Нежный бар. История взросления, преодоления и любви - Джон Джозеф Мёрингер

теперь мужчина, – сказал ему Стив. – Помню, он был во-о-от такого роста, когда пришел сюда в первый раз.

Он помахал рукой где-то на уровне талии.

– Время летит, как чертова крылатая колесница, – откликнулся дядя Чарли.

– Выпивку Джуниору за мой счет.

– Племянник, тебя угощает шеф, – сказал дядя Чарли.

Стив сильно шлепнул меня между лопаток, словно я подавился сухарем, и отошел. Я окинул взглядом дядю Чарли, Джоуи Ди, Спортсмена и остальных мужчин, молясь про себя, чтобы никто не услышал, как Стив назвал меня Джуниор. Если и было что-то более постоянное, чем твой выбор коктейля в «Публиканах», так это кличка, которую давал тебе Стив – а она могла оказаться весьма жестокой. Не всем так повезло, как Джоуи Ди, которого Стив прозвал по имени солиста своей любимой группы, Джоуи Ди и «Старлайтерс». Ни-Капли-Мимо ненавидел свое прозвище. Сажа предпочел бы, чтобы его называли как-нибудь по-другому. Но что поделать! Сажа совершил ошибку, когда пришел как-то в «Публиканов» сразу после смены в гараже, где работал механиком. Стив, увидев его, закричал: «Отмойте-ка Сажу!» – и беднягу с тех пор называли только так. Эдди-Полицейский не возражал против своей клички, пока не выехал на встречную полосу и его не парализовало от пояса до пяток. С тех пор он стал Эдди-В-Кресле. В «Публиканах» ты был тем, кем назвал тебя Стив, и боже, помилуй тех, кто осмеливался жаловаться. Один несчастный умолял, чтобы парни в баре перестали называть его Спидом, потому что боялся, как бы кто не связал его с торговлей наркотиками. Поэтому его переименовали в Боба «Не зови меня Спид» и повторяли эту кличку при каждой возможности.

Убедившись, что Стива никто не слышал – клиенты уже болтали о чем-то другом, – я немного расслабился, опираясь о стойку. Дядя Чарли освежил мой мартини. Я допил его. Он снова освежил. Потом сделал комплимент моему метаболизму. Крепко стоишь на ногах, сказал он. Наверняка это семейное. Я прикончил то, что оставалось в моем бокале, но, прежде чем я опустил его на стойку, бокал снова оказался полон. Бокалы в «Публиканах» наполнялись как по волшебству, и сам бар тоже. Если пятеро выходило, десять заходило на их место.

Твоюжмать пришел поздравить меня с возвращением – по крайней мере, так мне показалось.

– Спомню, ты хлопукнул мне спо пине кразок, – сказал он, игриво подтолкнув меня локтем. – Помнишь, я выжнал тебе пипи шарбой? А твой дядя сказал, нажмать тебе попу-хлопу, раз ты такой нюня-муня.

– Это точно, Твоюжмать, – воскликнул я.

После третьего мартини я положил на стойку двадцатку, заплатить за следующий. Дядя Чарли подтолкнул купюру обратно ко мне.

– За счет заведения, – сказал он.

– Но…

– Племянники барменов пьют бесплатно. Всегда. Сечешь?

– Секу. Спасибо.

– Кстати о деньгах.

Он вытащил из кармана скрутку купюр, выдернул из нее пять двадцаток и положил поверх моей.

– С днем рождения! Купи своим достославным однокурсникам хорошего виски. Ты же не против, что я говорю «достославным», правда?

Я протянул руку за деньгами. Дядя Чарли ее оттолкнул. Ответ неверный, сказал он. Потом обвел глазами бар. Я проследил за его взглядом: перед каждым мужчиной и каждой женщиной на стойке лежала стопка купюр. Когда приходишь в заведение, объяснил дядя Чарли, выложи деньги – все, что есть, – перед собой, и бармен сам будет брать, сколько нужно, весь вечер. Даже если бармен – твой дядя и никогда не берет у тебя деньги.

– Это традиция, – сказал он. – Протокол.

К полуночи в бар набилось не меньше сотни человек, теснившихся, словно кирпичи в кладке. Из кухни вышел Вонючка – крупный, хоть и невысокий мужчина с ярко-оранжевыми волосами и такими же оранжевыми усами, подкрученными на концах. Он выглядел как жонглер гирями со старинной деревенской ярмарки. Дядя Чарли сказал, что на кухне Вонючка – настоящий художник и делает со стейками то же, что Пикассо – с камнем. Пришел парень по кличке Быстрый Эдди, и я сказал ему, что слышу его прозвище уже лет сто. Он был знаменитым парашютистом, и мальчишкой я подслушал, как он клянется когда-нибудь приземлиться точнехонько посреди дедова двора – то было условие пари, которое он проиграл дяде Чарли. Несколько недель в Манхассете только об этом и говорили, а я неусыпно дежурил на заднем крыльце, дожидаясь, когда Быстрый Эдди мелькнет среди верхушек деревьев. Я заметил, что и на барный стул он сейчас приземлился так, словно летел с высоты трех тысяч футов. Ему, казалось, польстило, что я его знаю, и он спросил дядю Чарли, можно ли меня угостить.

– Джей Ар, – сказал дядя Чарли, – тебя угощает Быстрый Эдди.

Быстрый Эдди сидел возле Спортсмена, который вроде бы был его лучшим другом – и одновременно соперником. Я знал, что уже несколько десятилетий они соревнуются – в боулинге, бридже, бильярде, теннисе, гольфе и особенно обманном покере, который, как мне объяснили, представляет собой нечто вроде «фараона» для взрослых и играется серийными номерами на купюрах. Спортсмен якобы вел в их первенстве благодаря своей невозмутимости. Железные нервы, сказал Быстрый Эдди с явной теплотой. Спортсмен не станет волноваться, даже поставив все на последнюю карту, добавил Быстрый Эдди, потому что, когда ты держал врага на прицеле своего М-60, остальное для тебя пара пустяков.

– Спортсмен? – переспросил я. – Был на войне?

– Ага.

Быстрый Эдди кивнул.

Спортсмен казался слишком жизнерадостным и дружелюбным для человека, побывавшего