Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948 - Яльмар Шахт

Снова и снова Имперский банк в интересах укрепления немецкой валюты пытался уговорить правительство предоставить банку право вето на принятие иностранных кредитов. Просьба неизменно отвергалась. Канцлер Брюнинг был первым в правительстве, кто осенью 1931 года признал, что накапливание долгов является большой ошибкой. Но тогда уже было поздно. В июле 1931 года разразился банковский кризис. Его жертвами стали те экономные иностранные инвесторы, которые, поверив рекомендациям своих банков, подписались на займы Германии.

К весне 1925 года я почувствовал, что положение с валютой достаточно контролируемо, чтобы позволить себе длительный отпуск. Мы с женой и двумя детьми сели на пароход компании Стиннеса «Генерал Сан-Мартин», который должен был пройти из Генуи по чудной части акватории Средиземноморья. Это был один из тех так называемых «туров», когда пароход останавливается в различных портах, где проходят экскурсии по достопримечательным местам.

Я воспользовался поездкой для изучения вместе с детьми истории средиземноморских стран с древнейших времен до современности — не в форме «уроков», но путем обсуждения того, что дети уже знали, что мы видели и что рассказывали нам пассажиры-попутчики.

По возвращении в Берлин из круиза по Средиземноморью я немедленно включился в борьбу с репарациями. Это дело принесло мне новые тревоги и заботы. Но, прежде чем начать повествование об этом, следует упомянуть один забавный эпизод.

Однажды утром я обнаружил на своем письменном столе витиевато оформленный музыкальный сборник, какие были модны в начале 20-х годов. Я открыл его и с изумлением прочел: «Песня менестреля», слова Яльмара Шахта». Это действительно было одно из стихотворений, которое я написал в возрасте девятнадцати лет для коллеги-студента, пожелавшего переложить его на музыку для оперетты. Издатель сборника откуда-то добыл его, явно рассчитывая на сенсацию, когда узнают, что председатель Имперского банка пишет в свободное время популярные «хиты». Я воспротивился подобной дешевой популярности и отказал в праве на публикацию своей «Песни менестреля».

Часть четвертая

В борьбе против репараций

Глава 28

Имперский банк изнутри

Я вполне заслужил отпуск, который взял весной 1925 года. Кроме того, после успехов Имперского банка в предыдущем году мне казалось, что впереди нас ждут спокойные времена. В период, последовавший непосредственно за событиями 1924 года, я обратил всю свою энергию на совершенствование работы сотрудников банка, делая все, что в моих силах, для поддержания и консолидации традиций верности долгу, прилежания и качественного обслуживания нашей клиентуры. Каждый член Имперского банка проникся духом этих традиций.

То, что мы сами готовили себе смену, приносило на данный момент наибольшую пользу. Да, в совет управления входило несколько экспертов по административному праву со стороны. Однако помимо них высшие должности занимали те, кто поднялся на них с низких постов. Каждый молодой человек, поступивший на работу в Имперский банк, имел шанс стать членом правления. В банковских учреждениях господствовала подлинная демократия. Всякому, кто успешно прошел испытательный срок, была гарантирована работа на всю жизнь. То же относилось к обслуживающему персоналу, не занимающемуся непосредственно банковским делом, — курьерам, служителям и инкассаторам, которые были сведены в одну группу «учетчики» (Geldzahler). Среди них тоже поддерживались традиции и аккуратность. Они носили костюмы из голубой ткани с позолоченными пуговицами и красными воротниками. Многие из них пришли к нам из императорского двора после распада империи. Их часто примекали в помощь при выполнении официальных функций. Они хорошо знали, как обращаться с гостями, умели работать в гардеробной, хранить фарфор и обслуживать стол. Не было ничего необычного в том, что другие учреждения и даже частные лица «заимствовали» некоторых из наших учетчиков для своих торжеств. Одним из этих заемщиков стал позднее Адольф Гитлер, который постоянно пользовался людьми, прошедшими подготовку в нашем банке и императорском дворе.

Хотя эти учетчики не отвечали требованиям банковской карьеры, такие возможности открывались для их детей. Не раз случалось, что сыновья некоторых из учетчиков делали академическую карьеру и даже порой занимали высокие должности в самом Имперском банке. Служитель моей приемной по имени Лебен овладел самостоятельно столькими предметами на английском и французском языках, что я регулярно брал его своим личным помощником, когда выезжал за рубеж. Не только я один, но все сотрудники, причастные к управлению Имперским банком, помнили о необходимости помогать в продвижении наиболее сознательных и способных работников.

Наша смена численно выросла до такой степени, что каждый новый «диетик» (Diater) — так мы называли новичков — должен был проходить двухлетний испытательный срок, прежде чем мы принимали его в штат. Предельный возраст для новичка составлял двадцать шесть лет. Сначала он несколько месяцев стажировался, затем проходил тесты перед зачислением на постоянную работу. Этот период испытаний давал нам возможность оценить характер и поведение новичка. Экзамен проводила комиссия, состоявшая из высокопоставленных сотрудников Имперского банка.

Если податель заявления на работу успешно проходил экзамен и зачислялся в штат, перед ним открывался ряд промежуточных должностей от инспектора банка до старшего инспектора. Через несколько лет, если молодой сотрудник был достаточно честолюбив, чтобы двигаться по карьерной лестнице, банк предоставлял ему трехмесячный учебный отпуск с сохранением оклада, по окончании которого он проходил экзамен на замещение более высоких должностей. Если он сдавал экзамен, то становился советником банка (Bankrat) и мог продвигаться дальше по служебной лестнице в правлении. Во время моего председательства несколько членов правления добились своих постов именно таким образом. Прежнее академическое или неакадемическое образование не играло никакой роли. В целом такая демократическая система основывалась не на политическом или социальном статусе, но единственно на способностях и характере человека.

Применению такого принципа я оказывал свою горячую поддержку двумя способами. Во-первых, я был всегда доступен любому члену персонала, от уборщицы и рассыльного до служащих высших рангов. Во-вторых, я постоянно поощрял своих коллег свободно выражать критические замечания и несогласие при обсуждении с ними предлагавшихся решений. «Поддакивающие» работники не могли со мной сработаться. С другой стороны, если кто-нибудь выдвигал хорошо продуманную, обоснованную точку зрения или предложение, он всегда мог рассчитывать на мою поддержку. Когда уволился господин фон Глазенапп и мне пришлось искать заместителя, я выбрал коллегу, поднявшегося из низов.