Оборотная сторона НЭПа. Экономика и политическая борьба в СССР. 1923-1925 годы - Юрий Жуков

1. Ясно, что после известного постановления Политбюро ЗакЧК не имела права расстреливать Паритетный комитет без санкции ЦК. Менжинский говорит, что ЗакЧК действует по директивам Заккрайкома. Это, конечно, верно. Но разве ЦК передал свои права Заккрайкому?

2. Ясно, что расстрел Комитета по решению ЗакЧК после декларации о самороспуске и после того, как выяснилось, что взятые в плен наши люди не убиты — является политическим безрассудством, бесцельной местью и великолепным козырем против РКП в руках наших врагов на Западе. Возможно, что декларация дана после ареста Комитета, из тюрьмы, но это лишь усугубляет ошибку Заккрайкома. Мы имели бы большой политический выигрыш, если бы воздержались от расстрела Комитета ввиду наличия его покаянной декларации. Мы могли бы тогда использовать до дна эту замечательную декларацию как показатель нашей моральной силы. Этим были бы покрыты все предыдущие ошибки наших друзей в Грузии (её партийное и советское руководство. — Ю.Ж.). Но Заккрайком отнял у нас эту возможность. Теперь, после расстрела Комитета, наши друзья в Грузии, оказывается, решили опубликовать декларацию во всеуслышание. Публикация, конечно, дело хорошее, но разве не ясно, что публикация после расстрела неминуемо превратит членов Комитета в национальных героев Грузии, окружённых моральным ореолом, что моральная атмосфера, создаваемая декларацией, вокруг наших друзей в Грузии может быть лишь неблагоприятной и для этих последних, для РКП в целом. Кто может отрицать, что партия несёт ответственность за все шаги наших друзей в Грузии?

Я думаю, что политика у нас должна быть одна, общепартийная, проводимая под руководством ЦК. Мы не можем допускать, чтобы каждая область проводила свою собственную политику в нарушение общей политики, как это было в эпоху феодальных порядков. Поэтому нужно принять меры к тому, чтобы предупредить новые ошибки (далее неразборчиво. — Ю.Ж.)… от новых, неожиданных для нас грехов. Поэтому предлагаю:

1. Создать комиссию Политбюро по делам Грузии в составе Куйбышева, Каменева и Молотова с поручением рассмотреть вопросы о восстании, о правах национальных совнаркомов Закавказья, о дальнейшем существовании ЧК в Закавказье и т.д. и доложить — о результатах пленуму ЦК.

2. Безусловно воспретить какие бы то ни было политические расстрелы в Грузии без санкции ЦК.

3. Безусловно воспретить расстрелы сдающихся в плен повстанцев при очищении районов восстания.

4. Объявить амнистию тем из ушедших в горы повстанцам, которые готовы сложить оружие и изъявить покорность.

5. Объявить амнистии тем из ушедших в горы повстанцам, которые готовы сложить оружие и изъявить покорность»{408}.

Каменев и Томский — единственные члены ПБ, не находившиеся в отпуске, предложение Сталина приняли, внеся в них некоторые коррективы. Пункт 1-й сделали 6-м, изменив его до неузнаваемости «Вызвать немедленно представителя Заккрайкома для доклада Политбюро», а 3-й пункт, ставший 2-м, дополнили бессмысленным даже на 5 сентября фразами — «Расстрел членов Паритетного комитета ни в коем случае не производить без предварительной санкции ЦК. Затребовать от Заккрайкома немедленных дополнительных сведений о членах Паритетного комитета». Такой исправленный текст и был утверждён на ближайшем заседании ПБ, состоявшемся 11 сентября{409}.

И снова проявила себя странная тенденция. Ни в предложениях Сталина, ни в постановлении ПБ не появилось ни слова об ответственности Могилевского и Орджоникидзе, и проводивших массовые репрессии в Грузии. Не только совершенно ненужные после появления декларации Комитета независимости, но и весьма вредные в той политической ситуации, которая в те дни сложилась в стране.

14 августа при переходе польско-советской границы был арестован Б.В. Савинков, один из самых непримиримых и активных врагов рабоче-крестьянской России. Только 29 августа о происшедшем сообщили все газеты страны, заодно уведомив и об уже состоявшемся слушании дела известнейшего террориста Военной коллегией Верховного суда СССР.

Разумеется, о дореволюционной деятельности Савинкова не вспоминали. Ни об участии в убийстве 15 июля 1904 года министра внутренних дел и шефа жандармов фон Плеве, ни об организации убийства 4 февраля 1905 года генерал-губернатора Москвы великого князя Сергея Александровича. В вину Савинкову ставили иное. Участие в корниловском мятеже в августе 1917 года, вхождение с декабря 1917 по февраль 1918 года в Донской гражданский совет, формировавший Добровольческую армию, развязавший гражданскую войну. Создание в марте 1918 года подпольного Союза защиты родины и свободы, подготовившего мятеж в июле в Ярославле, Рыбинске, Муроме, покушение на Ленина 30 августа. Создание в 1920 году Русской народной армии, возглавляемой генералом Перхуровым и штаб-ротмистром Булак-Балаховичем, залившей кровью Белоруссию и Псковщину. Попытку свергнуть советскую власть с помощью подпольного Народного союза защиты родины и свободы.

29 августа Савинкову объявили приговор — высшая мера наказания, а на следующий день ЦИК СССР заменил расстрел на лишение свободы сроком 10 лет.

Однако главным в деле Савинкова, совпавшем с восстанием в Грузии, стали не его арест и смягчение приговора, а письменные показания или «Письмо», написанное им 21 августа во внутренней тюрьме ОГПУ на Лубянке и опубликованное всеми центральными газетами — «Правдой», «Известиями», «Красной звездой», «Трудом», иными 30 августа.

«Моя борьба с коммунистами, — писал Савинков, — научила меня многому. Каждый день приносил разочарования, каждый день разрушал во мне веру в правильность моего пути и каждый день укреплял меня в мысли, что если за коммунистами большинство русских рабочих и крестьян, то я, русский, должен подчиниться их воле, какая бы она ни была…

Я вёл войну и я побеждён. Я имею мужество открыто это сказать. Я имею мужество открыто сказать, что моя упорная, длительная, не на живот, а на смерть, всеми доступными мне средствами борьба не дала результатов. Раз это так, значит, русский народ был не с нами, а с РКП. И говорю ещё раз: плох или хорош русский народ, заблуждается он или нет, я, русский, подчиняюсь ему…

Я впервые ответил себе: да, я ошибся; коммунисты — не захватчики власти, они — власть, признанная русским народом. Русский народ поддержал их в гражданской войне, поддержал в борьбе против нас. Что делать? Надо подчиниться народу».

Ни один пропагандист из ЦК не написал бы лучше, искренней, убедительней, понятней. Да это и не мудрено. В отличие от авторов декларации Комитета независимости Савинков был не только террористом, политиком. Был ещё и известным русским писателем. Опубликовал под псевдонимом В. Рошпин три повести: «Конь бледный» (1909 год), «То, чего не было» (1914 год) и «Конь вороной» (1923 год).

Под своим именем — стихи, «Воспоминания террориста», очерки «Во Франции во время войны», «Из действующей армии».

Появление «Письма» Савинкова вызвало скандал в среде русской эмиграции. Одни утверждали, что оно подложное, написано чекистами. Другие просто проклинали автора за измену «святому делу» борьбы с большевизмом. Третьи начали задумываться. И что важнее всего, савинковцы всех мастей, осевшие в Варшаве, Берлине и Париже, навсегда отказались от продолжения борьбы с советской властью террором, попытками восстаний, вооружёнными налётами из-за кордона.

Конечно же, декларация Комитета независимости Грузии, как сразу же понял Сталин, могла сыграть ту же роль для создания привлекательного образа Советской России. Правда, лишь в том случае, если бы её опубликовали в центральной прессе, а авторы — остались бы живы. После же их расстрела декларация превратилась в ничего не значащий клочок бумаги.

Вместо прекрасной несомненно пропагандистской акции центральным газетам пришлось ограничиться весьма далёкими от правды сообщениями, подготовленными в Тифлисе, да и то публиковать их всего, два дня. 4 сентября «Правда» дала подборку материалов под общим заголовком «Ликвидация меньшевистско-бандитского выступления в Грузии». Информировала читателей всей страны о якобы длившемся всего два дня, 28 и 29 августа, да к тому же в нескольких селах и небольших городах восстании, 24 главаря которого расстреляны. И 5 сентября, несколько изменив рассказ о событиях: мол, восстание продолжалось несколько дольше, подавить его удалось только 3 сентября.

После этого центральные газеты о событиях в Грузии больше не упоминали.

Между тем Декларация оказалась секретом Полишинеля. О ней узнали все жители Закавказья, так как без каких-либо купюр её прочитал Орджоникидзе, выступая на заседании Тифлисского городского совета 5 сентября. В тот самый день, когда обеспокоенный событиями на родине Сталин обратился в ПБ со своими предложениями. Орджоникидзе прочитал декларацию, так как она прямо или косвенно подтверждала всё то, что он счёл нужным поведать во всеуслышание.