Правда о Григории Распутине - Александр Боханов

Шедевр Дувидзона под названием «Исповедь Гусевой» перепечатали и другие издания с желтой окраской и либеральной ориентацией. Сюжет просто «хватал за душу» и «рвал сердце» своей проникновенной страстностью. Поклонница Илиодора и последовательница Ильи Пророка, «истерически рыдая», поносила Распутина на всю страну.

«Пользуясь полной безнаказанностью, он открыто живет с девушками, пороча честь без зазрения совести, без стыда. Мою близкую подругу Ксению он растлил на моих глаза. Он порочит, поносит и губит людей, пользуясь своим влиянием. Он сгубил кроткого Илиодора! Я — простая христианка, но больше не могла выносить поругания церкви! Я неизлечимо больна. Жизнь моя мне не дорога. Я еще в прошлом году пыталась убить его, но это мне не удалось. В Ялте я не могла добраться до него, его скрывали светские поклонницы. Жалею, что рука и на сей раз дрогнула».

Уловили лейтмотив, стержневой во всей этой тираде? Именно «безнаказанность» и «влияние» должны были здесь сыграть главную роль. Любому читателю было в то время ясно, что подобный «мерзавец» мог творить свои черные дела лишь под надежным прикрытием сильных мира сего. А кто же в тот период из кругов «просвещенной публики» не знал, кто стоял, кто покрывал, кто защищал «растлителя» и «богохульника»? Знали все и даже вопроса не задавали. Как написала позже княгиня О. В. Палей в мемуарах, «Государей не ругал только ленивый».

В «хорошем обществе» возмущались не столько даже поведением самого Распутина, сколько высокопоставленными покровителями. В контексте такого мировосприятия Гусева представала не психопаткой-уголовницей, а «несчастной жертвой режима». Черный пиар приносил свои ядовитые плоды. И когда одним из первых решений Временного правительства стало распоряжение А. Ф. Керенского об освобождении Гусевой из сумасшедшего дома, то удивляться уже не приходилось.

Однако вернемся к тексту «интервью», которое было так оперативно добыто Дувидзоном. Пиар-продукт, вообще, а данный продукт в частности рассчитан на то, чтобы его потребляли, не задумываясь, как знакомое и понятное кушанье. Он нацелен лишь на подтверждение и укрепление определенного мировоззренческого стереотипа. Любое критическое осмысление для него смерти подобно; глупость и фальшь высвечиваются сразу же. То же самое происходит и в данном случае.

Ни одна газета не задалась, казалось бы, таким уместным и логичным вопросом: насколько вопли «рыдающей» правдивы? Когда речь идет о бульварной прессе, для которой «горячая информация», «сенсация» — главные источники существования и доходности, то здесь не о чем и говорить.

Однако ложь «оскорбленной христианки» без смущения публиковали и «гранды» отечественной печати, претендовавшие на респектабельность, исповедовавшие «либеральные ценности». Скажем, газета «Утро России», издаваемая на деньги крупных предпринимателей «прогрессивного направления» во главе с известным промышленным и банковским дельцом Павлом Павловичем Рябушинским, «скушала» подделку Дувидзона без всяких сомнений.

«Прогрессивные капиталисты», как еще раньше и звезды политического Олимпа в лице таких деятелей, как Гучков и Родзянко, потеряли способность адекватно воспринимать окружающий мир. Если Александра Фёдоровна ничему не верила из того, что хоть как-то чернило ее духовного друга, то многие другие верили всему.

Если вернуться к вышеозначенному «интервью», то его текст вызывает недоумение. Сама Гусева, как можно заключить из приводимых слов, с Распутиным лично знакома не была. А как же «растление на глазах»? Что же делала в тот момент «зрительница», эта «жертва режима»; она что, акафисты читала или свечки у образов зажигала? Глупость, да и только. «Дело Ксении» в предыдущих главах уже было разобрано, и не будем к нему возвращаться.

Примечателен во всем этот эпизоде не бред несчастной сифилитички, а совсем другое. Никакого интервью после ареста у Гусевой никто не брал, да и вообще никого из посторонних к ней не допускали. Это со всей категоричностью было заявлено чинами полиции сразу же после появления в печати «исповеди».

Значит, одно из двух: или Дувидзон выдумал всё от начала и до конца, или он «взял интервью» еще до покушения. В первом случае подозрение в соучастии кажется малоубедительным. Если же дело развивалось по второму варианту, то тогда журналист не просто «случайный очевидец», а соучастник готовившегося преступления. Согласно правовым нормам, действовавшим в России, знание преступного умысла и недонесение о готовящемся преступлении — уголовно наказуемое деяние. Однако «Паганини» не только не был привлечен к делу ни в каком качестве, но у журналиста не взяли даже показания о причине его местонахождения в момент покушения в столь неожиданном месте. К подобной странной «оплошности» местной полиции вернемся чуть позже.

Пока же обратим внимание на другое. Вскоре после покушения Распутину в Покровское из Петербурга пришло послание без подписи, гласившее: «Я вышел победителем из этой борьбы, а не ты, Григорий, — писал аноним, опровергая старое утверждение Распутина, что „его охраняет Бог“, который отведёт от него любую злую руку. — Твой гипноз рассеялся, как дым под лучами солнца. Говорю тебе, что ты умрешь, несмотря ни на что. Я — твой мститель. Узник». Это послание было тут же передано полиции, при этом Распутин заявил, что оно принадлежит Илиодору, «почерк которого я немного знаю». Распутин не ошибся, на самом деле так оно и было.

В русле прерванного изложения примечательно не само это «демоническое послание», а один сопутствующий момент. О его содержании знали не только Распутин и чины полиции, приобщившие данный документ к делу о покушении. Знал и вездесущий Дувидзон, упомянувший о нем в своих «горячих репортажах». Невольно напрашивается вывод, что журналист — «соучастник покушения».

Конечно, сам по себе репортер, невзирая на его нахрапистость и оборотистость, являлся слишком «мелкой сошкой», чтобы спланировать и осуществить столь громкую акцию. Если за этим стояла какая-то организация, то во главе ее находились куда более масштабные фигуры. Однако никаких документальных подтверждений версии о наличии подобной организации не обнаружено.

Более правдоподобным кажется предположение о существовании сговора ряда лиц, в числе коих Гусевой отводилась лишь роль пешки-исполнительницы. Не приходится сомневаться в том, что Илиодор принимал здесь живейшее участие. Кто-то и в Петербурге был к этому делу приставлен, так как послание «узника» было отправлено из столицы, где Илиодор в тот момент не находился.

Более точные и подробные данные вряд ли когда-нибудь обнаружатся. Но существует одна деталь, которая позволяет предполагать наличие у этой постановки тайных и могущественных режиссеров. Как было отмечено, Дувидзона при задержании в Покровском даже не опросили и очень скоро отпустили. Обоснование освобождения: поступивший приказ из Петербурга. Кто конкретно его отдавал, что в нём значилось, о том следов в архивных делах нет.

Почему вообще задержание в далекой Сибири некоего лица, находившегося там без регистрации, то есть совершившего административное правонарушение, вызвало такую молниеносную реакцию высокопоставленных инстанций в столице Империи? Вряд ли выяснится когда-нибудь вся подноготная этого тёмного дела. Однако некоторые предположения, обусловленные косвенными документами и знанием общих социальных условий, сделать можно.

В то время когда Гусева бегала по Покровскому с ножом за Распутиным, все сколько-нибудь важные дела охраны порядка и полицейского дознания прямо или косвенно были подконтрольны товарищу министра внутренних дел генералу В. Ф. Джунковскому. О нём речь подробно шла ранее, и повторяться нет смысла. Обратимся к его воспоминаниям, где, как уже отмечалось, он подробно, с живописными деталями излагал историю «разгула» Распутина в ресторане «Яр» и «дебош» на пароходе.

Случай с покушением Гусевой он описывает необычно кратко. Изложив его очень приблизительно, в нескольких строках, заявляет, что «дело это пустяшное». О том же, что расследование «пустяшного случая» происходило под наблюдением министра юстиции, что несколько месяцев проводились дознания, о наличии послания Илиодора и ряде других обстоятельств дела он вообще не упомянул.

Примечательно, что министр внутренних дел Н. А. Маклаков отдал своему заместителю Джунковскому письменное распоряжение в связи с этим покушением «истребовать с места подробные сведения об этом деле, взять расследование под ближайшее наблюдение». И как же выполнил этот приказ подчинённый? Никак. В своих воспоминаниях, комментируя этот эпизод, генерал меланхолично заметил, что «подробные сведения о деле мне запрашивать не пришлось, я уже их имел, да и все газеты были полны ими, под ближайшее наблюдение взять расследование тоже не пришлось, так как оно пошло судебным порядком».