Старая Русса в истории России - Иван Николаевич Вязинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А стране уже угрожали полчища белополяков. Западный сосед всяческие уклонялся от предложений начать мирные переговоры по установлению границы, ведя в то же время закулисные переговоры с Францией о подготовке нового похода против России.
25 апреля польские войска перешли в наступление. Они втрое превосходили противостоящие части Красной Армии. Страна, вместо того, чтобы переключиться на мирное строительство, вынуждена была вновь мобилизовывать силы для отпора интервентам. “Кто способен твердо держать винтовку — тот на борьбу с поляками, кто слаб — усиль работу тыла!”, — призывала старорусская газета “Красный пахарь”.
В бою с белополяками был тяжело ранен двадцатилетний Николай Томский из Рамушева, впоследствии известный скульптор (см. гл. ХII.). Покрыл себя неувядаемой славой паренек из д. Сельцо Городецкой волости Павел Фомин. В критическую минуту пламенным словом агитатор поднял в атаку полк и пал смертью храбрых. С тяжелой контузией лежал в госпитале комиссар артиллерийской бригады 6-й стрелковой дивизии Василий Вихров, знакомый с польским театром военных действий еще по годам первой мировой войны. В мае 1922 г. его перевели в Политотдел 56-й стрелковой Московской дивизии, которая после подписания мирного договора была отведена в Новгородскую губернию.
Один из полков стоял в Старой Руссе. Средний комсостав жил в большом двухэтажном деревянном доме на Ильинской улице рядом с “аракчеевскими” казармами. Старший — в доме купца Токарева на Петроградской. Здесь же останавливались приезжие, в частности начальник штаба дивизии, будущий Маршал Советского Союза Ф. И. Толбухин.
12 октября с Польшей были подписаны предварительные условия мирного договора. Переговоры продолжались. Страна приступила к залечиванию ран, нанесенных многолетней войной.
Казалось бы, Советская власть и большевики должны были выполнить заверения использовать революционную власть для обеспечения “мер подготовки основ цивилизованности” для последующего перехода к социализму. Однако, вместо действительного развития государственного капитализма с целью умножения производительных сил — “кавалерийская атака на капитал”.
Победа в гражданской войне породила представление об эффективности и универсальности испытанных методов и в строительстве нового общества. “Военный коммунизм” достиг высшей точки. Так на практике и в сознании закладывались основы командно-бюрократической системы, что отвечало низкому уровню политической культуры не только масс, но и многих активных участников революции.
29 ноября старорусцы знакомились с постановлением Президиума ВСНХ о национализации мелкой промышленности с числом рабочих более трех. Правда, вскоре было разъяснено, что это касается предприятий, где имеются механические двигатели, а без них — свыше десяти рабочих. Также как при национализации крупной, а затем средней промышленности, вводилось рабочее самоуправление.
Последующими декретами постепенно сводилось на нет денежное обращение, шло классическое “отмирание денег”. А в связи с этим утверждалась уравниловка в оплате труда. Еще в сентябре вводились бесплатная перевозка грузов и лиц, едущих по государственным надобностям, рабочих и служащих — на работу и в отпуск, а также учащихся и инвалидов. В декабре вышли декреты: “О бесплатном отпуске продовольственных продуктов”, “О бесплатном отпуске предметов широкого потребления”, “Об отмене платы за топливо”, “Об отмене денежных расчетов за пользование почтой, телеграфом, телефоном”.
Такой “коммунизм” для рядовых рабочих Старой Руссы, особенно пришедших из деревни, был благом. Но квалифицированные, тем более с семьями, потеряли всякий стимул к труду и подались на село. Часть рабочих еще была в армии, другая — занята в советском и партийном аппарате. В исполкоме и его отделах, включая военкомат, ЧК и милицию, насчитывалось 1580 служащих. Их количество более чем в два раза превосходило аналогичное число при царе или составляло свыше трети самих рабочих мирного времени — 4265. И это при 18 тысячах старорусцев (в 1917-м году свыше 22 тысяч).
Из-за нехватки сырья и топлива простаивали или влачили жалкое существование промышленные предприятия. На бывшей фабрике Лютера из 700 рабочих осталось всего 70. Они выпускали столы, чемоданы, еще пользующиеся спросом. На грани полной остановки были черепичный и кирпичные заводы, совершенно прекратили производство винокуренный, пивоваренный, мыльный. Резко сократилось количество даже кустарных мастерских. В уезде бездействовали восемь лесопильных и льномяльных предприятий. Не крутились жернова 118 мельниц из 711 (почти половина губернских). На нулевой отметке была добыча торфа...
Не оправдало себя без специалистов и рабочее самоуправление на национализированных предприятиях. Зато ширилась и процветала анархия. Фабзавкомы вообще игнорировали начальство как местное, так и губернское. Производили не качественно и, подчас, не то, что было нужно, хотя контрольный аппарат по сравнению с 1913 г. более чем удвоился. В силу перечисленных и других причин покупательная способность рубля по отношению к дореволюционному 1917 г. упала в 74 раза.
Советская власть и большевики упрямо проводили и “социализацию”, вернее национализацию, земли вместо обещаемого мелкобуржуазного раздела. На смену проваливающимся коммунам шли сельхозартели. Ранней весной их организовали в Рахлицах, Свинорде, Пеньково, Большом Воронове, Дубовицах. С трудом из-за нехватки семян и инвентаря, провели сев. Уборка коллективная, естественно, прошла лучше, что значительно подкрепляло пропаганду. Одновременно всячески поощряли создание совхозов в бывших помещичьих имениях и монастырских усадьбах. К концу года их уже насчитывалось одиннадцать: “Выбити”, “Хмелеве”, “Борки”, “Рамушево”, “Коростынские сады”, “Княжий двор”...
В стране все это привело к разрыву города и деревни, распылению рабочего класса, вооруженному сопротивлению крестьянства (антоновщина, махновщина. Кронштадтский мятеж). Преступность приобрела невиданные размеры. Дезертирство, несмотря на угрозы в адрес родственников, не сокращалось. Только в лесах южного Приильменья скрывались крупные подразделения “зеленых” и среди них немало отъявленных бандитов. Свыше тысячи их было уничтожено в открытых столкновениях с частями 56-й Московской дивизии и местными силами карательных органов. Около пяти тысяч (!) пришли с повинной и сдали оружие.
Особенность кризиса состояла в том, что он возник на почве не поражений, а побед революции, то есть в силу несовместимости с нею командно-бюрократической системы “военного коммунизма”.
НЭП. “Всерьез и надолго”?
1921 г. В конце января старорусцы читали очередной (и последний) декрет из коммунистической серии “Об отмене платы за жилье, водопровод и канализацию, газ, электричество, общественные бани”. Многие разводили руками: как это возможно — в холодной, голодной, обносившейся за шесть военных лет стране с бездействующими промышленностью и транспортом — все бесплатно?!
Однако острый кризис, возрастающая активность “вольного” рынка, на долю которого приходилось не менее половины общего оборота товарными ценностей, недород в результате умышленного сокращения крестьянам посевных площадей и надвигающийся голод; “волынки” — забастовки на промышленных предприятиях из-за сокращения хлебных пайков и... Кронштадт — все это вместе взятое, все в совокупности положило конец разверсточной, административно-приказной системе “военного коммунизма”.
8 — 16 марта Х