Тверской баскак. Том 4 - Дмитрий Анатолиевич Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все это я продумал за те полтора месяца, что плыл сюда по Волге. Продумал и понял, не надо ставить на сохранение жизни Улагчи, а надо постараться провернуть все задуманное за тот срок, что он сидит на троне. То есть, у меня в запасе всего лишь год, чтобы столкнуть Золотую Орду в Великий поход на Запад.
Мягкий грудной голос Боракчин прерывает затянувшуюся паузу.
— Поднимись, консул Твери. Я позволяю тебе говорить.
Встаю и в соответствии с протоколом заряжаю длинное и помпезное приветствие юному вану, регентше и всем присутствующим в шатре высокородным нойонам. Затем прошу позволения внести подарки и, пока тургауды охраны складывают в центре шатра немалую горку из самых разнообразных вещей, осматриваюсь уже более тщательно.
Кроме царственной троицы на возвышении в торце шатра, вижу еще сидящих вдоль стен представителей высшей монгольской знати. Все они сейчас с интересом рассматривают подарки, а я для себя отмечаю присутствие Бурундая и Турслана Хаши.
То, что Бурундай не уехал кочевать в степь, а остался в Сарае дожидаться меня, уже дорого стоит, а в купе с тем, что Турслан тоже поднялся до высот ханского шатра, так и вообще настраивает меня на позитивный лад.
«Если удастся заручиться поддержкой этих двоих, — мысленно усмехаюсь про себя, — то мой план просто обречен на успех!»
Несмотря на вольности в мыслях, я предельно сосредоточен и слежу за всем что происходит в шатре. Мысленно отмечаю то, с каким вниманием присутствующие оценивают каждую внесенную вещь, как издали пересчитывают рулоны дорогого сукна, предметы в серебряных и фарфоровых сервизах, ларцы с золотыми монетами и украшениями. Последним, вызвав всеобщий завистливый вздох, внесли большое зеркало в позолоченной раме. Большое, конечно, по меркам нынешнего времени. Зеркальный прямоугольник двадцать на сорок сантиметров — это пока предел моих технологий, но здесь в Золотом Сарае он по-прежнему стоит безумных денег и является олицетворением роскоши и богатства.
Телохранители ставят зеркало рядом с общей кучей, и я почтительно склоняюсь в сторону трона, мол прими от своего подданого эти скромные дары, Великий хан.
Мальчика все эти взрослые вещи ничуть не заинтересовали, и со скучающим видом он откровенно зевнул. За него ответила его всемогущая регентша.
— Мы довольны тобой, консул Твери, и принимаем дары твои! — Ее губы изогнулись в капризной улыбке. — Есть ли у тебя какие-то просьбы к нам?
Я, естественно, заверяю малолетнего хана и его приемную бабулю, что всем доволен и никаких просьб у меня нет и быть не может.
На этом Боракчин посчитала, что официальная часть церемонии закончена, и жестом показала мне, что я свободен. Склонившись в благодарном поклоне, пячусь к выходу, думая при этом, что самая неприятная часть визита в Орду, слава богу, закончилась.
* * *
В большом шатре Турслана Хаши душно и жарко. Начало августа на нижней Волге еще то испытание, а в таком скопище людей и животных как Золотой Сарай и подавно. Одуряющая жара и несметные полчища мух днем с темнотой сменяются всепроникающей влажностью и мириадами мошки и комаров. Я даже затрудняюсь сказать, какое из этих двух зол хуже.
Мух полно и в шатре Турслана, но у монгол не принято обращать на них внимание, поэтому я тоже терплю и отгоняю только наиболее назойливых лезущих прямо в глаза. Напротив меня сидит сам грозный хозяин шатра Турслан Хаши, а чуть правее еще один гость сего войлочного уюта — легендарный воитель Бурундай.
Оба монгола молча и неспешно прикладываются к пиалам с кумысом, будто все здесь собрались только ради этого. С того момента, как мы обменялись приветствиями и расселись на дорогом иранском ковре, прошло уже минут двадцать, но с тех пор я не услышал ничего кроме прихлебываний и чмоканья губ. Начинать разговор опять-таки по монгольской традиции должен хозяин дома, поэтому я терпеливо жду. В этой гнетущей тишине вспоминаю, как сразу после приема в ханском шатре ко мне подошел Фарс аль Хорезми и, по-восточному витиевато поздоровавшись, предложил на днях поохотиться. Приглашение я, конечно же, с благодарностью принял, понимая, что сам Хорезмиец не то что не охотник, но даже оружия никогда в руках не держал.
«Он делает это не от своего имени, — с усмешкой решил я тогда, — потому как его хозяин параноидально осторожен и заранее подстраховывается на всякий случай».
Вечером того же дня я получил указание места встречи, и на следующий утро в сопровождении Прохора и Соболя я проскакал верст десять на юг, пока мы не добрались до кочевья Турслана на северном берегу реки Ахтуба.
И вот после всего этого я сижу в душном шатре и жду, когда же сиятельные монголы соизволят начать разговор.
«Ладно, — раздраженно ворчу про себя, — думаете одни вы знаете, как играть в эту игру⁈ Я вас удивлю, но мы тоже, знаете ли, умеем глубокомысленно помолчать!»
С важным видом подношу пиалу ко рту и делаю вид, что в жизни не пил ничего вкуснее. Так мы сидим еще минут пять, пока Турслан наконец не изрекает.
— Боракчин-хатун милостиво приняла тебя, Фрязин. — Он улыбнулся одними глазами. — Мы давно не видели ее в таком хорошем настроении.
Принимаю избранную подачу и задаю напрашивающийся вопрос.
— Я очень рад, что смог порадовать достойнейшую Боракчин, но мне интересно, что же печалит светлейшую регентшу?
— Страх! — Отвечает мне Турслан на полном серьезе и без всякого намека на иронию. — Боракчин боится за себя и своего еще не рожденного ребенка.
«Быстро они тут, — хмыкаю про себя, — ведь только-только вышла замуж за Тукана, а уже беременна».
Вслух же вновь выражаю удивление.
— Кого может бояться всемогущая ханша, ведь одно ее слово может поднять сотни тысяч всадников⁈
В ответ на эти слова получаю
