Русский предприниматель московский издатель Иван Сытин - Чарльз Рууд

Итак, во второй половине дня 19 февраля тысяча гостей заняла все места в большом зале Московского Политехнического института. Как повелось у Сытина в подобных случаях, церемония началась с короткого богослужения, и священник произнес молитву во славу доблести и мужества России, переживающей нелегкие времена. На сцене, вместе с отправлявшим службу священником, были члены Юбилейной комиссии; ее председатель Тулупов пригласил Сытина с супругой занять места в президиуме. Когда улеглись «громовые аплодисменты», Тулупов открыл официальную часть[520].

«Без преувеличения можно сказать, – начал он, – что нет в России дома, нет школы, нет крестьянской избы, нет угла, где не было бы изданий Сытина». Этот предприниматель, обладающий «своеобразным, чрезвычайно дорогим личным достоинством», всю жизнь трудился на ниве просвещения народных масс, а ныне, объявил Тулупов, Сытин учреждает новую организацию – Общество содействия развитию книжного дела в России. Это чисто благотворительное общество, сказал он, поможет «подготовиться к тому времени, когда кончится агония», явно имея в виду разрушительный внутренний кризис и войну. В ближайшие планы основателя общества входило строительство первого в мире учебно-исследовательского Дома книги. В школе Дома книги предполагалось обучать будущих печатников всем премудростям профессии, а в его мастерских и лабораториях – разрабатывать новые виды типографских красок, бумаги, печатных станков, наборных машин[521]. Сытин намеревался покончить с «застоем и отсталостью» в русской печатной промышленности. Примером для него служила Америка, которая, как считал Сытин, по технической оснащенности и организации книжного производства не знала себе равных в мире.

Следом слово взял Сергей Варшавский – адвокат, неизменно выступавший защитником Сытина по судебным делам издательства, а также один из авторов «Русского слова». Он высоко оценил «колоссальную энергию, ум, русскую смекалку, большую силу» Сытина, который намного превзошел по объему производства двух крупнейших издателей Германии вместе взятых. В 1913 году, сообщил Варшавский, Мейер выпустил 85 миллионов экземпляров различных изданий, а Брокгауз – около 60 миллионов, в то время как тираж сытинских книг и периодических изданий (не считая газет) составил 225 миллионов экземпляров.

В том же духе было выдержано выступление В.Г. Михайловского, представлявшего редакцию «Русского слова», а затем Тулупов зачитал телеграммы от таких видных политических деятелей, как председатель Государственной думы М.В. Родзянко, который назвал Сытина «первым гражданином русской земли», Поля Дешеналя, председателя Палаты депутатов Франции – союзницы России в войне, члена кадетской партии Г.Е. Львова, которого спустя две недели назначат премьер-министром Временного правительства[522]. Многие другие пришли, чтобы лично поздравить юбиляра[523].

По завершении официальной части гости собрались в одном из самых больших и изысканных московских ресторанов – в «Праге», где был устроен банкет и продолжалось чествование. Там среди прочих выступили И.А. Бунин и корреспондент лондонской «Таймс» Р. Уилтон. Их поздравительные речи, как и вообще многое из сказанного в тот праздничный вечер, стали достоянием широкой читательской аудитории, ибо на следующее утро «Русское слово» выпустило специальный номер, почти целиком посвятив его юбилею. Эта же тема была главной в шести очередных номерах газеты.

Самый примечательный из «юбилейных» материалов, выделявшийся резкими выпадами против самодержавия, появился в «Русском слове» без подписи в самый день торжеств. В нем автор с горечью отмечал, что «потенциальная народная мощь», которая столь ярко проявилась в бывшем мужике Сытине, «в своей массе… до сих пор пребывает в состоянии подавленности под гнетом господствующего государственного режима». Тем не менее благодаря «разительной настойчивости» и «неугасимой жажде творчества» этому «американцу с русской душой» удавалось творить чудеса. Пока интеллигенция раздумывала, как бы приобщить крестьянина к печатной продукции, Сытин сделал это в одиночку.

Завершая своим выступлением торжественный ужин, Сытин объявил проект еще одного предприятия, помимо Дома книги.«Вся жизнь моя, – признался он, – прошла в очень большой коммерческой сознательной работе. Много было идейного, но это идейное шло наряду с коммерческими целями…» Теперь же, после полувека «капиталистической» работы, «у нас есть достаточные средства», и долг требует основать «чисто идейное издательство». Возможно, вдохновленный примером состоятельного американца Эндрю Карнеги, который организовал сеть библиотек, чтобы открыть широкому читателю свободный доступ к хорошим книгам, Сытин, в свою очередь, собирался снабдить соотечественников хорошими книгами, преобразовав недавно купленное им в Петербурге издательство Маркса в общественное учреждение[524].

Сказанное Сытиным в тот вечер как бы дополняло два коротких автобиографических отрывка, опубликованных в утреннем выпуске «Русского слова». В одном из них, озаглавленном «Из пережитого» и перепечатанном из «Полвека для книги», Сытин поведал о своих глубоких религиозных чувствах. С величайшим почтением приводит он слова своего покойного друга Ф.Н. Плевако, произнесенные как-то в пору их молодости после молитвы в Успенском соборе Московского Кремля. «Самые счастливые минуты в жизни, – заметил тогда Плевако, – мы проводили здесь, в этом великом святом и древнем соборе… Перечувствуйте это, и все остальное покажется вам суетой сует». В другом отрывке под названием «Три ступени жизни» Сытин рассказывает о первом коммерческом успехе во время русско-турецкой войны, о приобщении через толстовцев и «Посредника» к подлинно просветительскому книгоизданию, а также о том, как, приступив по совету Чехова к изданию «Русского слова», он яснее осознал сущность своего служения людям. Болезнь и смерть Чехова, писал Сытин, он воспринял «чрезвычайно тяжело, потому что отношение к Чехову у меня всегда было особенное. Все, что он мне предлагал, советовал и говорил, для меня было священно. Его советы сыграли в моей жизни большую роль. И

теперь, оглядываясь на прожитую жизнь, я могу сказать только одно: «Да простит мне дорогая тень А.П., если я в чем-нибудь прегрешил перед ним!»

С приближением смерти этого набожного выходца из низов нее чаще одолевали тревожные мысли о его миллионах, тем более что для большинства его соотечественников наступила поря тяжких невзгод, и тогда Сытин, следуя народному присловью «Бог троицу любит», задумал еще одно благотворительное предприятие. В частном разговоре, сразу после юбилея, он поделился замыслом со своим другом Телешовым. У Сытина осталась последняя мечта – построить за городом бесплатный дом отдыха для своих рабочих[525]. Помимо жилого дома, он хотел устроить там школу, больницу, театр и разбить парк. «Ты меня знаешь давно, всю жизнь… – приводит Телешов слова Сытина. – Ты знаешь, что я пришел в Москву, что называется, голым… Мне ничего не нужно. Все суета. Я видел плоды своей работы и жизни, довольно с меня. Пришел голым и уйду голым». Затем сделал по секрету признание, в котором соединилось толстовское и чеховское: «Я от всего уйду… Уйду в монастырь»[526].