Незваный гость - Б. П. Уолтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я коротко киваю.
– И ты узнал об этом на празднике?
– Нет. Чуть позже.
На ее лице мелькает удивление.
– Ох, ну, я предполагала, что он расскажет тебе сразу все. Особенно после… о боже, ты не знаешь, да?
– Знаю что?
Она усмехается, наслаждаясь ролью вестницы.
– Что он трахался с ней на празднике. Я их застала. Они были в ванной, он и Елена. Я проследила за ними и видела силуэты сквозь щель там, где дверные петли. Я подождала, пока они закончат, и только потом приперла к стенке. Но все это немножко низкопробно, верно? И чуть-чуть иронично, признаться, поскольку я совершенно уверена, что причина, по которой моему брату позволили умереть, заключалась в том, что вы считали его низкопробным. Рабочий класс. Бедняк. Не из клуба. Учился в обычной школе в Брадфорде, а не в частной в Беркшире. Продавец и мелкий предприниматель, а не успешный директор компании, модельер или политик.
Это меня цепляет, как она, по-видимому, предвидела.
– Он был наркоторговцем.
Она качает головой:
– Нет, извини, но это не так. Он был наркоманом. Он был болен.
Я недоверчиво фыркаю:
– Он сам выбрал употреблять. Он знал риски. Он знал закон. Он знал, что это будет значить, как только он начнет курить, нюхать или колоться.
Она продолжала качать головой, теперь медленнее, словно глядя на безнадежного ребенка.
– Какое лицемерие. Я готова спорить на что угодно – не то чтобы у меня много что осталось – что ты позволял себе дорожку кокаина после ужина в честь какой-нибудь гламурной премии. Или, может, необычную таблетку.
Я в ярости от того, что меня предает собственное тело; от поднимающегося гнева лицо горит, а по шее бегут мурашки.
– Думаю, что большинству людей будет совершенно очевидно, что делают такие, как ты. Вы меняете правила игры для менее привилегированных. Правила, которые устанавливают, что верно, а что нет, что такое успех, а что провал, что заслуженно и что незаслуженно.
– Я ничего такого не делал, – говорю я, стиснув зубы.
– Тогда почему моему брату не позволили жить?
– Потому что, – говорю я громче, чем собирался, потом снова понижаю голос: – Потому что он был ленивой, торгующей наркотой сволочью, которая сломала жизнь своей девушке и ее семье.
И снова покачивание головой.
– Ты все путаешь.
Это заставляет меня замолчать.
– Что? – спрашиваю я, глядя на знающее, до ужаса самоуверенное выражение ее лица.
Она вздыхает:
– Это не Джонни приобщил Колетт к наркотикам. Все было наоборот.
Почва у меня под ногами смещается. Ощущение дежавю искажает чувство реальности, когда меня швыряет обратно в прошлое. Мэттью стоит возле камина в нашей гостиной. Рассказывает мне все. Все своими словами. Его словами. В моей голове все становится на места. И теперь это происходит снова. Разные истины, разные истории. И всегда я, единственный в темноте, единственный, от кого скрывают секреты.
– Тебя обманули, – просто говорит Рейчел.
Я качаю головой.
– Нет… нет, это… Колетт не употребляла наркотики до встречи с Джонни…
Рейчел пожимает плечами:
– Я не могу этого доказать, конечно, но со слов Джонни, она уже имела налаженные связи с дилерами до того, как поступила в Дарем. Джонни просто имел несчастье трахнуть ее однажды ночью за клубом, когда она училась на первом курсе. Как и твоему мужу, ему было сложно держать свой член в штанах. Но познакомившись с Колетт, он изменился. Он всегда был добрым, отзывчивым мальчиком. Всегда заботился обо мне и маме с папой. Брался за любую работу в магазинах и на заводах, чтобы приносить деньги. Но когда он начал встречаться с Колетт, его доброта и чувство долга оказались перегружены. Все, что он делал, было частью его огромных усилий порадовать ее. И благодаря таблетке экстази, которую она положила ему на язык той ночью в переулке за клубом, он пристрастился к тем же веществам, с которыми она познакомилась в той элитной школе, в которой училась.
Я не выдерживаю. Все не так. Это не может быть правдой; просто не может. Я видел фотографии Джонни Холдена. Он выглядел ужасно – по-наркомански худющий, в татуировках, с таким не хочется встретиться ночью на пустынной улице.
Словно прочитав мои мысли, Рейчел продолжает:
– Я думаю, ваша компания просто решила, что он более естественный преступник. Не могла же это быть славная, любимая Колетт, верно? Со своими пальто от «Диор», сумочками «Малбери» и правильным английским акцентом, хоть и родилась в Шотландии. Но серьезно, разве ты не видишь проблему, если никогда не думал усомниться во всем этом? Никогда не думал, что, возможно, была явная попытка изобразить ее жертвой, его – отравой, паразитом, от которого необходимо избавиться.
Я медленно качаю головой:
– Я… не знаю… я никогда не думал…
– Конечно не думал. – ее губы кривятся, словно от отвращения. – Ты точно такой же.
– Но Мэттью сказал… он сказал, что на него напали. Джонни. Джонни и компания других молодых людей заявились ночью и терроризировали его. Они делали ужасные вещи. Угрожали кастрировать его, убить, заставили нюхать кокаин… Это было… это звучало чудовищно. И все потому, что он пытался уговорить Колетт завязать с наркотиками, бросить Джонни, лечь на реабилитацию или что там необходимо, чтобы держаться подальше от такой жизни.
Рейчел поднимает бровь.
– Джонни? Терроризировал кого-то? Уверяю тебя, сколько бы наркотиков он ни употреблял, я не могу представить, чтобы он совершил нечто подобное.
Это не укладывается у меня в голове.
– То есть ты говоришь… Мэттью все придумал?
Даже произнеся вслух, я не могу этого принять, ведь его рассказ был таким ужасающе подробным. Взгляд Рейчел на брата иллюзорен, искажен годами видимых через розовые очки семейных воспоминаний до того, как все пошло не так.
Она смотрит на меня как на дурачка.
– Он уже доказал, что отъявленный лгун, разве нет? Ты вообще знал, что ему нравятся женщины? Собственно, знал ли ты его вообще?
Этот вопрос несколько секунд висит между нами. Я не отвечаю на него, да она и не ждет ответа.
– Даже если на него напали, я прекрасно представляю, что были и другие люди, не желавшие, чтобы он вмешивался в жизнь сестры. Я догадываюсь, что она была очень полезна многим дилерам – сводила их с другими богатыми молодыми людьми вроде нее. Может быть, она распустила язык, слишком громко обвиняла брата в своих попытках лечиться.
Кое в чем она может быть права, но не в этом. Я уверен. Я
