Государственная недостаточность. Сборник интервью - Юрий Поляков

– Кто пишет сценарий?

– Я сам. И, по-моему, эта необходимость давно назрела, потому что с 1996 года выходит уже восьмое издание «Козленка…». Общий тираж около 300 тысяч экземпляров. Без ложной скромности, немногие писатели могут сегодня похвастаться такой издаваемостью. Полагаю, общий тираж и количество изданий вышедшего примерно в то же время «Чапаева и Пустоты» Пелевина меньше, а наши самые успешные писатели-детективисты берут не тиражом, а количеством названий.

– У вас так много проектов – как вы вообще все успеваете? И я бы не сказал, что вы выглядите утомленно…

– Дело в том, что некоторые проекты уже завершены, в некоторых использованы ранее написанные вещи. Да, в общем-то, и трудиться мне не привыкать. Человек, который пишет роман, держит при этом в голове десятки героев. Романы я пишу подолгу, со множеством редакций, переделываю – и все это отнимает колоссальную энергию. После романа «Замыслил я побег…» у меня сейчас некоторая передышка. Поэтому вся романная энергия высвободилась – и ее хватает на многое.

– А на публицистику уже нет сил или сейчас не время для публицистики?

– Ну почему же нет? Вообще, по традиции – начиная с Пушкина – отечественные писатели всегда занимались и публицистикой, и издательской деятельностью. Наш литератор – это всегда еще и общественный деятель, а не человек, сидящий в переделкинском подполье и выдающий по три романа в год. И я тут не исключение. Что касается непосредственно вашего вопроса, то у нас в России всегда время публицистики.

Из досье «НГ»

Поляков Юрий Михайлович, писатель, литературовед, публицист.

Родился 12 ноября 1954 года в Москве. В 1976 году окончил МОПИ им. Н. К. Крупской, кандидат филологических наук. Преподавал литературу и русский язык в школе. В 1976–1977 годах служил в рядах Советской армии. После армии работал инструктором школьного отдела Бауманского райкома ВЛКСМ. Был кандидатом в члены ЦК ВЛКСМ.

В 1981 году вступил в Союз писателей СССР. До 1986 года был главным редактором газеты «Московский литератор». В 1991 году напечатался в первом номере газеты «духовной оппозиции» «День». 4 октября 1993 года выступил в эфире радиостанции «Эхо Москвы» с осуждением действий президента РФ Ельцина. Позже, 7 октября, в газете «Комсомольская правда» опубликовал статью «Оппозиция умерла. Да здравствует оппозиция!».

В 1993 году подписал вместе с 85 членами Союза писателей России открытое письмо министру культуры РФ Евгению Сидорову против работы Государственной комиссии по реституции культурных ценностей. С 1994 по 1996 год – ведущий программы «Семейный канал» телеканала «Российские университеты», с 1996 по 2000 год – автор и ведущий ряда программ на канале ТВЦ.

С марта 1994 года входил в общественно-политический клуб «Реалисты», был членом его правления. С 1995 по 1997 год – главный редактор общественно-политического журнала «Реалист».

В декабре 1997 года баллотировался в депутаты Московской городской думы. Занял второе место.

Выступает на страницах «Комсомольской правды», «Труда», «Московского комсомольца», «Независимой газеты», «Российской газеты» и др. Автор четырех поэтических сборников, исследований о фронтовой поэзии, более 10 повестей и романов.

Недавно основал писательскую артель «ЛИТРОС».

Женат. Дочь Алина учится на филфаке МГУ.

«Я изучал новых русских с внутриутробного периода»

Он не вполне типичный русский писатель. Не гонимый, не оплеванный, не забытый. Более того, популярный, успешный, действительно читаемый, начиная с первой книжки «ЧП районного масштаба» и конечно же последующих: «Козленок в молоке», «Небо падших», «Замыслил я побег…», после которых хочется жить, любить и быть счастливым. А еще хочется с Поляковым поговорить. Тем более и повод есть – только что вышедший в издательстве «Молодая гвардия» четырехтомник.

– В своих книгах, Юрий Михайлович, вы предстаете очень уж симпатичным – ироничным, легким, добродушным. Вы и в жизни такой же пушистый?

– Для литературы, в сущности, не имеет значения, какой человек Поляков. С точки зрения бытового интереса окажется, что Тургенев был трусоват, работал на спецслужбы, вел непонятную личную жизнь… Про Гоголя черт-те что рассказывают, про Достоевского тоже… Серьезное сочинительство – это не только изготовление текстов, это еще и выстраивание своей идеальной личности. Идеальной не в смысле образцовой, а той, в которой доминирует какая-то идея. Эта идеальная личность и отражается в тексте.

И потом, есть два типа писателей. Одни своей задачей ставят концентрацию темного и негативного. Сейчас это огромное направление в литературе: Сорокин, Ерофеев… Такая антиэстетика. Другие считают, что писатель должен максимально концентрировать позитив. На мой же взгляд, литература просто должна быть жизнеемкой.

– Юрий Михайлович, так вы все же сильно отличаетесь от себя-писателя?

– Да в общем-то нет.

– Вы стараетесь быть лучше? Ведь есть люди, которым все равно, что о них скажут и что подумают, – в этом они видят некую независимость.

– Мне не все равно. Когда человеку все равно, что о нем думают, он непременно превратится в хама, не важно – в бытового, политического или литературного…

– То, что ваши герои носят такие почти узнаваемые, всем известные фамилии – тот же Комаревич, счастливый, как кролик… Это хитрость, когда есть соблазн поиронизировать, но, сознавая, что прототипы могут и иск подать, вы прячетесь за якобы вымысел?

– Зачем прятаться? Мои литературные учителя – Гоголь, Салтыков-Щедрин, Чехов, Булгаков, Ильф и Петров… – были до чрезвычайности привязаны к описываемым реалиям. Если взять те же псевдонимы, за которыми Булгаков скрыл бесившую его литературную Москву 20–30-х годов, они прозрачны, и прототипы абсолютно узнаваемы.

Если говорить совсем напрямую, есть вещи, которые меня раздражают чисто по-человечески. Я, как и Макаревич, тесно был связан с комсомолом, так что не нужно задним числом изображать из себя чуть ли не жертву тоталитаризма. Да, советская власть любила подрезать крылья «синим птицам». А кто в таком случае сегодня заставляет певца и композитора заниматься рекламно-кухонной стряпней? Капитализм? В таком случае чем он лучше социализма? Когда человек в песне призывает, что «не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас», а сам прогибается… Почему я должен ему верить? Отсюда и Комаревич – образ собирательный… Кстати, в своей публицистике я никогда не подменял реальные фамилии вымышленными, поэтому со многими политиками, деятелями культуры и телебоссами у меня достаточно сложные отношения…

– Есть люди, которым вы руки не подаете?

– Есть люди, с которыми я стараюсь не общаться…

– До того как вашу фамилию «начали набирать если не жирным, то полужирным шрифтом», вы уже были в писательской тусовке. Кто на вас произвел впечатление?

– Не в тусовке, а в литературном процессе. Он и сейчас есть, просто по телевизору показывают именно тусовку. Я, кстати, никогда не был ни в чьих учениках. Есть такой тип молодых авторов, которые, едва явившись в литературу, пристраиваются к крупному писателю, живут у него на даче, бегают за водкой. Так длится десятилетиями. Потом покровитель помирает, и вчерашний бегатель всю оставшуюся жизнь вспоминает, как бегал за водкой для классика и как они разговаривали о литературе… Даже премии за это получают – Государственные. В этом смысле у меня никогда не было патрона. Но духовные авторитеты, безусловно, были.

Человеком, оказавшим на меня огромное влияние, был замечательный поэт Владимир Николаевич Соколов. Он умер несколько лет назад. Соколов написал предисловие к моей первой стихотворной подборке в «МК». Мы с ним не очень часто встречались. А однажды, когда я ехал к нему за предисловием, то так разволновался, что не рассчитал силы и здорово перебрал в Доме литераторов. Приехал нетрезвый и с бутылкой водки. После этого случая его жена, Марианна Евгеньевна, оберегая покой мужа, на год отлучила меня от Владимира Николаевича. И правильно сделала – надо уважать старших. Соколов учил главному – тайной свободе, умению принимать сложившийся порядок вещей, не пытаясь ему истерически и бессмысленно сопротивляться, но при этом оставаться самим собой в жизни, а главное – в книгах. По моим наблюдениям, писатели, прославившиеся шумным трибунным правдоискательством, в своих сочинениях, как правило, сервильны и скучны.

– В «Козленке…» под фамилией Костожогов, случайно, не Соколов выведен?

– В известной мере… Хотя и этот образ, извините за банальность, тоже собирательный.

– Вот вы всячески подчеркиваете мысль, что человек не должен приспосабливаться. Но эпохи меняются, под их влиянием меняется и человек. Вы-то сами сильно изменились, скажем, за последние десять лет?