В рамках дозволенного - Валерия Савельева

было за себя очень стыдно, но в тот момент я не могла думать ни о чём, кроме несчастного пропавшего Фая, и вела себя совершенно глупо. Вырвалась из захвата Тима, вновь раздвинула кусты, зарылась в них с головой, выбралась, цепляясь за ветки одеждой.

– Да где угодно! – Закричал подопечный. Не помогло, мне стало только хуже, на глаза навернулись слёзы, и Тим это заметил. – Лада… – пробормотал он и вдруг замолчал. – Ла-ада, мы ещё кое-где не проверили.

Я проследила за рукой подопечного, которая указывала в сторону дома, на стену. На стену, в которой было крошечное приоткрытое окошко.

– Подвал, – простонал Тим. – Точно, подвал! Коту не попасть в него из дома, потому что дверь плотно закрыта, но снаружи…

Договорить он не успел, вернее, я не дослушала, потому что со всех ног рванула в дом, где под лестницей притаилась дверь в подвал. Почему Тим раньше об этом не вспомнил? Вдруг Фай действительно сидит там, несчастный и голодный? Мяукает, плачет. Я дёрнула дверь, но она оказалась беспощадно заперта.

– Заперто, – выдохнул подоспевший следом Тим.

– Я заметила! – огрызнулась в ответ.

– Ключ в ящике на кухне, – добавил подопечный. – Стой здесь, никуда не уходи.

И я стояла, хотя больше всего на свете хотелось самой рвануть к ящику и найти дурацкий ключ, чтобы вызволить любимого котика из заточения. О том, что будет, если кота в подвале не окажется, я старалась не думать.

Старалась. И не справилась с собой, когда подвал оказался пуст.

Мы напару с Тимом обшарили каждый уголок, проверили каждую коробку, полу, ящик. Всё-всё-всё от и до. Я заглядывала в щели, сунулась в вентиляцию, зарылась в кучу старых игрушек, но кота не было нигде. И с каждым новым пустым уголком мне становилось всё хуже. Как так? Где же он?

– Его здесь нет! – взвыла я, когда последний чёртов ящик с соленьями был отодвинут в сторону, а Фая там не оказалось.

– Лада, у тебя истерика, – как попугай, повторил Тимка.

И я сорвалась. Ринулась к нему, обвиняющее тыча пальцем в грудь, с каждым мгновением всё сильнее и сильнее повышая голос.

– Истерика? – палец сильнее втыкается подопечному в грудь. – А кто виноват? Кому нужно было половину дня рыться в макулатуре и оставлять дверь открытой? Кто не думал головой, когда строил из себя взрослого дядю?

– Лада…

– Это ты виноват! – рявкнула я. – Ты вечно ведёшь себя, как маленький засранец. Ты не думаешь о других. Зачем вообще нужно было рыться в этих дурацких бумажках?

– Лада, – Тим абсолютно спокойно покачал головой, словно это я маленькая девочка, и добавил своё коронное: – Малышка.

– Я. Не. Малышка!

Рвано выдохнула, сжимая кулаки и ощущая, как глаза застилают слёзы. Дурацкие слёзы, почему я никогда не могу сдержаться? Дурацкий Тимка, который строит из себя такого всего взрослого. Дурацкая я… которая ведёт себя, как маленькая.

– Слышал? Хватит! Кота угробил, ещё и меня достать хочешь?

– Ла-ада!

– Что Лада? Уже вечность как Лада. Зачем я только подписала этот ваш долбаный контракт? – Хотелось или крушить, или рыдать, и я выбрала первое, со всей силы стукнув подопечного кулаком по груди. Он даже не дрогнул, и я раздражённо саданула пацана ещё разок. – Зачем только ты свалился на мою голову вместе со своими родителями? Ненавижу!

Голос звучал визгливо и хрипло, словно не мой. Какая-то частичка меня уверяла, что это неправильно, что стоит успокоиться и перестать обвинять Тима во всех грехах. Но в груди бурлила приправленная расстройством ярость.

– Хватит! – вдруг гаркнул Тим, перехватывая меня за запястья. Какой это был удар? Третий? Пятый? Одиннадцатый? – Хватит, кот найдётся. Я сейчас всех на уши подниму. Найдём! А ты сядь, успокойся…

– Я спокойна!

Тим усмехнулся, а в следующее мгновение ухватил меня за подбородок и… поцеловал?

-55-

Странно, непривычно… приятно.

Я задохнулась, подавилась словами, когда его тёплые губы накрыли мои, когда пальцы крепче сжали подбородок, вынуждая запрокинуть голову, согласиться, ответить. Это было как наваждение. Вот я кричала, готова была рвать и метать, убить стоявшего рядом парня, а секунду спустя на талии уже лежала сильная рука, грудью я прижималась к его груди и, чёрт побери, отвечала!

Потому что не ответить на этот поцелуй было невозможно. Я с самого первого дня в этом доме знала, что Тим настойчив, но сейчас он был просто подавляющ. Или мне снесла голову недавняя истерика? Почему бы иначе я сейчас стояла, цепляясь пальцами за его рубашку, чтобы не упасть на внезапно ослабевших ногах, и так самозабвенно целовалась с малолеткой, с подопечным, с…

– Видит Бог, ты сама меня вынудила, – прошептал Тим, отстраняясь и тяжело дыша.

Я ничего не ответила. Потому что тупо ответить не могла. Я стояла посреди подвала и ощущала, как мир вновь наполняется звуками, цветами и запахами. Как бешено долбится сердце в груди, грозя пробить рёбра, как саднит сорванное криками горло, как подгибаются ноги, вмиг ставшие ватными, какими-то чужими. Я не могла отпустить рубашку Тима, потому что иначе точно бы упала, зато чувствовала, какая ткань мягкая и что она до сих пор приятно пахнет порошком, хотя подопечный проходил в рубахе с самого утра.

Единственное, на что меня хватило, это опустить голову, утыкаясь лбом Тиму в грудь. Он тоже не двигался, лишь пальцы едва ощутимо поглаживали мою спину. Но так не могло продолжаться долго.

– Тим… – начала я, вскидывая голову.

– Я найду кота, – прервал он, криво улыбаясь и убирая руку с моей талии. – Ты поставь пока чайник, приди немного в себя. Не переживай, главное.

Из-за чего мне нужно было не переживать? Из-за пропажи Фая или из-за поцелуя? Грёбаного, чтоб его, поцелуя с подопечным. От которого подгибаются ноги и пересыхает