Повести о чекистах - Василий Степанович Стенькин

из машины, когда она остановилась около вокзала. С покрасневшими от бессонной ночи глазами, но как всегда бодрый, подполковник направился ко входу. Навстречу ему вышел дежурный по станции. Он поприветствовал его, как старого знакомого, открыл одну из служебных комнат, где и расположился Александр Лукич.

Вошел капитан Кислица. Он был подтянут, сапоги начищены. Видимо, готовился к приезду начальника. Но круглое лицо его с водянистыми мешками под глазами было хмурым.

— Разрешите доложить! — обратился он к подполковнику.

— Кто задержал преступников? — перебил его Чащин.

— Обходчик Пилип. Сейчас я его приглашу. — Кислица вышел и вскоре вернулся с обходчиком.

Чащин поднялся из-за стола и пошел навстречу железнодорожнику. Крепко пожал ему руку. Пилип переминался с ноги на ногу, застенчиво улыбался.

С Михаилом Трофимовичем Пилипом Чащин познакомился почти сразу, как только возглавил отдел МГБ. Возвращаясь из Солотвина, он увидел на обочине дороги богатырского сложения мужчину и под стать ему женщину. Оба красивые, высокие, словно герои из русских былин. Рядом с великаном — две огромные корзины. Велел шоферу притормозить.

— Вам далеко? — спросил подполковник у мужчины. — А то садитесь, подвезу.

— Так нам до сторожки, — обрадовался тот. — Сидай, Катря, коль начальство приглашае. Это моя супруга, — объяснил он Чащину. — Меня зовут Михаилом, по отцу Трофимовичем. Обходчик я. Тут недалеко мой участок… А жинка мне помогае. Як же без жинки… — Они еле разместились на заднем сиденье.

Машина тронулась. Пилип продолжал говорить, его Катерина всю дорогу молчала. Михаил Трофимович рассказал, что они едут из гостей. В соседнем селе живут его младший брат с матерью. В корзинках у них всякие подарки. Есть закарпатское, лучшее в мире, вино. Он предложил стаканчик Александру Лукичу, но тот вежливо отказался, сославшись на предстоящие дела. Вскоре они вышли, но дружба между ними, завязавшаяся так случайно, крепла с каждой новой встречей. Месяц спустя Пилип предотвратил ограбление вагона с трофейным оружием, и вот теперь — поимка контрабандистов.

Александр Лукич довел Пилипа до стола и усадил его на стул. Венский стул под его тяжестью затрещал. Обходчик смущенно улыбнулся, будто извинялся за свой богатырский рост.

— Большое вам спасибо за помощь, — поблагодарил его Чащин, — от всей души!..

— А, пустяки, товарищ начальник, — окончательно смутился Пилип. — Выполнил свой долг, и все тут.

Пилип рассказал во всех подробностях, как было дело, и поднялся со стула.

— Ну, спасибо вам за внимание. А если чего надо, вызовете.

Чащин пошел проводить его до двери. Вернувшись, сел на свое место и вопросительно посмотрел на капитана.

— Дело абсолютно ясное, товарищ начальник, как дважды два. Контрабанду провезли машинист Семак и его помощник Шабала. А возчик Клованич припрятать ее пытался. Все они теперь в наших руках. Клованич пьян до невозможности.

— Вы это точно установили? Может быть, притворяется? — вставил Чащин.

— Пьян. Слово через губу не перевалит, — без тени сомнения продолжал утверждать капитан. — В ящиках, выгруженных из-под паровоза, оказались отрезы драпа и шевиота, шелковый трикотаж, румынские сигареты в твердой упаковке и что-то сыпучее вроде курительной махорки. — Он минутку помолчал, собираясь с мыслями, затем продолжил: — У всей поездной прислуги взял письменное объяснение. Главный кондуктор Буряк и вагонный мастер Непорожний к контрабанде непричастны.

— Я это уже слышал по телефону. Но с чего вы сделали такой категорический вывод?

— Из их объяснительных, где они написали, что не успели выяснить причину остановки поезда.

— Вы внимательно слушали рассказ Пилипа? Помните, он сказал: «Поезд проследовал из Румынии около часа». Во времени обходчик ошибиться не мог. У Буряка было достаточно времени, чтобы дважды сходить к паровозу и обратно. Он просто вас обманул. По инструкции, главный кондуктор должен знать причину остановки поезда. И он ее знал прекрасно. Вторая ваша оплошность в том, что вы не уяснили такого факта: поезд не может отправляться без команды опять же главного кондуктора. А здесь именно тот случай, когда и эта инструкция была нарушена. Кондуктор и машинист — это одна шайка. После телефонного разговора я думал, что вы примете меры к задержанию Буряка и Непорожнего на ближайшей станции, хотя бы в Хусте. Однако и этого не произошло. Плохо, капитан, из рук вон плохо! — Чащин помолчал немного, поглаживая пальцем левой руки переносицу, что всегда означало сильное волнение, и спросил: — Вы выяснили, каким образом контрабандистам удалось обмануть работников таможни? Осматривали паровоз?

Кислица виновато молчал.

Чащин отпустил его. Тот вышел из кабинета с красными пятнами на лице, будто из парной. Александр Лукич остался один. Закурил. «Что случилось с парнем? Кадровый офицер. Почти одногодок. В органах госбезопасности не новичок. А ошибки допустил непростительные. Может, просто устал? Как-никак четыре года без отпуска. Обязательно надо поговорить с ним. А может, чем-то болен? Что-то мне не нравятся его мешки под глазами». Чащин достал блокнот-памятку и аккуратно вывел: «Кислица. Надо поговорить».

Глава IV

ОТКУДА БЕРУТСЯ ШПИОНЫ

Станислав Крамер сумел по фиктивному документу о непригодности к воинской службе, полученному в госпитале после небольшого ранения, уйти от фронта и даже был списан по чистой. Уехал в Мюнхен, куда, по слухам, переселился его отец. Но поиски его были тщетны. После долгих мытарств по городу ему наконец удалось найти место официанта в закусочной. Ее владелец направил Крамера на медицинское освидетельствование. Вот когда особенно перетрусил он, опасаясь разоблачения симуляции. Но врач дал заключение только о пригодности его к работе в питейном заведении. И вот Крамер при деле. Жизнь его налаживалась, и казалось, что все самое жуткое позади и что он зря терзал себя сомнениями.

В это утро он поднялся с особенно приподнятым настроением. На дворе стояла прекрасная погода. Он прошелся с наслаждением по чисто убранной комнате и остановился у стула, на спинке которого висел тщательно отутюженный костюм. Это сделала его соседка по площадке. За несколько шиллингов она убирала его комнату и стирала белье. Но особая предупредительность ее крылась в другом: она видела в нем своего будущего зятя. У бедной женщины была