Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #5 - Вадим Валерьевич Булаев

Тяжело давались шефу воспоминания о друге…

– А где мы вообще? – инспектор заинтересовался необычно тёплой погодой и сухим воздухом.

– В Иордании. В глуши тутошней.

– Это где знаменитая Петра?

– Именно. Недалече до неё. Отлежишься – посети. Познавательно. Подремай, пока мы тут управимся.

С сочувствием наблюдая за сгорбившимся, угрюмым начальником, потерявшим сегодня лучшего товарища, Иванов, кряхтя, повернулся к женщине.

– Ты про каземат говорила. Для чего он?

– Чтобы ты попытался сбежать. Переместился, если умеешь, в каменный мешок без выхода. Нарушение режима, чувство вины, дополнительные репрессивные меры. Короче говоря, замаскированный карцер. Убойная, с точки зрения психики, штука. Сам вошёл – сам идиот. А за выход пришлось бы с лихвой заплатить.

– Э… гениально. Признаю. Окошко в каменной стене прямо манило к побегу.

– Да. Моя разработка. Александрос как-то вскользь поинтересовался, как бы я тюрьму обустроила, из которой нельзя сбежать колдуну. Выглядело шуткой, необычной загадкой для разума. Я и предложила видимую лазейку создать, для понимания, на что готов заключённый.

Переставший удивляться Сергей только и пробормотал:

– Смело. Я бы не признался.

В этот раз она предпочла отмолчаться. Натянула одеяло почти до ресниц, закрыла глаза…

***

… Застолье подходило к концу. Сдвинув полупустые тарелки в сторону и разлив по очередной рюмке крепенького, Антон трогательно рассказывал разомлевшим от выпитого Лане и кицунэ о неудавшемся вояже по Европе.

– Только по Берлину начали гулять – и нате! Труба зовёт! В дорогу! Серёга пропал! – заплетающимся языком вещал он. – Роза – в слёзы! А я ей и говорю: «Да я за друга»…

Слушательницы сочувственно кивали.

Расположившийся на другом конце стола Фрол Карпович, умышленно избегавший любых упоминаний о работе, тихо дёрнул Иванова за рукав.

– Пошли прогуляемся на балкон. Подымишь.

Окинув взглядом сидящих, парень поднялся и, стараясь не привлекать внимание, вышел из кухни, где они по-семейному праздновали его возвращение.

Шеф не отставал.

– Что дальше? – спросил он, едва закрылась балконная дверь. – С Сашкой отдельная песня, ему добра ждать не приходится. К чему приговорят – не ведаю… Разбирательство по тебе только начинается, но…

– Давят? – Иванов закурил, отрешённо глядя на мерцающие гирляндами окна домов напротив. Предновогодняя неделя. Всем праздника хочется. – Политическая ситуация превращает меня в мину замедленного действия? Сослуживцы Александроса не спустят из корпоративной солидарности? Опасаются, что повторно отмочу нечто, выходящее за рамки? Боятся моих вскрытых талантов? Не знают, как пришить умышленное убийство при условии, что потерпевший давно уже того… слегка не живой? По всем бумагам мёртвый? Так ведь он тоже на месте не стоял, и ударил меня первым… Превышение пределов необходимой самообороны клеить станут?

– Всё вместе. И много более.

– Тогда… – парень воровато оглянулся на пустую комнату, – есть задумка…

Затушив недокуренную сигарету, он почти прижался ртом к боярскому уху и заговорил…

Высокий гость слушал поначалу недоверчиво, хмурил брови, однако постепенно проникался речью подчинённого, сопровождая почти каждую реплику комментариями:

– Угу… Да… И… Хрен тебе, а не пенсион!!! Ври дальше!

Хитро посмеиваясь, тот продолжал…

– А что это вы тут делаете? – момент, когда подошёл пьяненький и счастливый Швец, пропустили оба. – Я тоже покурить хочу. Можно?

Разрешения призрак дожидаться не стал. Впёрся на балкон, небрежно извлёк портсигар, придвинул пепельницу.

– О чём шепчетесь? – подпитие придало ему смелости.

– Увольняюсь я, Тоха.

Увесистая серебряная приблуда стукнула о пол.

– Как?!

– По собственному.

Ничего не понимающий напарник хлопал глазами, недоверчиво переводя взгляд с друга на шефа.

– Это… шутка?!

– Правда, – Фрол Карпович раздвинул усы в улыбке. – Чистая.

– А… А я?

– А ты служишь. С Сергеем совместно. Он у нас в агентах-осведомителях числиться станет. Подчиняться будет только мне и тебе. И никто его ни в чём не попрекнёт – руки коротки… Жалование ему, конечно, от сей поры не полагается, ну да по миру не пойдёт. Пригляжу за сим… Представляешь, энтот стервец у меня пенсион выдурить пытался, как увеченный при исполнении! За стукнутую палкой головёнку!

– Без Печати поработаю, – вторил Иванов. – Ничего страшного. Я беса и без метки так приложить могу, что мало не покажется. Зато какой простор для деятельности! Займусь нормально целительством, научусь артефакты полезные создавать. Помнишь, какая у Стаса икона? Мне до жути охота разобраться, как она работает и дубликатов наклепать. Клады поищем…

– Какие клады? – весёлость враз слетела с боярина. – Ты что удумал, паскудник?

– Да это так, мечты…

– Розог возжелал?! Худо одно от них. Позабудь! – начальство обрело успокаивающую уверенность и вернулось в привычную колею громов, молний и угроз.

Определившийся с жизненными ориентирами Иванов едва не расхохотался – такими милыми ему показались регулярно поминаемые розги с батогами, плетьми и конюшней. Фыркнул, гоня смешинку, закурил.

– Но зачем, Серый?! – напарник до сих пор ничего не понимал.

Пришлось разъяснять.

– Ты действительно думаешь, что Александроса мне на тормозах спустят? Я же его, в определённом смысле, пришил. Сотрудника Спецотдела прихлопнул! В лицо, может, и не скажут, но вцепятся в холку похлеще гончих собак. Ждать станут, когда оступлюсь, подставы устраивать. И это я ещё про позабытое заклинание ничего не сказал! Все думали – сгинуло оно, а я из глубин вытащил и напомнил, – давая Антону представить нависшую угрозу, парень наклонился, поднял с холодного пола портсигар и сунул в руки владельца. – Увольнение же решает почти всё. Обычного живого Департамент к ответственности привлечь не имеет права, а формально гонять меня не за что. К вам с Фролом Карповичем, соответственно, претензий меньше.

– Ага, а в качестве агента о тебе никто не узнает, – кисло подметил Швец. – Штирлиц хренов…

– Плевать. Пусть знают. Дальше что? Официально агентурное дело на меня заведите, назначьте… да хоть «доверенным лицом по связям с общественностью и координацией взаимодействия с государственными структурами». Пусть до поноса проверяют и перепроверяют! Прямого подчинения не будет, в штате не значусь. Отношения: агент – куратор, при которых любое высокое начальство идёт на три буквы. У них полномочий останется – разве что на контрольную встречу выдернуть… При этом, лично для меня, сплошная выгода. Тронуть просто так нельзя – расценивается как грубое вмешательство в оперативную деятельность; нагнуть по инстанции – тоже. Я им не подчиняюсь. Придраться к противозаконному колдовству – ещё доказать надо, особенно когда им не пользуешься. И вообще, тебе не до лампады, в какой должности я буду находиться?

Расстроенный Антон молча вернулся в комнату, пытаясь засунуть любимый портсигар в боковой карман пиджака. От волнения промахивался.

– Осознает, – уверенно пробасил шеф. – Пообвыкнется. Огорошил ты его, Иванов. Да и меня, признаю, тоже. Мягче надо с друзьями, нежнее… Про целительство к чему поминал?

– Ленкино дело продолжить хочу. По-своему.

Потрясённый бородач с уважением, по-новому посмотрел на парня.

– Тяжкий крест. Неподъёмное испытание… Ты же соображаешь, что всех не спасти?

– Соображаю. И навоюсь от бессилия, и локти кусать буду, – Сергей не манерничал. Он действительно говорил, что думал. – По-вашему, лучше в сторонке постоять, скромно отмораживаясь и откупаясь от совести, жертвуя полтинник в прозрачную