Вторая жизнь Мириэль Уэст - Аманда Скенандор

– Миссис Марвин, надавите ей на живот. – Она взяла ладони Мириэль и положила их на живот Елены. – Сильно и непрерывно на протяжении всей схватки.

– Что вы собираетесь делать?

– Вытащить ребенка.

Сестра Верена схватила скальпель со столика с подносом. Мириэль отвернулась как раз в тот момент, когда она начала резать, расширяя родовой канал. Несколько мгновений спустя живот Елены напрягся под ее руками.

– Тужься! – скомандовала сестра Верена.

Елена выдохнула и напрягла мышцы. Мириэль надавила, сначала осторожно, затем, видя, как сестра борется со скользкой конечностью ребенка, изо всех сил. Попка и плечи ребенка выскользнули как раз в тот момент, когда схватки Елены ослабли. Одна рука свисала свободно. Другая осталась застрявшей в родовом канале вместе с головкой ребенка. Елена откинулась на стол. Ее кожа была бледной и мокрой от пота. Ее ноги дрожали.

– Тебе нужно поднажать сильнее со следующей схваткой, – сказала сестра Верена, вытирая окровавленные руки о халат. – Мы должны вытащить голову.

Мириэль не совсем понимала, с кем она разговаривает – с ней или с Еленой. Ее руки казались сделанными из пудинга, а не из костей и мышц. Но когда живот Елены снова сжался, Мириэль надавила изо всех сил. Елена выла и тужилась. Сестра Верена вытягивала ребенка.

Одна нога Елены соскользнула со стола. Ее тело обмякло.

– Хватит, – произнесла она диким, умоляющим голосом.

Сестра Верена посмотрела на нее.

– Если ты не будешь продолжать тужиться, твой ребенок умрет. Ты же этого не хочешь?

Елена отчаянно замотала головой.

– Тогда тужься.

Мириэль поправила ногу Елены, вернув ее обратно на стол, затем снова надавила ей на живот. Елена издала нечеловеческий вопль, и стала тужиться изо всех сил.

Наконец голова и ручка выскользнули наружу, и громкий крик ребенка заполнил комнату. Гримаса Елены превратилась в улыбку, ее конечности ослабли. Слезы потекли из ее глаз.

– Это мальчик, – проговорила Мириэль, убирая мокрые от пота волосы со лба женщины. – Он чудный. Розовый, пухленький и… прекрасный.

Сестра Верена вытерла ребенка полотенцем и прочистила ему нос и рот. Она перерезала пуповину и надела ребенку на голову вязаную шапочку. Он перестал плакать, хотя его глаза оставались зажмуренными. Его ручки были сжаты в крошечные кулачки рядом с лицом. Если не считать темных волосиков на голове, он был похож на детей Мириэль. Особенно на Феликса.

Док Джек прибыл как раз в тот момент, когда сестра Верена заворачивала ребенка в чистое полотенце. Он послушал сердце и легкие ребенка и сообщил, что тот абсолютно здоров.

– Могу я подержать его? – спросила Елена, но сестра Верена уже уносила младенца к дальнему столу, где сестра Лоретта приготовила люльку.

Док Джек надел халат поверх своей одежды – фланелевой пижамной рубашки, заправленной в мятые брюки. Он пододвинул табурет к краю стола.

– Согните ноги снова, моя дорогая, чтобы я мог выделить послед и зашить вас.

Но Елена не двигалась. Теперь она плакала еще яростнее.

– Я просто хочу подержать его, всего на минутку, пожалуйста!

– Мне жаль. Вы знаете, что это невозможно, – сказал Док Джек. – Это для его же блага.

– Почему она не может подержать… – Мириэль замолчала. Она совсем забыла об их болезни! Она направилась в дальний конец комнаты, где находилась сестра Верена с ребенком. Конечно, минута или две в объятиях матери не повредят.

Сестра Верена повернулась и вытянула руку.

– Стойте на месте!

– Но это ее сын. Ее сын, ради Бога!

– Извините, миссис Марвин. С этим ничего не поделаешь. – Голос сестры был низким и хриплым. – Пожалуйста, идите и помогите доктору.

Мириэль замерла на месте. В операционной царил беспорядок из промокших полотенец, разбросанных медикаментов и инструментов. Прожектор над Еленой заливал ее желтым светом. В зеркалах над головой отражалась лужа родильной жидкости с оттенком крови, образовавшаяся у подножия стола, на котором она лежала. Ребенок забеспокоился. Елена продолжала плакать.

Мириэль была слишком измучена, чтобы сдерживать свой гнев. Он выплескивался из нее, оставляя вместо себя обжигающую пустоту. Она вернулась к операционному столу и последовала инструкциям Дока Джека. Она не могла смотреть Елене в глаза, пока массировала ее опустившийся живот, смывала влагу с кожи, меняла испачканную больничную рубашку.

Когда пришла сестра Лоретта, чтобы забрать ребенка, Мириэль была не в силах взглянуть в ее сторону. Она не хотела чувствовать себя еще большей соучастницей этого ужаса, чем уже чувствовала.

Глава 45

Мириэль вышла из операционной уже утром, небо словно в насмешку было глубокого синего цвета. Она слышала голоса в столовой, но не могла представить, что сможет что-нибудь съесть. Возможно, если примет душ и поспит… хотя и это было сомнительно. Где-то среди домов играл патефон одного из жильцов. «Adeste Fideles». Мириэль, с трудом передвигавшая ноги, резко остановилась.

Наступило Рождество. Неужели Жанна уже проснулась и обнаружила, что Санта-Клаус снова забыл про нее? Мириэль не могла вынести разочарования в глазах девочки. Сегодня она уже видела такое горе, что этого хватит ей на всю жизнь.

Мириэль изменила курс, следуя за музыкой. На этот раз она действительно разобьет пластинку, независимо от того, кому та принадлежит. Все это ложь! Каждая песня, каждый виток ленты и каждая нить попкорна, призванные убедить всех этих людей, что их жизнь не была жалкой и безнадежной.

Каблуки ее туфель громко стучали по дорожке. Ее семья не думала о ней сегодня. Не скучала по ней. Они строили снежные замки и ели раклет[84]. Чарли, вероятно, забыл письмо, которое она написала для девочек, оставил его на боковом столике вместе с запасными запонками, которые собирался упаковать.

Она лгала себе, когда верила в обратное, но теперь Мириэль покончит с обманом. Жизнь в Карвилле – бессмысленна. Она услышала, как «Adeste Fideles» закончилась. Однако другая рождественская песня, такая же фальшивая и лживая, звучала теперь с противоположной стороны.

Все ее тело болело, а веки слипались, но Мириэль была полна решимости прекратить эти звуки. Она завернула за угол и прислушалась. Теперь песня казалась далекой и уносилась в другом направлении. Она развернулась, но сделала всего несколько шагов, прежде чем зазвучала еще одна песня. И еще одна. Это выглядело так, как если бы в колонии внезапно включились все фонографы и радио.

Она заткнула уши и, рыдая, опустилась на землю. Ее трясло. Прохладный зимний воздух покалывал кожу. Отняв ладонь от уха, чтобы вытереть нос, она услышала сквозь музыку свое имя. Она вытерла глаза рукавом и покосилась на дорожку.

– Миссис Марвин! – кричала Жанна, мчась к ней. – Иди посмотри, иди