их двор, которой уже давно никто не пользовался. Но Неды возле нее не было.

— Она вышла через калитку, — сказал рассерженный и испуганный Радой.

— Тише, — шепнул Филипп. — Слушай...

Из-за ограды послышался мужской голос. Отрывочные слова: «оставишь... он предатель... раз и навсегда... люблю...» Голос был ему знаком. «Нет, не может быть! Это невозможно!» — думал Радой.

— Филипп! — прошептал он.

Филипп схватил дрожащую руку отца. Стой, стой, надо убедиться... Немыслимо!

— И я не могу больше, Андреа, — произнес женский голос.

Вот, оказывается, с кем Неда.

— Ну конечно же, это Андреа! — простонал Филипп.

Сам того не сознавая, он выскочил из калитки и набросился на стоявшую в обнимку парочку. Что он кричал, кого ударил и кто ударил его, он уже ни в чем не отдавал себе отчета. Он только чувствовал, что оскорблен до глубины души, что задета его гордость, его честь, и как бешеный кидался, желая убить оскорбителя, но сам оказался прижатым к стене. В ушах у него звучали приглушенные крики отца: «Разбойник! Развратник! Ты за это поплатишься. Своими руками задушу тебя!» Филипп кинулся на помощь отцу. Но Неда изо всех сил защищала Андреа, и все это, происходившее в кромешной тьме, было похоже на кошмар. Когда же в конце концов Андреа удалось выскользнуть, Филипп с отцом схватили Неду, втолкнули ее в калитку и потащили в дом. Прибежал дед и стал допытываться, что случилось.

— Пусть она тебе скажет! — рявкнул Радой. — Ну говори, что ты натворила! Негодница!..

Обезумев от гнева, он снова ударил Неду, а она покачнулась и прижала к груди руки.

Неда плакала. Из носа по ее красивым губам, по выдававшемуся вперед подбородку текла струйка крови. На ее лице, как и на лице отца, было написано упорство и озлобление. Но если у Радоя возле жестких усов прорезались две скорбные морщины, то что-то в ее позе, в том, как она напряглась, казалось, говорило: «Бейте меня, я это заслужила, но вы уже не можете разлучить меня с ним!» И, глядя на нее из угла, Филипп с ужасом припомнил свои недавние сомнения. Значит, дело было в этом. Между ними что-то есть, а он ничего не знал. Никто ничего не знал! «Какая лицемерка!» — с ненавистью думал он.

Филипп вспомнил, какие высоконравственные тирады она произносила и сколько было в них иронии именно по адресу Андреа! «Нет, нет, женщины просто непостижимы. Я не сомневался, что она в один прекрасный день отрезвеет со своим Леандром и наставит ему рога, но чтобы она сделала это уже сейчас, рискуя всем ради такого ничтожества! Боже мой! Ведь она ставит под удар всю семью. Если консул узнает... если помолвка расстроится?» И вдруг ему пришло в голову, что, возможно, Маргарет все это слышала...

— Тише, папа!

— Бесстыдница! — кричал отец, не слушая его. — Дрянь! Ты хочешь выставить меня на посмешище перед всем городом! Мы ее сватаем за самого видного иностранца, а она тайком бесчестит себя с каким-то разбойником! Господи, какой позор падет теперь на мою голову! Ты и не думай продолжать эти шашни! — Он схватил ее и встряхнул. — С завтрашнего дня будешь видеться только с братом и со своим женихом... Ты слышишь?!

— Завтра я откажу ему! — неистово выкрикнула она.

— Что ты сказала?! Ну-ка повтори!

Отец стал бить ее снова.

— Давно... Я виновата... Я не люблю его больше ... Я не знала... Теперь все поняла...

— Молчи! Молчи! — Радой задыхался от гнева. — Это он тебя научил, да? Он? Филипп, отец, вы слышите, что говорит моя дочь?.. А! Вот ради чего я тратил деньги на пансионы! Вена, Европа!.. Ничего этого ты не заслужила! Расстраивать помолвку? Ты это выбрось из головы! А с этим разбойником я разделаюсь! Если только он посмеет хоть словом обмолвиться, я его убью, так и знай.

Она снова разрыдалась, рот ее судорожно искривился, а в глазах, в ее золотистых глазах, было такое страдание, что Радой невольно умолк. Угрожающе тряхнув головой, он выругался и вышел из комнаты.

— Выходите и вы! — крикнул он мимоходом сыну и хаджи Мине.

Как только те вышли, он повернул ключ в замке и положил его к себе в карман.

— А ведь она может с ним через окошко переговариваться! — сказал Филипп, когда они спускались вниз.

— Пусть попробует, если хватит смелости. Завтра поменяешься с нею комнатами... Да и я еще поговорю с нею разок хорошенько. А ты куда? — спросил он, видя, что сын направился к выходу. — За фонарем? Оставь сейчас, пойдешь, когда рассветет.

— Мне сейчас надо! — сказал Филипп. — Надо кончать с этим делом.