Русский транзит 2 - Вячеслав Барковский

— Это ты, падло! — зашипел Кореец, идя на Михаила Семеновича, как на зверя, с растопыренными желтыми пальцами в качестве смертоносного оружия.

— Что я? Что я? — взвизгнул железнодорожник, как ужаленный, отпрыгивая в сторону.

— Ты вагоны отцепил…

— Что вы говорите! Да как я их мог отцепить! Я же с вами ехал в одном вагоне и даже не шевелился!

Кореец остановился, явно озадаченный показаниями коротышки чиновника. Он действительно всю дорогу не спускал с инженерешки глаз, и тот в самом деле даже не шевелился. Кореец задумался, на всякий случай намертво сжав рукав форменного кителя Михаила Семеновича своей железной рукой. А тот, бордовый от радостного возбуждения, старался не дышать и не шевелиться, чтобы только не потревожить тяжелых раздумий своего скорого соглядатая.

Наконец к ним подошел работник полигона.

— Михаил Семенович, диспетчер из Ямника сообщил, что какие-то люди отцепили от состава четыре вагона. Слава Богу, машинисты из Ямника сумели предотвратить крушение московского скорого.

— Вот видите? — чиновник обратился к узкоглазому. — Я здесь ни при чем!

Работник полигона удивленно посмотрел на Корейца, мол, а это кто такой и что он тут, на закрытом полигоне, делает.

— Михаил Семенович, а это кто? Кореец выпустил рукав коротышки и угрожающе подался было навстречу вопрошающему, но тут увидел, что к ним спешит целая группа людей в комбинезонах, и отступил на шаг.

— Это, — осторожно начал Михаил Семенович, — сопровождающий одного из тех контейнеров, который был на последних вагонах, точнее, на самом последнем.

— Да что он здесь делает, зачем он с вами!

— Да я и сам не знаю… — фальшиво промычал коротышка, боязливо косясь на узкоглазого, хищно замершего в двух шагах от него.

— Что не знаете?! Вы же нарушаете все инструкции! — сердито сказал работник поли гона и нахмурился, повернувшись к Корейцу.

В этот момент к ним подошли люди в комбинезонах, среди которых был блондин в черных очках и лайковых перчатках.

— Все в порядке, — улыбаясь, сказал штатский. — Через полчаса маневровый доставит на полигон отцепившиеся вагоны. Диспетчер из Ямника сообщил.

Кореец радостно оскалил свои мелкие неровные зубы, а Михаил Семенович чуть не упал Сердце его вновь жалобно затрепетало в узкой, измученной тесным мундиром груди, пытаясь вырваться на волю еще до того скорбного момента, когда Михаила Семеновича начнут наотмашь бить по лицу и колоть в живот пальцами Яростные кредиторы.

— Смотри, вот он, полигон. — Счастливчик тронул за плечо дремавшего рядом с черноусым Пашу, когда их «Волга» остановилась в двадцати метрах от КПП.

— Ну, я поехал домой? — осторожно спросил черноусый Петеньку, без стеснения проверявшего количество патронов в обойме, оставленной ему Ксюшей «пушки».

— Спасибо, дорогой, за службу. Мы уж теперь как-нибудь сами. Свободен…

— Вот моя визитка, — черноусый передал карточку Счастливчику, — если что, всегда рад.

Петенька пожал ему руку, а проснувшийся Паша похлопал по плечу, и черноусый, оставив их на дороге с бутылкой коньяка с подозрительной золотой наклейкой, на крыльях радости помчался в город, весьма довольный тем, что эти веселые ребята из компетентных органов не заставили его быть каким-нибудь живцом или сыграть заглавную роль бегущего кабана в одноактной секретной пьесе «За родину!» со стрельбой и невинными жертвами.

— Ну что, идти можешь или помочь? — спросил Петя раненого товарища, который пытался ощутить себя стоящим на твердой почве после стремительной езды по военной бетонке.

— Сам пойду… Счастливчик, ты от страха так потеешь, что ли? Вся спецовка сырая.

— Не, не от страха. От радости! Я когда тебя на дрезине живым увидел — от радости прослезился.

— Ладно, пойдем. Ты, Крестовский, меняться не желаешь. Из тебя душу выколачивают, а ты все такой же трепач.

— Это точно! И в тебе, я смотрю, ума все не прибавляется- умный человек давно бы уже в больничной палате попу медсестре показывал и укольчик сладкий просил, а тебе все неймется.

— Неймется… А твоя Ксюша — интересная женщина. Где ты такую нашел, умную да красивую? Да еще и любит тебя, дурака, наверно. Эхе-хе, все же везет дуракам…

— Везет. А ты-то что беспокоишься? Твоя половина такая же умная. И красивая да еще и любит тебя зачем-то! — сказал Петенька и улыбнулся. Он прекрасно видел, как тяжело даются Паше эти шуточки и как мужественно раненый друг старается скрыть это от него.

— На, возьми. — Паша вытащил из заднего кармана брюк свернутую вчетверо бумагу и подал ее Счастливчику. — Старикашка мой из-за этой бумажки из любого дух выпустит… если успеет, — добавил он раздумчиво, глядя перед собой.

— Ай да молодец! Хоть и простой охранник, а ума — палата. Не зря высшее техническое имеешь, есть в голове масло!

«Ничего, ничего, — думал Крестовский, — вот мы и у цели. Маневровый наверняка скоро притащит сюда отцепленные вагоны, если уже не притащил. Охраны нет, осталась в Ямнике. Скорее всего — один Кореец. Ну с ним я уж как-нибудь справлюсь… А Паша, Паша обязательно оклемается, я его знаю. Только надо оставить его загорать где-нибудь в леске, пока я там все выясню. Думаю, что местные работники будут внимательнее к моим доводам, чем питерские: все же здесь должны работать специалисты. И потом, документов на контейнер нет. Значит, захоронить его содержимое они не имеют права».

Так наивно размышлял Крестовский, этот неутомимый энтузиаст правды, с праведным рвением насаждающий царство справедливости в безнадежном мире греха.

На КПП их, конечно же, не пропустили, и у Счастливчика хватило ума не сообщать туповатому стражу, сидевшему за маленьким окошком в железной будке, о том, какую страшную диверсию готовятся осуществить на их полигоне люди без чести и совести.

— Ладно, Крестовский, пойдем поищем дырку в заборе.

— Павлуша, похоже, что кровопускание подействовало на тебя самым положительным образом. Ты теперь небось и тройной интеграл с успехом возьмешь, а? — продолжал свою безмятежную игру Счастливчик, уверенный в том, что теперь уж контейнер от них никуда не денется. И они смогут наконец доказать всем, какую опасность представляет собой этот невзрачный порошок.

«Ведь должна же у них тут быть лаборатория! Как минимум, химическая!» — думал он, предвкушая тот момент, когда недоверчивые работники полигона увидят в бинокуляр или под микроскопом страшного зверя, поедающего все живое.

— Павлик, ты пока отдохни, попей коньячку, а я на полигон сбегаю, проясню обстановочку — и назад. Договорились?

— Давай-давай, очкарик… Кстати, где твои велосипеды? Ты ведь без них слеп, как крот.

— Мои окуляры всегда при мне. Только в экстремальных ситуациях я их в нагрудный карман эвакуирую. Так что верни мне их, дорогой мой.

Паша с усмешкой вытащил из спецовки Петенькины очки.

— Да, инструмент знатный, — сказал он, разглядывая очки. — Только, я вижу, тебе их уже пытались разбить? Вразумляли, наверное, да? Жаль, мало тебя поучили, вон в тебе еще дури-то сколько — вся башка в шишках! — говорил Паша, с улыбкой принимая Петенькину игру, которая возвращала его в студенческие времена, когда они с Крестовским наперегонки издевались друг над дружкой в витиеватых, полных черного юмора спичах на веселых общежитиевских пирушках. — Ну иди, ученый, я тебя тут подожду с коньячком в обнимку.

Когда бодро улыбнувшийся Паше Счастливчик скрылся в зарослях ивняка и затрещал сухим валежником, идя вдоль бетонного забора, Паша, не садясь на землю, открыл оставленную черноусым бутылку и сделал несколько обжигающих нутро глотков.

«А водила „коньяк“ говорил, — недоуменно подумал он. — Фу, какими-то кислыми сливами отдает, а должно самыми натуральными клопами!»

Постояв немного с бутылкой в руке, Паша Колпинский потрогал в кармане оружие, затем закрыл бутылку и положил ее под куст. Он знал, что ничего еще не кончилось, что братва так просто от этого дела, за которое им уже столько заплачено, никогда не отступится, тем более Николай Николаевич. Уж он-то точно будет зубами грызть каждого, кто встанет у него на пути. Паша понимал также, что теперь, после того как старикашка расколол его и продырявил грудь, кто-то один из них — или он, или старый урка — должен сгинуть, отправиться в царство теней на корм червям… Теперь это было только его, Пашино дело И никакой Счастлив- ^ чик тут уже ничем не мог помочь ему…

Странно, но в густом лесу, вдалеке от бетонки никакого забора уже не было. Два ряда колючей проволоки ограждали площади полигона, на которых, вероятно, еще только планировали строительство новых помещений для захоронения. Невдалеке стояли недостроенные серые корпуса довольно странного вида, чем-то напоминавшие элеватор, и бараки с черными дырами окон без рам. Здесь же на рельсах высился огромный кран.