Старая Русса в истории России - Иван Николаевич Вязинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Знакомя земляков с решениями съезда, его участник Василий Вихров рассказывал: подавляющее большинство делегатов были довольны тем, что ставился крест на “военном коммунизме”, и сам Ленин подчеркнул: “нэп вводится всерьез и надолго”.
Свыше 1200 (31 процент губернского количества) мелких предприятий Старой Руссы и уезда вернули прежним владельцам или передали в аренду. Более крупные заводы: фанерный, черепичный, сельхозмашин, лесопильные и кирпичные вошли в соответствующие тресты Губсовнархоза. А, например, кожевенный на улице Лозьевской арендовало товарищество “Кождел”...
Поднимая промышленность и сельское хозяйство, Республика не забывала и об укреплении своей обороны, возрождении Флота. Многие корабли погибли, часть увели интервенты, оставшиеся безжизненно стояли на приколе в ожидании ремонта. Тысячи моряков не вернулись с фронта... Шефство над флотом взял комсомол. В училище командного состава из Старой Руссы уехали секретарь горкома Сергей Кудрявцев и работник военкомата Александр Антипов. Оба стали морскими офицерами, впоследствии контр-адмиралами флота.
Даже в самые тяжелые периоды гражданской войны не прекращалась культурно-просветительная работа. В городе были открыты 12 школ первой и две школы второй ступени, промышленно-экономический и педагогический техникумы, бухгалтерские курсы, в поселке Парфино — лесная школа. Для ликвидации неграмотности среди красноармейцев и допризывников работали кроме школ 42 пункта ликбеза.
Под рабочие клубы передали бывший императорский Путевой дворец и здание Дворянского собрания. К услугам рушан были кинематографы “Рекорд” и “Каскад”. В актовом зале бывшего реального училища молодежь оборудовала театр, труппу составили более ста любителей, среди них несколько профессионалов.
Оперный коллектив театра возглавил живший в это время в городе известный художник Василий Семенович Сварог (см. гл. ХII). Он же был инициатором открытия художественной галереи, на базе которой развернулся музей. Губернская газета “Звезда” так описывала его: “В отделе русской живописи порядочно хороших картин. Тут есть Клодт, Шишкин, Крыжицкий, Айвазовский, несколько этюдов Маковского. Немного картин новых художников (Россине, Мансуров) и среди последних три этюда Сварога. Забавен — “Актеры первой оперы в Старой Руссе”, где в числе прочих, автор талантливо изобразил и себя. В этой же комнате фарфоровые изделия разных эпох, а над ними на стене висит роскошный гобелен прекрасной работы Бетти “Средневековая охота”.
В следующей комнате экспонаты исторического и художественного характера перемежаются с предметами краеведческими... Особенно бросается в глаза работа из шелка неизвестного художника — “Японское божество плодородия”. 6 знамен и жезлов старорусских ремесленных цехов, относящихся к 60-м годам прошлого века и редкая коллекция насекомых, собранная известным путешественником-исследователем П. К. Козловым в Залучской волости, где он жил перед экспедицией в Тибет.
В музее есть различные изделия, которые изготовили кустари из ивовых прутьев. Изящные коробочки-шкатулки, изукрашенные цветной соломкой. Материалы, показывающие процесс выделки фанеры и прочих изделий на фабрике № 4... По официальным данным в Старорусском уезде крестьяне занимаются 40 промыслами”.
Петр Кузьмич Козлов проживал в с. Стречно, куда приезжал часто за последние восемь лет своей жизни.
Большое значение придавалось развитию здравоохранения. В годы гражданской войны значительная часть медперсонала была мобилизована для обслуживания пяти военных госпиталей. Один из них размещался в курорте, и в нем впервые целебные грязи и минеральная вода стали применяться для лечения раненых. Остальные госпитали располагались по соседству, и с окончанием войны здания передали курорту.
С установлением мирного времени началось переоборудование уездной больницы, были созданы хирургическое, глазное, родильное отделения. Открылась поликлиника с рентгеном, лабораторией и электроводолечением, женская и детская консультации, малярийная станция, онкологический кабинет, диспансер для туберкулезных, станция скорой помощи. Город поделили на участки, обслуживаемые врачами-терапевтами. В уезде на шести врачебных и трех фельдшерских пунктах оборудовали стационары. Однако устанавливающийся размеренный ритм жизни разорвала сильнейшая засуха в Поволжье. Разразился, отродясь невиданный в такой степени и объеме на русской земле, голод. Люди ели кору, глину, грызунов, трупы умерших. Бедствие расширялось, захватывая соседей — Северный Кавказ, Украину, Сибирь...
Дореволюционная Россия была запаслива — голод, приходивший в отдельные регионы время от времени, приучил и мужика, и государство иметь зерно и капитал на случай крайней нужды. За годы “военного коммунизма” запас истощился, оставшегося после продотрядов едва хватала самим сводить концы с концами. Новые же урожаи были — ничтожны из-за мобилизации крестьян в армию, ликвидации землевладения, сокращен” посевных площадей ввиду непомерных налогов и насильственных захват” хлеба.
7 августа, вслед за губернской, в Старой Руссе создали уездную комиссию помощи голодающим — Помгол. Объявили уличный кружечный сбор, наметили приемные пункты пожертвований хлебом, мукой и зерном. Подключили учащихся, и только с 24 по 31 августа по губернии было собрано 7 миллионов рублей.
Активное участие в этой работе с самого начала приняла и Новгородская церковь. Еженедельно на счет Помгола поступали крупные суммы, вносимые прихожанами всех уездов. В одном декабре, по данным архива, они составили свыше 2 миллионов рублей. Наверное, немалые суммы посылали и другие губернии, поскольку Патриарх Тихон обратился в Правительство с просьбой разрешить образование Церковного Всероссийского комитета помощи и его отделений на местах.
4 сентября Новгород принял первый эшелон с детьми Симбирской губернии из заявленных губисполкомом 5 тысяч. Старая Русса дала согласие, как и Новгород, на 1500. По мере прибытия их размещали в зданиях курорта, пользуясь межсезоньем, и в бывших госпиталях. Сколько могли приютили Спасо-Преображенский и Косинский монастыри. И что особенно отрадно — немало жителей города и села приняли “сентябрят”, как их стали называть, в свои семьи, заменив несчастным утерянных родителей и близких. Не показное сочувствие к чужой беде проявили старорусцы и в сборе хлеба — на ссыпные пункты до конца года поступило 1680 пудов.
Патриарх ждал ответа в течение двух месяцев, когда из Помгола пришло предложение пожертвовать храмовые ценности. Глава духовенства не колебался, дав согласие на вещи и предметы, не противоречащие канонам и непосредственно при богослужении не используемые. Было составлено воззвание, одобренное власть придержащими... Прошло несколько дней уже нового года...
1922 г. 6 января россияне в “Известиях ВЦИК” читали решение “Об изъятии церковных ценностей”. В нем ни слова о добровольной сдаче ценностей церковью и использовании их для борьбы с голодом. А православная церковь отдавала добро, накопленное веками. Жертвовали не без печали, ибо тяжело было видеть искони богатые украшениями храмы без их праздничных торжественных одежд. Но добровольная сдача была вредна властям — она поднимала авторитет церкви.
Через три дня в Новгород
