Звездопад - Отиа Шалвович Иоселиани
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Разбудит ребенка, ненормальный», — испугалась Мака.
— Что случилось, дорогой? — послышался встревоженный голос Мери.
«Интересно, что у них стряслось?» Мака приподнялась на постели и вся обратилась в слух, боясь пропустить ответ брата. Бичико натягивал брюки и впопыхах никак не мог попасть в штанину.
— Тхавадзе покончил с собой.
— Что ты говоришь, Бичи?!
— Застрелился.
Мака уронила голову на подушку. До ухода брата она ни о чем не думала. Слышала его бесконечную суматошную возню, пока Мери не встала и не помогла ему.
— Что там, дочка? — спросила сидящая на постели Ольга — старуха была уверена, что неверно расслышала сына.
«Тхавадзе застрелился, чтобы я пожалела о своих словах», — мысленно ответила ей Мака.
— Мака, слышишь?
Мака молчала.
Ольга в ночной рубашке вскочила с постели и подбежала к дверям.
— Бичи, сынок!
— Что тебе?
— Это правда, или…
— Нет, пошутил…
— Пошутил, — пробормотала Мака, хотя прекрасно слышала, с какой желчью процедил Бичико свое «пошутил».
— Ой ты, госпо-ди! — дошло наконец до Ольги. — Ой, несчастье-то какое! Верно, на машине разбился… Пьян был, родимый, пьян, пьян… Господи, грех-то какой! Погибли мы!
— Заткнись! — гаркнул Бичико и опять пробежал по балкону, на этот раз в ботинках.
«На машине разбился, — подумала Мака. — Наверное, много выпил после моего ухода…» Мака думала обо всем этом, как о чем-то услышанном краем уха, где-нибудь в поезде или на улице.
«Сколько человек гибнет ежедневно в Нью-Йорке? Я совсем недавно читала где-то…»
Ольга кинулась искать свое платье.
«Не видит, с той стороны, в изголовье кровати висит. Все-таки удивительно бестолковая женщина моя мать».
Вошла Мери. Она стояла посреди комнаты, бледная и растерянная.
— Мака!
— Почему ты так рано? — спросила Мака, медленно приподнимаясь, и вдруг заново услышала слова брата.
— Тхавадзе застрелился? — спросила она кого-то: Мери, Ольгу или себя самою, и вскочила с постели.
Никто не ответил ей.
— Что за Тхавадзе? Тут есть еще в округе какие-нибудь Тхавадзе?
— Не знаю, Мака, откуда мне знать! — Широко раскрытые глаза Мери были полны слез.
— Мама!.. Мама!!
— Какие-нибудь Тхавадзе, говоришь? А разве начальник нашего Бичи…
— Нет, не этот! — оборвала ее Мака. — Других Тхавадзе нет в нашем селе?
— Те, что приходили к Бичико, говорят, будто он… — припомнила Мери и попятилась, не досказав и пропуская Маку к дверям.
— Почему? — Мака вышла в другую комнату и посмотрела в окно на закрытую калитку. — Почему? — повторила она и вернулась назад. — Почему он покончил с собой?
— Он ничего не сказал.
— На нашей совести такое несчастье, вот беда! — причитала Ольга, завязывая тесемки длинных вязаных носков. — Пьяный от нас уехал…
— Авария? — Мака заглянула в глаза Мери.
— Нет, застрелился.
— Почему?
— Не знаю, Мака. Ничего не знаю.
— Из-за кого… Господи! Почему?
— Не будет мне счастья, — вдруг всхлипнула Мери.
— Тебе? Почему — тебе?
— Из-за меня были приглашены гости.
— Нет, — Мака надела платье. — Нет. Иди, накинь что-нибудь, ты вся дрожишь.
— Пойду, — Мери повернулась к дверям.
— Куда они забрали Бичи?
— Не знаю…
— Мама, смени свой платок, сходи к соседям и узнай, что говорят…
— А что мне делать? — проговорила она, оставшись одна, и присела на кровать. Гоча спал. — Да, не разбудить ребенка… Еще ничего не известно. Может быть, случилась авария, столкнулся с кем-нибудь. На днях где-то огромный самосвал налетел на «Москвич» и смял четырех человек. Сколько аварий происходит ежедневно в Нью-Йорке? Почему я забыла? В школе я всегда выписывала даты и отучилась запоминать цифры. Однажды я рано ушла с уроков. Как он узнал об этом, никому не понять! И как умудрился уйти следом за мной?.. Вероятнее всего, нарочно натворил что-нибудь такое, что его выгнали из класса. Только я перешла через мост, как он показался. О чем это я?.. Почему он должен был застрелиться? Чтобы я пожалела о своих словах? Только для этого? Ох, почему Гено не увез меня, — я же так просила! А он оставил… Когда я в самый первый раз заметила, что Тхавадзе любит меня? Да, когда он встретил меня в коридоре, — я опоздала и спешила в класс, а он преградил мне дорогу. Или раньше? Нет, раньше не помню… Ах, зачем только я родилась на свет! А он?! Это я сделала его несчастным и погубила. Или он разбился на машине? «Пожалеешь…» Гоча, Гоча, сынок, проснись, родной мой, мы должны уехать, бежать отсюда… Почему хоть ты не заплакал, не затопал ножками, не закричал — поедем, поедем, поедем с папой!.. Странный ты: заигрался… Но хотя бы из-за машины, ты же так любишь кататься на машине… Радость моя, что стоило тебе не ходить к соседям. Неужели не хватило такого большого двора для игр? Мы должны уехать отсюда… Сынок, хоть ты увези меня. Я всегда здесь была несчастна. Ничего хорошего меня не ждет. Увези и больше никогда не отпускай. Плачь, кричи, запри все двери, но не выпускай меня за калитку…
Ребенок спокойно спал в утренней прохладе. Он только едва, почти незаметно вздрогнул, когда Мака, пугаясь собственных слов, прошептала в душе: не отпускай или останешься без мамы.
Вести, принесенные Ольгой, все-таки оказались утешительными: Тхавадзе и вправду стрелялся, но пока жив, а из-за чего стрелялся, неизвестно. На заводе он недавно, за это время как бы ни куролесил и ни тащил (а этого за Тхавадзе не замечали), не мог расхитить и растратить столько, чтобы ему, человеку со связями и бесчисленными друзьями, пришлось пустить себе пулю в лоб.
«Видимо, маме не посмели сказать: из-за твоей дочери… Неужели и вправду из-за меня? Где же он был до сих пор? Наверное, многие женщины мечтают о таком мужчине. Нет, нет, кто же теперь стреляется из-за женщины! Глупости… Это я выдумала. Если не на этом заводе, так на старом, откуда его перевели, он наворочал всяких дел и знал, что не сегодня-завтра раскроется. Потому-то и не женился. И правильно сделал. Зачем же приносить несчастье той врачихе, о которой говорила Нуца… Видно, он не жестокий человек. А есть такие: гибнут и других тянут за собой. «Пожалеешь…» Ну да, у него было решено, вот он и сказал, чтобы заодно меня наказать, чтобы я приняла вину на себя и казнилась. Может, он и вправду любил меня? Может быть, самоубийство только назревало, а я ускорила его?. Но ведь когда-нибудь это должно было случиться. Вот
