Алмаз Времени. Том I. Скитания - Мария Токарева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наваливалась духота. Хотелось уйти от тесного одиночества в толпе, когда небо ближе, чем бело-фальшивая штукатурка домов…
Сварт резко опустил голову, уставившись в грязноватые булыжники, вдавленные в землю, затем снова с опаской поднял глаза на небо – все, исчезла птица. Не возникала нигде. Опять. С каких пор вот так?
– Всегда ты за мной наблюдаешь, посылаешь своих вестников… Что тебе от меня надо? – пробормотал невольно вслух Сварт, косясь на небо. К кому обращался? Знал только он… И не знал.
В это время из ближайшей к таверне лавки выкатился – да, именно выкатился – Сумеречный Эльф. Наверное, от той самой вдовы, к который подлец сбежал ночью.
– О! Привет, псих! – довольно улыбнулся Сумеречный Эльф, помахивая руками и тряся головой, отчего нечесаные длинные патлы развевались на ветру.
– Что?! От психа и слышу! – лицо Сварта перекосилось от такой фамильярности. Да так перекосилось, что очки заметно съехали набок. Мысли о разных черных птицах испарились из головы, проглоченные яростной досадой и негодованием.
– Пардон! Гудбай! – бросил нелепицу Сумеречный Эльф, отмахнулся и бесшумно растворился в воздухе, осыпавшись подхваченными ветром вороньими перьями. И при этом не вызвал подозрений у прохожих. Не иначе при помощи массового гипноза.
Сварт замер, совершенно взбешенный и пораженный. Капитан изначально не понимал нежданного пришельца, а теперь и вовсе отказывался находить смысл во всех его поступках.
От вдовы ли выходил Сумеречный Эльф? И почему тогда растворился? К тому, что он мог раствориться в воздухе и исчезнуть в неизвестном направлении, Сварт уже немного привык. Но капитан был вне себя от ярости. Он спокойно принимал ненависть к своей персоне, ненависть он даже любил. Но вот оскорбления и насмешки действовали на него как мелкие иглы, которые втыкает неразумный карлик в стопу великана. И великан желал растоптать всякого ничтожного карлика, вот только последний растворился в воздухе пару секунд назад. Может, не растворился? Сварт еще не мог принять этот факт.
На всякий случай он забежал в лавку: за прилавком стояла женщина в длинной юбке и накрахмаленной кофточке с вышивкой. Очень приличная, даже чересчур, несколько чопорная. Она тихо приветствовала вошедшего, продолжая протирать склянки с сушеными растениями, которыми торговала. Кажется, дела шли не очень… Сварт случайно подмечал все мелкие детали, совершенно ненужные, неважные. Но зачем-то все видел, сопоставлял и анализировал.
– Где он? – едва сдерживая гнев, бросил Сварт.
Руки дрожали от злости, но он заставлял себя контролировать эмоции.
– Кто, господин? – непонимающе поглядела женщина.
– Покупатель ваш!
– С самого утра у меня не было покупателей, – удивилась женщина, отвечая спокойно, явно привыкнув к чрезмерно суетливым посетителям.
– Да нет, он к вам ночью пришел. Сумеречным Эльфом называет себя.
Сварт немедленно понял, что зря выдвинул прямое обвинение, но на этот раз гнев опередил разум. За это капитан уже досадовал на себя. А хозяйка оскорбилась, сурово сдвигая выцветшие брови:
– Вы с ума сошли, господин?! Я приличная женщина! И по ночам не принимаю мужчин!
Сварт негодовал: Сумеречный Эльф снова одурачил его. Но приходилось смирять свой гнев. Хотя он мечтал уничтожить всех лицемерных горожан, этих жалких глупцов и трусов, каждое живое существо в этом городе.
Он ненавидел людей. Он почти реально ощущал запах их крови, вытекающей из распоротых лезвиями тел. Но все же Сварт слишком четко понимал, в каких ситуациях позволено быть ненормальным, жестоким, а в каких – нет. Вспышка бессмысленной ярости могла привести к неприятным последствиям для «себя любимого». Поэтому, старательно перемалывая нанесенную обиду, Сварт попытался как можно спокойнее продолжить:
– Кхм-кхм… В таком случае прошу прощения, видимо, я обознался. До свиданья!
– До свиданья! – недоверчиво скривила губы женщина.
Сварт вышел из лавки, несколько сбитый с толку, встряхивая головой:
«Так… Кому мне верить? Вдова может лгать, да и Эльф тем более… Ну, и что это было?! Пусть еще только попробует… Это все его наваждения! Его! Что если у него дела в других мирах были? Каких других мирах, Сварт, что за бред? Это не имеет отношения к делу, как, впрочем, и черная птица. Надо ей – пусть парит. Но все же жутко. И еще этот голос… Голос».
Глава 23.
Сварт вновь скользил по улицам, искал улики. Он вернулся на место последнего преступления – следы, конечно, затоптали, осталась только грязь в тесном проулке.
Капитан, самовольно записавшийся теперь в сыщики, еще раз прошелся по лавкам и долго изучал не самые новые газеты, которые рассказывали о предвыборной кампании. Серые листы с дешевой краской уже отдавали сырым запахом разложения, и старые новости тонули в этом духе прошлого. Но для Сварта череда смазанных слов складывалась в картину с тайным смыслом.
Он долго и чрезвычайно вежливо говорил с начальником местной типографии, для самоуспокоения представляя в сладких мечтах, как он медленно и изощренно уничтожает этого «тупоголового сноба». Зато в конце льстивых переговоров добился того, что ему позволили поглядеть в архиве старые номера.
Всю мозаику событий Сварт выстроил у себя в голове из коротких заметок старых газет о состоянии дел того или иного торговца, подписании новых договоров и тому подобного. Под конец изучения он довольно ухмыльнулся. Он-то уже все понял, но нахмурился, когда осознал, что одни газеты ничего не докажут. Зато он, чужеземец, почти как наяву увидел всю жизнь города, которая проходила до прибытия нежданных путешественников.
Ближе к вечеру Сварт пошел в салун у ратуши и снова подозвал музыканта. Безвкусный тип по-прежнему старательно импровизировал на хромом фортепиано и охотно прервался на дармовую выпивку к неудовольствию хозяина.
Музыкант в этот раз оказался намного менее доверчивым, чем накануне, и говорил неохотно. Но Сварт заливал его уши комплиментами и снова угощал, расхваливая «непревзойденную игру». Мысленно он морщился от количества фальшивых нот.
За время служения в доме Вессонов Сварт отлично научился различать хороших и плохих музыкантов, ведь ему приходилось самому выбирать состав оркестра для приемов. Он слушал и оценивал, каких исполнителей пригласить в дом ненавистных хозяев. Он добился и этой привилегии, сделав лорда практически беспомощным в принятии решений.
И оценивал он весьма старательно, несмотря на всю ненависть к тому, какую роль приходилось играть в тот период. Возможно, роль он ненавидел, но ведь не себя. Так что не позволил бы кому бы то ни было усомниться в собственном вкусе или манерах. Это нарушило бы ядовитую сладость блестящего спектакля.
В какой-то мере он
