Ошибка резидента - Владимир Востоков

– Пустая.

Шатов прервал свое занятие, обернулся к фотолаборанту.

– Благодарю вас. Просушите и дайте мне. Можете быть свободны.

Фотолаборант отнес куда-то бачки, вылил их содержимое, а затем собрал все в мешок и оставил кабинет. Шатов продолжал исследовать крышечку, действуя на нервы Антиквару скрипом и скрежетом.

– Ну вот, полный порядок, – неожиданно сказал он громко, и Антиквар вздрогнул.

Шатов перешел к столу, взял из подставки лист бумаги и стряхнул на него крошечную полоску фотопленки – длиной в полсантиметра, а шириной не более двух миллиметров.

– Микрофотография, – с удовлетворением констатировал Шатов и пригласил Антиквара: – Прошу убедиться.

Но тот лишь метнул быстрый острый взгляд исподлобья, поверх очков и не пошевелился.

– Что вы можете заявить по этому поводу? – спросил Шатов.

– Это провокация…

Вскоре прибыл сотрудник Министерства иностранных дел и, выслушав сообщение подполковника Шатова, посмотрел дипломатическую карточку Антиквара. Затем снял трубку и неторопливо стал набирать номер на диске телефона.

– Это консульский отдел посольства? С вами говорит сотрудник Министерства иностранных дел Овчинников. В вашем посольстве есть атташе… – Он назвал фамилию. – Так. Необходимо, чтобы представитель посольства приехал в отделение милиции… – последовал номер отделения и адрес. – Да, прямо сейчас. Пожалуйста, мы ждем.

– Я требую отпустить меня. Вы не имеете права… – сказал Антиквар.

– Вот сейчас приедет представитель вашего посольства, ознакомится со всем происшедшим, и тогда мы решим, как с вами быть. А пока составим протокол. Сейчас мы еще не знаем, что содержит эта пленочка, однако факт есть факт – вы хотели ее получить от этого гражданина. Вот это мы и зафиксируем.

Составление протокола заняло пятнадцать минут. Когда он был готов, Овчинников предложил Антиквару прочесть и подписать его. Антиквар бегло просмотрел написанное и категорически заявил:

– Я не распишусь на этом.

– Почему? – спросил Овчинников. – Что-нибудь неверно?

– Да. Никто не подбрасывал кассету. Она принадлежит мне. А этого человека я вижу впервые.

– Вы будете подписывать? – последовал вопрос к Акулову.

– Что вы, гражданин начальник! – встрепенулся тот. – Я себе не враг!

– Вам это не поможет. Обоим, – вставил Шатов. Он не был раздражен, говорил спокойно. – Ладно, подпишем мы вместе с представителем Министерства иностранных дел товарищем Овчинниковым.

– Я могу быть свободен? – спросил Антиквар.

– Надо дождаться консула.

– Не ломайте комедию!

– Это не комедия.

Тут в дверь постучали, и появился высокий мужчина лет тридцати пяти.

– Что случилось? Почему вы задержали дипломата? – спросил консул.

– Этот дипломат злоупотребляет своим положением. Он был задержан в момент приема секретных материалов от гражданина Акулова, – объяснил Овчинников.

– Ложь! Этого гражданина я вижу впервые. Я протестую. Это неслыханно… – вскочив со своего места, резко заговорил Антиквар.

– Чем вы можете подтвердить свои обвинения? – спросил консул.

– Многим! – вмешался в разговор подполковник Шатов. – В качестве первого доказательства мы можем прокрутить кинопленку, на которой можно увидеть встречи вашего дипломата с арестованным нами гражданином Казиным, которого он привлек к шпионской работе. Несколько позже мы сможем показать вам его сегодняшнюю встречу на Новодевичьем кладбище с гражданином Акуловым. Товарищ Воркин, прошу организовать показ фильма.

– Не надо, – бросил сквозь зубы Антиквар.

– Мы можем идти? – спросил консул.

– Теперь – да, – последовал ответ.

Всю дорогу до своего посольства Антиквар никак не мог прийти в чувство от оглушительного удара, который был нанесен так неожиданно. Его жгла досада на самого себя, на разведцентр, на всю эту глупейшую затею с Борковым и с передачей пленки. В одно мгновение все полетело к чертям. Оказалось, что советской контрразведке вовсе не интересно держать его нетревоженным во имя засылки дезинформации. Гроша ломаного не стоят хитроумные расчеты разведцентра.

Оставалось проверить, действительно ли Кока арестован и что с Борковым.

…Трубку на том конце сняли сразу.

– Алло, вас слушают, – сказал нежный женский голос.

Не произнеся ни слова, женщина, звонившая из автомата, нажала на рычаг, но тут же подумала, что могла соединиться неправильно, и снова опустила монету в щелку, набрала аккуратно номер. Ей было известно, что по этому телефону никто, кроме мужчины, отвечать не может.

На сей раз ответил низкий мужской голос. Женщина спросила:

– Это Николай Николаевич?

– Нет.

– Можно его к телефону?

– Его нет.

– Он что, вышел?

– Да.

– Надолго?

– Не знаю. А кто его спрашивает?

– Знакомая. Когда он будет?

– Неизвестно. Как вас зовут? Что ему передать? – допытывался сочный баритон.

– Ничего. Я еще позвоню.

– Ну звоните, звоните…

По телефону Боркова ответили, что он уехал в длительную командировку.

Когда служащие посольства, по просьбе Антиквара звонившие Коке и Боркову, рассказали о своих переговорах, Антиквару стало совсем плохо. Чтобы проверить, насколько глубоко копнули контрразведчики тайную жизнь Николая Николаевича Казина, оставалось узнать, целы ли его сообщники-фальшивомонетчики. Адрес Пушкарева Кока с неохотой, но все же дал Антиквару в свое время. Полуподвальная квартира в переулке рядом с улицей Обуха оказалась опечатанной.

В тот же день Антиквар составил для передачи в разведцентр обстоятельное донесение обо всем случившемся и отослал его с дипломатической почтой…

Разведцентр прислал следующую шифровку: «Надежде. Операция провалена. Обусловьте с Бекасом связь, предложите ему выехать в другой город, желательно в Сибирь. Сами немедленно уходите на юг, в Николаев или Одессу. Сохраните дубликат пленки. Слушаем вас непрерывно».

Ответ гласил: «Кажется, обнаружил слежку. Выезжаю в Одессу. Жду указаний».

И наконец, приказ центра: «Будьте готовы к переправе. Слушайте нас двадцатого августа и затем каждый следующий день в течение недели в 23 часа 10 минут. В эфир больше не выходите. Радиопередатчик спрячьте».

…22 августа поздним вечером на даче под Москвой сидели полковник Марков, Павел и Михаил Тульев. Прощальная беседа подходила к концу.

Перечитав еще раз радиограмму, в которой детально излагалось, как должна совершаться переброска Надежды за границу, Владимир Гаврилович сказал:

– Ваши бывшие хозяева испугались, что связь с Кокой вас погубит. Вы опять обретаете ценность в их глазах. Ради этого мы трудились, и хорошо, что не напрасно.

Владимир Гаврилович не упомянул, каким важным звеном в цепочке была роль Боркова-Кустова, о существовании которого Михаилу Тульеву знать было необязательно. Но без этого звена вся операция контрразведчиков по разоблачению Антиквара и Коки выглядела бы для разведцентра непонятно и подозрительно. И вряд ли бы Тульева отозвали из СССР.

За окном сверкнула зарница, потом послышался дальний гром, а может быть, это поезд прогрохотал по мосту – километрах в полутора от дачи проходила железная дорога. Полковник продолжал, обращаясь к Тульеву:

– Ну что же. Кажется, мы обо всем договорились… Впрочем, если чувствуете хоть малейшую неуверенность, еще не поздно все повернуть, можно найти приличную отговорку. Вы и здесь будете полезны.

Полковник сказал это только во имя одного: чтобы между ними не оставалось решительно ничего недоговоренного, никаких недомолвок.

Михаил Тульев был взволнован и, как всегда в такие моменты, заговорил отрывисто:

– Остаться сейчас – жить в долгу. Я слишком много задолжал России. Мне с ними надо расквитаться.

– Месть будет вам плохим попутчиком.

– Это не месть. Деловые соображения. Они сами когда-то учили меня этому.

– В таком случае прочь колебания. Вопросы и просьбы будут?

– Нет, Владимир Гаврилович. С Павлом мы уже обо всем договорились, – ответил Тульев.

– Можешь быть спокоен. Все будет исполнено, – откликнулся Павел.

– Я знаю. И хочу, чтобы и вы были спокойны. Спасибо вам за все.

– В таком случае у нас говорят: ни пуха ни пера, – закончил полковник Марков.

Прошло несколько дней. Поезд увозил Михаила Тульева в Киев, когда посольство, в штате которого состоял Антиквар, получило от МИДа ноту. В ноте сообщалось, что атташе имярек, изобличенный в шпионской деятельности, направленной против Советского Союза, объявляется персоной нон грата и лишается права дальнейшего пребывания на территории нашей страны (в доказательство приводились факты: задания, дававшиеся завербованному им Николаю Николаевичу Казину, контакт с Кондратом Акуловым, попытка получить от него микропленку и пр.). Атташе предлагалось покинуть страну пребывания в 24 часа.

Прожив недолго в Киеве, Тульев выехал в Одессу.