Незваный гость - Б. П. Уолтер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это ты, Чарльз? – крикнул он.
Я прошел по коридору и обнаружил Арчи на кухне.
– Ты как? – спросил он, с сомнением глядя на меня поверх чашки с кофе.
Не дожидаясь ответа, он встал и налил мне кофе из кофемашины. Я взял кофе из его протянутой руки и сел за стол.
– Я… не уверен.
Я сделал глоток теплого темного напитка, не чувствуя вкуса.
– Ну, учитывая, насколько пьяным ты вчера был, я бы сказал, что все еще не так плохо, как могло бы быть.
Он продолжал внимательно смотреть на меня, как будто я вот-вот начну кричать или плакать.
– Тебе следует проверить телефон, – сказал он, встал и подошел к кухонной столешнице.
– Мой телефон? – озадаченно спросил я.
– Твоя одежда постирана. Тебя на нее вырвало. Я поставил твой телефон на зарядку здесь. – он подошел к концу столешницы и отсоединил мой «Айфон» от провода. – Конечно, в обычных обстоятельствах я не стал бы читать твои сообщения, но не мог не заметить того, которое всплыло на экране утром.
С нечитаемым выражением лица он передал мне телефон. От движения экран засветился. И я сразу же увидел, что Арчи имел в виду.
«Еду домой. Буду к семи вечера. Мы можем поесть и поговорить? Взять что-нибудь в «Оттоленги»? Я тебя люблю».
Мэттью возвращался домой.
Внезапно маленькая тихая гавань дома Арчи оказалась под угрозой. Реальный мир собирался затопить ее.
– Я не хочу его видеть, – сказал я.
– И что ты собираешься делать? Игнорировать проблему?
Я заметил на столе выпечку к завтраку и фрукты и взял грушу. Я разрезал ее, обдумывая ответ, пытаясь измерить температуру собственных чувств. Видите ли, для некоторых это может звучать безумным, но даже в тот момент я точно знал, что надо делать. Мне хотелось бы подняться обратно в гостевую спальню Арчи и весь день притворяться, что у меня нет мужа, или истерящего приемного сына-подростка, или матери, которая не была честна со мной. Но это не то, что мне было надо. И это было для меня очевидно.
Я был достаточно умен, чтобы понимать, что большинство людей не способны на такой психологический скачок. Я также понимал, что было бы ошибкой рассказывать Арчи о моем плане. Как многие другие, он не оценит чистой красоты расплаты за предательство. Метода исправления произнесенной лжи. Я помню, как однажды Мэттью просматривал выпуск «Санди Телеграф» и высказался по поводу статьи о женщине, которая убила изменившего ей мужа, неудачно направив машину с обрыва. Он умер. Она выжила. Как и его любовник, их общий друг, сидевший на заднем сиденье и рассказавший полиции о ссоре, которая разыгралась, и о том, как женщина за рулем умышленно погнала машину к краю обрыва в попытке убить их всех. Мэттью сказал, что убившая мужа женщина не могла по-настоящему любить его, в противном случае она не подвергла бы его риску роковых травм или, как оказалось, смерти. Иногда он бывал таким наивным. Так что я ответил, что она оказалась способной на это именно потому, что слишком сильно любила. Любовь – жизненно важный компонент. И в сочетании с предательством результат может обладать силой ядерной бомбы.
– Я не буду его игнорировать, – сказал я, наконец глядя в глаза Арчи.
– Что ты собираешься делать? – спросил он.
Его голос был по-прежнему спокойным, без страха или обвинения. Но они неоднократно будут присутствовать в будущем, когда я буду спрашивать, знал ли он тогда, как все обернется. Потому что то, что он сказал дальше, наводило на мысль, что он всегда хорошо знал меня. И того человека, каким я был или которым однажды стану.
– Я бы настоятельно советовал тебе, Чарльз, остановиться, прежде чем делать что-то серьезное.
Я нахмурился:
– Серьезное?
Арчи посмотрел мне в глаза, потом медленно заговорил, словно с особой тщательностью выбирая слова.
– Я думаю, мы оба знаем, что ты плохо реагируешь на предательство. Ты не любишь, когда из тебя делают дурака. Я не хотел бы, чтобы ты – или твой гнев – сотворил что-нибудь… непоправимое.
Мы продолжали смотреть друг на друга, долгое время не говоря ни слова.
Потом он сказал:
– Чарли, я думаю, мы оба знаем, о чем я.
Я знал. Однако я забыл, насколько хорошо он меня знает. Как многое я позволял ему видеть во мне в прошлом, и как сильно это, должно быть, беспокоило его сейчас. Арчи был единственным, кому я по-настоящему доверял свои мысли в юности. Мысли, которые всегда у меня были, если честно. Однажды вечером, когда нам обоим было по шестнадцать лет, он пришел с ночевкой на Сент-Джордж-сквер. Каникулы без него были довольно тяжелы. Он был лучшим другом, который мог быть у гея в Итоне, и мы использовали любой повод, чтобы побыть в компании друг друга вне школы – до такой степени, что, когда люди слышали, что я гей, то предполагали, что Арчи мой любовник. Это была неправда. В нашей тесной дружбе не было ничего сексуального, но был глубокий фундамент любви, которая никогда не проходила. И поэтому тем вечером в своей спальне, когда нам было по шестнадцать, пока мой папа был в клубе, несомненно шантажируя какого-нибудь министра ради создания очередного выгодного ему пробела в законодательстве, я откровенно рассказал Арчи о своем самом глубоком секрете. О том, как часто мой разум обращается к жестоким мыслям. Жажде насилия. В качестве кары для тех, кто меня обидел.
– Когда ты думаешь об этом? – спросил он, повернувшись лицом ко мне.
– Каждый день, – ответил я. – Когда кто-нибудь меня расстраивает, когда учитель меня высмеивает, когда ясно, что я не нравлюсь тому, кто нравится мне, когда кто-то грубо толкает меня, идя по улице…
Я помню, как он смотрел мне в глаза, лежа вместе со мной в кровати, а на заднем фоне по видео шел какой-то ужастик.
– Расскажи что-нибудь, о чем ты думаешь, – попросил он.
Он говорил спокойно и неторопливо, но я понял, что ему интересно.
– Просто… сделать им больно. Выбить зубы. Вонзить нож в сердце. Смотреть, как они истекают кровью.
При этих словах его глаза чуть расширились, но, надо отдать ему должное, он даже не вздрогнул.
– Это связано с… сексом? – спросил Арчи, слегка нахмурившись.
Это предположение меня не разозлило – лишь привело в недоумение.
– Нет, вовсе нет.
Я понял, что это слегка озадачило его. Думаю, если бы это было «связано
