Незваный гость - Б. П. Уолтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопрос с Еленой остается острым и решен только временно. Удачно, что она решила принять предложение поработать на Республиканскую партию в Штатах. Большую часть времени она не будет нам досаждать, оставив дочь жить с отцом в квартире на Клеркенуэлл. Это хорошо вписывалось в их разрушенные семейные отношения. Особенно учитывая, что Пиппа и Титус по-прежнему обоюдно стремились проводить время вместе.
Я приезжаю в Марвуд около трех дня. Титус и Руперт играют в теннис на одном из кортов позади дома.
– Кто выигрывает? – кричу я, наблюдая за ними со стороны.
– Мы сбились со счета, – отвечает запыхавшийся Руперт, едва отбив мяч, поданный Титусом слева.
После матча мы с Рупертом идем обратно к дому, а Титус остается отрабатывать подачу.
– Сегодня тебе пришло письмо, – говорит Руперт. – Я не открывал, но думаю… думаю, тебе следует прочитать его немедленно.
Я озадаченно смотрю на него:
– Почему?
– Потому что оно, кажется, из тюрьмы Грейз-Филд.
Название ничего мне не говорит, но потом в голове всплывает одно слово, заставляя вздрогнуть и покрыться мурашками.
– Рейчел.
Руперт кивает, подходит к деревянному подносу на консоли рядом с входной дверью и вручает мне конверт. Я открываю письмо, несколько секунд читаю, потом смотрю на него и киваю.
– Это от нее.
__________
Тюрьма Грейз-Филд – внушительный особняк семнадцатого века, переделанный для содержания женщин-заключенных и молодых преступниц. Он выглядит, как в фильме ужасов, когда я подъезжаю к нему на машине и следую по знакам на парковку, которая располагается сбоку, рядом с какими-то полями. Вход в тюрьму, затем процедура регистрации и обыска, чтобы попасть внутрь, гораздо более будничная и рутинная, чем я ожидал, хотя к тому времени, когда меня сажают с остальными, меня охватывает беспокойство по поводу того, что меня ждет с другой стороны. Когда нас запускают в большое помещение, напоминающее школьный зал, я сразу же вижу Рейчел. Не то чтобы она чем-то отличается от других женщин здесь, ее выделяет язык тела. Она выглядит спокойной и собранной, как менеджер компании перед собеседованием с будущим членом команды.
Я здороваюсь, стараясь говорить так же спокойно, как она выглядит. Не уверен, что мне это удается, поскольку получается похоже на низкий лай.
– Привет, Чарли, – говорит она и натянуто улыбается.
Я замечаю, как сильно она изменилась с тех пор, как я видел ее на суде. Хотя она всегда была худощавой, она заметно похудела. Ее ключицы и подбородок теперь острые и резко выраженные и придают ей более суровый, может даже жестокий, вид, чем раньше.
– Спасибо, что приехал.
Я сажусь, чувствуя неловкость и немного тошноту. Мне трудно смотреть ей в глаза; она же своих не отводит, словно снайпер, сосредоточенный на цели.
– Ну, как ты написала в письме, у меня особенно не было выбора.
– Верно, – коротко, по-деловому кивает она, словно довольная тем, что я понял посыл.
У меня складывается ощущение, что она наслаждается тем, что одержала верх.
– Поскольку времени у нас мало и, думаю, мы оба согласны, что лучше не устраивать подобные встречи слишком часто, я просто подумала, что для нас обоих будет лучше разобраться с некоторыми моментами, прежде чем начинать как следует.
Я хмурюсь:
– Что начинать как следует?
Она улыбается:
– Остаток наших жизней, конечно.
Ее улыбка меня нервирует. заставляет волноваться о том, что она скажет.
– Итак, – говорит она, подвигая стул ближе к столу. – Теперь, когда пыль улеглась, я хочу все объяснить. Я думала, это… ну, твое право. Право знать.
– Почему ты сделала то, что сделала? – спрашиваю я.
Она понижает голос до еле слышного шепота:
– Почему я подарила тебе твою свободу.
Мне не нравится такая формулировка, и я чувствую, как внутри все сжимается, когда наконец встречаюсь с ней глазами.
– Боюсь, прозвучит несколько грубо по отношению к твоему покойному мужу, но поскольку в последний раз, когда я вас видела, ты только что всадил нож ему в сердце, не думаю, что ты слишком расстроишься. Но если тебе вдруг потребуется перерыв, просто скажи.
Звучит весьма странно, напоминая полицейские допросы, через которые я проходил в месяцы после смерти Мэттью. Я не отвечаю, просто жду, когда она продолжит. Она явно запланировала маленькую речь, и, несмотря на мой дискомфорт, я хочу ее услышать.
– Я много лет желала смерти твоему мужу. Очень-очень желала. Отчаянно. Я воображала все способы, которыми можно убить человека. Вероятно, ты назвал бы это фантазиями. Они помогали мне спать по ночам. Как бы там ни было, ты, наверное, уже знаешь, что Мэттью убил моего брата Джонни.
Я киваю.
– Я так и думала. Он тебе рассказал? Или ты сам догадался?
– Он мне рассказал, – отвечаю я.
Она кивает.
– Я думала, что его совесть даст трещину. Это произошло, случайно, не в день празднования годовщины Эштонов?
– Да.
Она снова кивает.
– Мужчины на самом деле так предсказуемы, верно? – она закатывает глаза к потолку. – И у них есть привычка недооценивать женщин. Мэттью недооценил меня. Что я сделаю. На что пойду. Но не ты.
– Да, не я. Я знал, что в тебе было что-то… не так. Что-то, что Мэттью, в его постоянном желании быть хорошим для людей и заводить друзей, не замечал.
Рейчел смотрит на меня с задумчивым выражением лица, и мне кажется, что в ее взгляде мелькает намек на уважение. Но потом она говорит:
– Он так стремился узнать меня, да? Сначала это застало меня врасплох, но потом, когда его сообщения в «Вотсап» становились все более заигрывающими – ну, я догадалась, что он играет на два фронта. Ему нужны были от меня не книжные разговоры, а кое-что другое. Это еще одна общая для всех мужчин черта: они думают своими членами. По правде говоря, ты был не лучше… так испугался, что я пытаюсь соблазнить его или питаю какую-то извращенную одержимость вашим приемным сыном. Всегда все сводится к сексу, верно? Не подумал поискать в другом месте, а?
Ее голос становится тише, ниже, опаснее. Я молчу, мне не уютно от осознания, что ее мнение обо мне и Мэттью, по крайней мере пока, удручающе точное.
– Первым делом, позволь мне прояснить,
