Последняя битва. Штурм Берлина глазами очевидцев - Райан Корнелиус

Затем генералиссимус добавил, что издаст приказ о новых границах между армиями, и резко повесил трубку. Донельзя довольный Конев положил свою трубку.

Жуков узнал о наступлении Конева на Берлин от самого Сталина, и для него это был не слишком приятный разговор. Что было сказано, никто не знал, но штабные офицеры были свидетелями реакции своего командующего. Как впоследствии вспоминал этот инцидент подполковник Павел Трояновский, корреспондент военной газеты «Красная звезда»: «Наступление захлебнулось, и Сталин упрекнул в этом Жукова. Ситуация была серьезной; для упреков Сталин часто пользовался довольно крепкими выражениями. Жуков, человек с железной волей, человек, который не любил делиться славой, был чрезвычайно возбужден». Генерал Попель выразился более кратко. «Нам придется иметь дело с разъяренным львом», — сказал он своим коллегам по штабу. Лев не преминул выпустить когти. В тот же вечер несколько слов мрачного Жукова облетели все армии 1-го Белорусского фронта: «А теперь возьмите Берлин».

Замешательство захлестнуло немецкие позиции. Дефицит ощущался везде и во всем. Критическая нехватка транспорта, почти полное отсутствие топлива и забитые беженцами дороги не позволяли осуществлять крупномасштабные переброски войск. Отсутствие мобильности создавало новые проблемы: меняя позиции, частям приходилось бросать снаряжение, включая бесценную артиллерию. Линии коммуникаций были ненадежными, а кое-где вообще отсутствовали. В результате приказы устаревали, даже не достигнув цели, а иногда уже в тот момент, когда отдавались.

Хаос усугублялся, когда офицеры, прибывающие на фронт, чтобы принять командование, обнаруживали, что командовать уже нечем, так как их части захвачены в плен или уничтожены. Кое-где необстрелянные бойцы оставались без командиров и понятия не имели, где находятся и кто сражается на их флангах. Даже в ветеранских соединениях штабам приходилось переезжать так часто, что войска не знали, где находится их командный пост и как с ним связаться.

Целые подразделения попадали в плен или просто уничтожались. Другие, деморализованные, в панике бежали. Только в двух местах фронт «Вислы» оставался непоколебимым. Массированное наступление Жукова не затронуло северный сектор, где стояла 3-я танковая армия Хассо фон Мантейфеля, однако в любую минуту он ждал наступления 2-го Белорусского фронта маршала Константина Рокоссовского. И южнее пока держалась часть 9-й армии Буссе, но и на ней сказывалась общая ситуация: ее левый фланг уже начал крошиться под лавиной танков Жукова, а правый был наполовину окружен сокрушительным наступлением Конева. По правде говоря, группа армий «Висла» постепенно исчезала в хаосе и смерти — как и предсказывал Хейнрици.

Фон Мантейфель, как и Хейнрици, никогда не недооценивал русских; и он прежде много сражался с ними. Сейчас, пролетая над Одером в самолете-разведчике «шторх», он изучал врага. Войска Рокоссовского даже не пытались скрыть подготовку к наступлению. Артиллерийские и пехотные части открыто выдвигались на позиции. Фон Мантейфель только поражался наглости и самоуверенности русских. Уже несколько дней он летал взад-вперед над их позициями, а они даже не побеспокоились поднять головы. Фон Мантейфель понимал, что, когда начнется наступление, ему долго не продержаться. Он был танковым генералом без танков. Чтобы остановить напор Жукова в секторе 9-й армии, Хейнрици лишил армию фон Мантейфеля тех немногих танковых дивизий, что у него оставались. Эти дивизии были взяты из 3-го корпуса СС, стоявшего на южном краю сектора в лесах Эберсвальде. Генерал СС Феликс Штейнер, которого офицеры вермахта считали одним из лучших генералов СС, торжественно доложил фон Мантейфелю, что, хотя он потерял танки, ему были приданы другие подкрепления: «Я только что получил пять тысяч пилотов люфтваффе, причем у каждого свой маленький Железный крест на шее. Подскажите, что мне с ними делать».

«Я не сомневаюсь, — сказал фон Мантейфель своему штабу, — что на картах Гитлера есть маленький флажок с надписью «7-Я ТАНКОВАЯ ДИВ.», хотя эта дивизия явилась сюда без единого танка, грузовика, пушки и даже пулемета. У нас армия призраков».

Сейчас, глядя с самолета на подготовку русских, фон Мантейфель подумал, что главного наступления следует ожидать числа двадцатого. Он точно знал, что тогда делать: держаться до последней возможности, а потом шаг за шагом отступать на запад «с моими солдатами рука об руку, плечом к плечу». Фон Мантейфель не мог допустить, чтобы хоть один из них попал в лапы русских.

Положение 9-й армии было почти катастрофическим, однако ее командующий отступать не собирался. Для генерала Теодора Буссе отступление — если на то не было приказа — равнялось предательству, а Гитлер приказал стоять до конца. Танки Жукова, штурмовавшие Зеловские высоты, пробили брешь в северном фланге армии, и армии 1-го Белорусского фронта с головокружительной скоростью устремились на Берлин. Из-за почти полного отсутствия связи Буссе не мог оценить масштаб прорыва. Он даже не знал, смогли ли контратаки закрыть брешь в его линии фронта.

По самой точной его информации, танки Жукова были уже в 25 милях от окраин Берлина. Еще более тревожным был стремительный бросок Конева на южном фланге 9-й армии. Войска 1-го Украинского фронта уже были за Люббеном, огибали 9-ю армию и стремились на север к столице. Не отрежут ли они 9-ю армию, как группу армий Моделя в Руре, спрашивал себя Буссе. Моделю повезло лишь в одном отношении: он был окружен американцами.[48]

В особенно неприятном положении оказался 56-й танковый корпус генерала Карла Вейдлинга, испытавший всю тяжесть прорыва Жукова на Зеловских высотах. Этот корпус, неся огромные потери, сдерживал Жукова сорок восемь часов, но обещанные резервные дивизии, которых с таким нетерпением ждал Вейдлинг, — дивизия СС «Нордланд» и мощная, полностью оснащенная 18-я танковая гренадерская дивизия — не подоспели вовремя, чтобы в контрнаступлении остановить танки Жукова.

Правда, один человек из дивизии «Нордланд» появился — ее командующий, генерал-майор СС Юрген Зиглер. Он приехал в штаб Вейдлинга к северу от Мюнхеберга на легковом автомобиле и невозмутимо сообщил, что его дивизия находится во многих милях от фронта; у нее закончилось горючее. Вейдлинг смертельно побледнел. Каждая танковая дивизия должна иметь резервы горючего как раз для таких непредвиденных случаев, однако Зиглер, которому очень не нравилось сражаться под командованием офицеров вермахта, явно не считал прибытие своей дивизии делом срочным. Двадцать бесценных часов было потеряно на дозаправку, а танки Зиглера до сих пор не вышли на позиции. 18-я танковая гренадерская дивизия, которая должна была подойти к Вейдлингу еще накануне, семнадцатого, только что прибыла. Контрнаступлению, запланированному для этой дивизии, не суждено было состояться: дивизия прибыла как раз в тот момент, когда пора было отступать.

Казалось, неудачи преследуют Вейдлинга. Когда мощные танковые колонны Жукова хлынули с плато, среди наиболее пострадавших соединений оказалось то, что больше всего тревожило Хейнрици: 9-я парашютная дивизия Геринга. Уже деморализованные в сражении на высотах, парашютисты Геринга ударились в панику и бросились врассыпную, когда русские танки, стреляя из башенных пушек, ворвались на их позиции. Полковник Ганс Оскар Велерман, новый командующий артиллерией Вейдлинга, прибывший в тот день, когда русские начали форсирование Одера, видел все случившееся своими глазами. Повсюду солдаты бежали, как сумасшедшие, вспоминал он. Даже когда Велерман выхватил пистолет, парашютисты не остановились. Командир дивизии, «совершенно одинокий и абсолютно подавленный бегством своих людей, пытался удержать и собрать тех, кого еще можно было вернуть». В конце концов безрассудное бегство было остановлено, однако столь восхваляемые Герингом парашютисты остались, по словам Велермана, «угрозой исходу всего сражения». Что касается Хейнрици, то, услышав эти новости, он немедленно позвонил Герингу в Каринхалле и едко заявил: «Я должен кое-что сообщить вам. Эти ваши войска, что сражались при Кассино, эти ваши знаменитые парашютисты… ну, они разбежались».

Хотя Вейдлинг отчаянно пытался сдержать наступление русской бронетехники, фронт 56-го корпуса трещал по швам. Начальник штаба Вейдлинга, подполковник Теодор фон Дуффинг увидел, что русские «начинают теснить нас, применяя ужасное давление маневром, похожим на подкову, — бьют нас с обеих сторон и все больше окружают».

Корпус также подвергался безжалостной бомбежке с воздуха: фон Дуффингу пришлось прятаться в укрытии тридцать раз за четыре часа. Советская тактика клещей вынудила Вейдлинга дважды эвакуировать штаб начиная с полудня. В результате он потерял связь со штабом Буссе.