Не остаться одному - Олег Верещагин

il mort 19.06.89.

– Швейц Бромберг, Максим Ясуненко и Ховик Классе, – прочел Йенс.

– Я их знаю, – без особой горечи, но хмуро сказал я. На меня повскидывали удивленные глаза, я пояснил: – Не лично. Я в дневнике Лотара про них читал, это его люди, они тут погибли. Во время стычки с американцами… Странно, – вот тут даже я ощутил в своем голосе грусть, – какая встреча…

– А это французы. – Анри потрогал строчки. – «Вместе для победы…» Нет, не французы. Русский, Игорь Дашкевич…

– А второй француз, – возразила Зорка. – Жан Маргит. И отряд, наверное, французский… Олег, ты чего?

– Игорь Дашкевич, – повторил я, потирая лоб. – По-моему, я его знаю… Тоже знаю.

– Заочно? – серьезно уточнил Раде.

Я сердито – от того, что не вспоминалось – дернул плечами:

– Не вспоминается… Может, заочно, может – нет…

– Олег, – подал голос Олег Крыгин, улыбаясь углом рта, – ты что, правда не помнишь? Летом, самым первым… Избушка в Подмосковье. Записка в банке!

– А! – Я хлопнул себя по бедру. – Черт, конечно! – и примолк, в самом деле вспомнив короткую записку на листке с рисунком плотины Днепрогэса, которую Бэн нашел в пустой банке – записку, написанную летом 85-го парнем по имени (точно!) Игорь Дашкевич. Он с четырьмя девчонками собирался уходить на юго-запад… – Значит, он прожил еще четыре года…

Кто-то, кажется, спрашивал, в чем дело (а Олег, похоже, объяснял)… Я слушал плоховато. Танюшка подошла, положила руку мне на плечо, но я и на нее не поглядел.

Значит, он жил еще четыре долгих года, попал сюда и погиб здесь… Встреча поразила меня. Да, именно встреча. Я никогда не видел в глаза Игоря Дашкевича, но эти две короткие встречи сделали его для меня живым знакомым. В конце концов, он еще был жив, где-то ходил, что-то делал уже в то время, когда мы были здесь, мы вполне могли встретиться…

И было грустно. Не страшно, не как-то еще, а грустно.

Я сбросил с плеч вещмешок, повозился, достал дневник Лотара, а из него – записку, хранившуюся с того самого лета. Разгладил ее на ладони, потом свернул квадратиком и опустил в щель могилы Игоря:

– Вот так. Все. – Я грустно улыбнулся Танюшке, она пожала мне плечо. – Смотри, Тань, правда все. Эта история закончилась. – Я тронул ладонью камень. – За-кон-чи-лась…

На коня – и с ветром в полеПолечу, полечу!Догоняй! Я на воле,Я подобен лучу!Шею обнимаю у милого коня.Безрассудство скачки – это для меня!Безрассудство скачки – это для меня…

Жить, тоскуя, в этих стенахНе могу, не могу.Загоню коня до пены —Я из плена бегу.Шею обнимаю у милого коня.Никакая сила не вернет меня!Никакая сила не вернет меня…

Поле, поле, чисто поле,Обними, обними —Быстроту у погониОтними, отними.Шею обнимаю у милого коня:– Ну еще немного пронеси меня!Ну еще немного пронеси меня…

И. Ченцов

Бум! Юджин на полном ходу ловко протаранил меня, и мы покатились по траве – но перед этим я успел швырнуть мяч Олегу Крыгину, и мой тезка великолепным отработанным движением влепил гол в левый верхний угол, поверх головы Йенса – великолепной «свечкой». Я вскочил на ноги, перекатившись через плечо, и показал Олегу большой палец.

– Играем, играем! – кричал Фергюс, хлопая в ладоши. – Хватит обмениваться любезностями, два-пять!

– Этим мячом можно убить! – засмеялся Юджин. – Никогда не думал, что буду играть мячом, набитым травой!

– Никогда не думал, что найдется кто-то, кто сможет сшибить на площадке лучшего полевого игрока команды школы номер три города Кирсанова! – одним духом выпалил я в ответ.

– Я был одним из лучших раннингбэков в нашей школьной команде по футболу! – махнул рукой Юджин.

Если учесть, что я соврал насчет лучшего игрока, у Юджина все равно получилось неплохо. Да и из двух мячей, что команда Йенса ухитрилась вколотить моей, один был его (из пяти, которые мы влепили им, два были мои).

Второй раз у Юджина не прошло – я поймал его в момент хорошего броска (финалом было бы падение на спину «всем прикладом») и швырнул через бедро… ну, сделал так, чтобы он полетел через бедро. Никакого нарушения правил, но хороший эффект…

Мы решили задержаться на два-три дня в оказавшихся столь гостеприимными скалах. Если бы я вел дневник или хоть отмечал прошедшие дни, то эти даты обвел бы красными кружочками или еще как обозначил. Хорошие были дни. Будь вокруг осень, я бы непременно решил тут зазимовать. Но до осени было еще почти целое лето! Мы набили мяч, пели, купались, играли в шашки и шахматы, загорали, отсыпались и разговаривали – короче, приятно проводили время.

Матч так и закончился 2:5 в нашу пользу. Не обошлось без мелких травм, но я вышел целым.

– Интересно. – Юджин рассматривал ссадину на левом бедре. – Пыль набилась… А вот интересно, – он несколько раз плеснул водой, – почему ты, Олег, князь?

– Его голосованием выбирали, – пояснил лениво Олег, листавший свой блокнот с зарисовками. – Еще в самом начале.

– Но вообще-то от тех, кто его выбирал в самом начале, почти никого не осталось, – заметил Фергюс.

– Да ради бога, ребята. – Я заложил руки под голову и откинулся на траву. – Кто хочет занять мое место?.. – Всеобщее молчание было мне ответом, и я пожал плечами: – Значит, буду я и дальше мучиться.

– А ты, что, недоволен, морда американская? – уточнил Игорь.

– Да нет, что ты! – махнул рукой Юджин.

– Маль-чиш-ки-и-и-и!!! – заголосила за скалами Ленка Власенкова. – Идите обеда-а-а-а-ать!!!

– Твоя надрывается, – толкнул Олега ногой Димка.

– Заботится, а не «надрывается», – ответил пинком тот. – Пошли, что ли?

– Выходим когда, завтра?..

– Ты моих штанов не видел?.. А, я на них сижу…

– А неплохо мы вас раскатали…

– Сегодня… Олег, слышь, вечером покажи мне тот прыжок…

– Щиколотка болит. Босиком играем, а кто-то так въехал…

– Я второй день точилку найти не могу…

– У меня чего-то мышцы на спине болят…

– А ты попроси Линде, массаж пусть сделает…

– Смотрите, смотрите, Раде у нас чего-то возбудился…

– Это он на тебя, Анри…

– Да пошли вы все…

– Интересно, что на обед?..

Я шел вместе со всеми, перебрасывался вполне глупыми репликами – и мне было хорошо.

Очень хорошо.

– Вьюн над водой,Вьюн над водой,Вьюн над водой,Завивается.Жених у ворот,Жених у ворот,Жених у ворот,Дожидается…

Танюшкин голос серебристо вплетался в ночь, чем-то похожий на звездный свет. Все вокруг притихли, даже дыхание затаили, хотя никто, наверное, не взялся бы объяснить, зачем Танюшка начала петь эту старинную свадебную песню…