Свет в океане (СИ) - "-Edelweiss-"

4) Поцелуй (итал.) — знаменитый вид шоколадного джелато, названо так в честь конфет из Перуджи.

========== Глава 25 — Теодор ==========

20 февраля, ночь

Его тянуло внутрь, как тянет стрелку компаса на север. На фоне ночного неба дом выглядел монолитом, неприступной крепостью в болотистой низине Девона. Одуряюще пахло тиной — топи в графстве уже зацвели. Из земли проклюнулись фиалки, а вёх ластился прямо к решёткам. Он и за них просочился. На него чары не действовали.

Теодор не стал зажмуриваться, как во все прошлые разы, так как привык к боли. Он дотронулся до створки ворот и толкнул её. Переливы фиолетового и синего цвета разошлись волнами от места соприкосновения ледяного металла с человеческой кожей. Прутья завибрировали, сопротивляясь, но Тео давил и давил, пока препятствие под ладонью не исчезло. Он прошёл сквозь ограду. Под подошвами туфель захлюпало. Каждый шаг вперёд давался Тео с трудом. Позавчера он сумел дойти до крыльца — небывалый прогресс, учитывая, что при его первой попытке пробраться сквозь ворота прутья впились ему в ногу как раз в том месте, где когда-то был перелом.

Прошло почти два года с того дня, как одним майским вечером Теодор проснулся в больничной палате Мунго, обмазанный противоожоговой мазью с ног до головы. Тогда он едва мог пошевелить пальцами на руках, весь в бинтах и повязках — вылитая личинка веретенницы.(1) А ногой вообще лучше не двигать. Целитель Сметвик сказал, что треснула кость, и немудрено: люстра Малфоев весила тонну или всю сотню тонн. Раньше, когда Тео получал травмы, что с ним, как с игроком в квиддич, случалось на регулярной основе, возле его койки в Больничном крыле всё время кто-то маялся от безделья: Драко, изливающий жалобы на Поттера, Блейз, изливающий жалобы на Драко, Панси, изливающая жалобы на Блейза… Какой-то замкнутый круг. В Мунго никого из них не было. Вообще никого. Теодор лежал в палате. Две соседние койки пустовали.

Чем закончилась битва? Кто победил? Поттеру удалось одолеть «Того-Кого-Нельзя-Называть»? Где Малфой? От количества вопросов, бладжерами мечущихся в черепной коробке, у Тео разболелась голова. Внезапно все они смолкли, придавленные другим, самым важным: что с отцом? Тео видел его в дыму, видел до того, как потерял сознание. Он не мог ему почудиться!

Теодор расспрашивал целителей и колдосестёр, но никто из них не знал, как он оказался в Мунго. Кто-то доставил. В те дни поступивших хватало: взрослые, школьники, эльфы… Их распределяли по палатам, где держали подвергнутых проклятьям разной степени тяжести.

— Гарри Поттер победил! — радостно объявила колдосестра, заглянув к Нотту между делом. — Это сейчас главное!

Да-да-да, не приставайте, мол, с вопросами, которые ничего для нас не значат. Есть вещи гораздо важнее чьей-то разломанной надвое жизни. Поттер победил! Победа! Война окончена.

А дня через три на пороге палаты Тео внезапно объявилась Грейнджер. С цветами: горшочком цветущей примулы насыщенного красного цвета с жёлтой звёздочкой в середине — гриффиндорская расцветка. Смешно. И Грейнджер не менее смешная. Села возле его койки, подёргала носом, как кролик, — и давай реветь.

— Я пока живой, — привлёк он внимание Грейнджер.

Она всхлипнула.

— Прости, пожалуйста, — пробормотала Гермиона, вытирая щёки. — Здесь так тихо, никого нет…

— Не считая меня.

— Ага, — слабая улыбка тронула её губы. — Обстановка располагает.

— Значит, — Тео вгляделся в лицо Гермионы, надеясь, что не найдёт там траура по кому-то из её близких, — победили.

Не «вы победили», не «мы победили». Только факты, только история магии — ничего больше. Историки не дают оценки событиям.

— У меня неправильные ощущения, — сказала Гермиона. — Я хочу радоваться и не могу.

Ей-то о чём сожалеть? Теодор не понимал — видимо, что-то случилось. Не его это дело.

Авроры пришли через неделю, спрашивали о пожаре, о Беллатрисе, о Малфоях. Толку от Тео было мало. Он видел, как тело Пожирательницы смерти охватило адское пламя, слышал страшный гипнотический голос, который стражи правопорядка списали на пережитый Теодором удар головой…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Скажите, что с моим отцом? — сипло поинтересовался Тео, когда последний аврор покидал его палату, выспросив о случившемся в доме Драко.

— Отцом? Насколько мне известно, он не был замечен в Хогвартсе во время битвы.

— Он был в Малфой-мэноре, — произнёс Тео.

— Вы его видели?

Видел ли он его? Теодор запутался.

— Да. Он был там вместе с Беллатрисой Лестрейндж, когда потолок обрушился.

«Он спас меня», — подумал Нотт, но вслух сказал:

— Его погребло под завалом у меня на глазах.

Аврор смутился, обернувшись к напарнику, ожидавшему в дверях.

— В таком случае ваш отец погиб, мистер Нотт. Мы обнаружили женские останки, которые с высокой долей вероятности принадлежат Беллатрисе Лестрейндж. Ваши показания по её делу это подтвердили. Удивительно, что мы хоть что-то обнаружили, ведь адский огонь всё обращает в прах.

Прах… прах и пепел.

— А пленники?

— Им удалось спастись.

— Хорошо, — сказал Тео. — Очень хорошо.

Его выписали в конце июня. Первые дни он чувствовал себя ходячей развалиной, привыкая к новой жизни, будто Хогвартс, восстающий из руин. Теодор вернулся в квартирку, которая без его капризного соседа казалась ещё теснее, чем раньше. Малфой смылся.

Посетив новое здание Британской библиотеки, куда раньше так рвался, Теодор не испытал и толики того счастья, на которое рассчитывал. Постукивая тростью по полу огромного зала, он думал только об отце. Где он сейчас?

Ближе к вечеру того же дня Теодор уже стоял напротив ворот родного дома. Его образ плыл в тумане — размытый, дрожащий, подобный миражу. Теодор протянул руку к заиндевевшим металлическим прутьям…

— Не прикасайся! Они зачарованы.

Тео обернулся и встретился взглядом с отцом.

— Папа…

— Сынок.

Всё. Другие слова не требовались. Билеты, торопливое прощание с Грейнджер, самолёт, слёзы мамы в маггловском аэропорту… Счастье. Теодор был счастлив, ему нравилось в Австралии всё, даже австралийские чайки там кричали как-то благороднее. Грейнджеры-Уилкинсы оказались чудесными людьми, с которыми его мама свела тесное знакомство в качестве Агнесс Смит, к которой из Англии приехал сын от первого брака, приехал под присмотром «тренера по софтболу». В конце концов, отец когда-то был загонщиком в команде Слизерина и здорово орудовал битой. Если соседи и удивились тому, как быстро Агнесс выскочила замуж за какого-то неизвестного спортсмена, то вида не подали. Так у Тео вновь появилась семья. Старая-новая семья. Он вступил в геологическое общество, купил кофемолку и велосипед, выписал «Санди Таймс» — в общем, стал жить как образцовый маггл, но не забывал про магию. Они с матерью пытались вернуть родителям Гермионы память, пробиться через возведённые ею щиты в разуме Джейн и Мэттью, но на серьёзные меры ни у Тео, ни у Агнесс духу не хватало. Цена ошибки была слишком высока. Окклюменция и легилименция помогали, но медленно, а Грейнджер, на свою беду, оказалась слишком хороша в стирании памяти. Теодор был уверен, что её присутствие рядом с родными значительно ускорит процесс восстановления, но Гермиона была упрямее, чем ретивый гиппогриф. Заманить её в Австралию под выдуманным предлогом — решение отличное, но мама сказала, что вряд ли та оценит. Теодор спорить не стал — у матери были частые головные боли, и они всё усиливались.

— Магглы тут не помогут. Это магия, — сказал отец, проводив очередного доктора за дверь. — Какое-то проклятье.

— У нас здесь нет знакомых волшебников.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Здесь нет, сынок.

Теодор напрягся.

— Ты думаешь, это всё он? Сэмвелл?

— Я ничего не думаю, — приуныл отец. — Мы должны обратиться к местным волшебникам. Мы не знаем, с чего всё началось. Ты приносишь домой много старинных находок с мест раскопок. Это запросто может быть влиянием проклятого предмета…

«Верно», — согласился Тео, но сомнения, прежде тлевшие в нём угольками, уже вспыхнули безудержным пламенем. Истязателем его матери был Сэмвелл — безжалостный, одержимый местью старик. Он дотянулся своими мерзкими путами до них, до неё.