Правда о Григории Распутине - Александр Боханов

Второй этап — «период Белецкого» — пришелся на 1912 год, и он тоже не отличается обилием сохранившегося материала. Однако в это время были отработаны приемы и методы сбора исходной информации. Важно то, что сохранились поденные филерские донесения о поездках и встречах Распутина, которые фиксировали агенты полиции.

Ценность этого первичного материала в том, что их не касалась рука «обработчиков». Остановимся на этих документах подробней, тем более что «профессиональные разоблачители» эти материалы не тиражировали и не популяризировали. Некоторые из этих донесений впервые появились в печати уже в наше время в книге О. А. Платонова о Распутине.

Прежде чем цитировать данные документы, поясним некоторые аспекты технологии. Агент (филер) в конце каждого дня наблюдения за «объектом» составлял описание виденного. В них Распутина шифруют под кличкой «Русский», а его поклонниц еще более живописными прозвищами, не все из которых удалось раскрыть: «Ворона» (М. А. Сазонова), «Галка» (Ю. А. Ден). «Ряженая» (О. В. Лахтина) и так далее.

Перед нами донесение за 19 ноября 1912 года.

«„Русский“, Николаевская ул., дом № 70. В 9 часов утра на извозчике приехала „Ворона“. В 9.30 утра пришел к „Русскому“ неизвестный монах. В 10 часов утра „Русский“, „Ворона“, „Банная“ и неизвестный монах вышли из дома, дойдя до Ивановской улицы, расстались. „Ворона“ и „Банная“ пошли по Ивановской улице к Загородному проспекту, а „Русский“ с монахом дошли до Кузнечного переулка, тоже расстались. Монах пошел без наблюдения по Невскому проспекту, а „Русский“ зашел в сапожный магазин в дом № 27 по Николаевской улице. Через 10 минут вышел, сел на извозчика и поехал на Мойку, дом № 10, слез с извозчика и зашел в подъезд, было время 10 часов 40 минут. Через 30 минут в этот же дом на извозчике приехала „Галка“, где пробыла 20 минут, вышла, села на извозчика, поехала без наблюдения, а „Русский“ пробыл 3 часа 50 минут, вышел вместе с „Вороной“ и „Банной“. На двух извозчиках отправились на Царскосельский вокзал, где „Ворона“ купила билет 2 класса, отдала „Русскому“, и все трое пошли на отходящую платформу в Царское Село. В 3 часа „Русский“ уехал».

Примерно по такому же принципу составлены и все прочие донесения филеров за 1912 год: «вышел», «поехал», «зашел», «встретился» с указанием времени и зашифрованных имён нескольких почитательниц. Никакой, как говорят французы, compromettre (компрометации) тут усмотреть невозможно. Ни тебе банных «оргий», ни пьяных «дебошей», ни «сквернословия», ни «связей с проститутками». Ничего ожидаемого!

Правда, уже тогда в донесениях встречались некоторые намеки, которые так и остались робкими предположениями. Например, 6 августа 1912 года филер фиксировал: «„Русский“ пошел по Гончарной улице, где в доме № 4 встретил неизвестную барыньку, по-видимому, проститутку, и зашел в упомянутый дом, где помещалась гостиница, пробыл с нею двадцать минут». Даже если это и действительно была «жрица любви», то совершить некие интимные действия за указанное время было просто невозможно. Надо было зарегистрироваться в гостинице, подняться в номер, ну и так далее. При этом филер ничего не утверждал наверняка. Он и не мог ничего, безусловно, констатировать.

Важное пояснение. Служба наружного наблюдения возникла как один из способов контроля за лицами, «прикосновенными к революционному движению». В 1907 году в «Инструкции»[55] начальникам охранных отделений говорилось, что это лишь «вспомогательное средство». Что для полноты картины обязательно требуются и сведения внутренней агентуры. При отсутствии же «попутного освещения со стороны внутренней агентуры не следует допускать чрезмерного развития наружного наблюдения, так как, будучи весьма растяжимо, оно может давать весьма обширный, непонятный материал, крайне затрудняющий работу филеров и Отделения».

«Инструкция» строго регламентировала деятельность филеров, их задачи, цели, способы, приемы. Все эти детали полицейского «сопровождения» и «проглядки» могут показаться неважными. Однако их смысл раскроется в полной мере при обращении к филерским донесениям последнего периода. От этого времени остался тот самый «непонятный» материал, который можно назвать как угодно, но только не «филерскими сводками».

Этот период начался летом 1914 года после покушения Гусевой, когда Император и отдал распоряжение министру внутренних дел Н. А. Маклакову обеспечить охрану Распутина. Никаких других распоряжений не отдавалось. Однако некоторые «сопутствующие» меры руководители МВД приняли по собственной инициативе. Монарха же о том не уведомили…

Джунковский позже объяснял, что им лично было отдано распоряжение учредить за Распутиным «двойное наблюдение, два агента открыто следили за ним, записывали всех приходящих к нему и официально числились как охраняющие его, другие два вели негласное наблюдение. Те и другие доносили ежедневно Департаменту полиции для доклада мне; Распутин именовался „Тёмным“».

Дело тотальной слежки за Распутиным, начатое Джунковским, довёл в 1915 году до полного совершенства С. П. Белецкий, который о том и поведал в своих показаниях ЧСК в 1917 году.

«Я учредил двойной контроль и проследку за Распутиным не только филерами Глобачева (Константин Иванович, генерал-майор, начальник Петроградского охранного отделения. — А. Б.), но и филерами Комиссарова (Михаил Степанович, жандармский генерал-майор, которого Белецкий назначил заведовать охраной Распутина. — А. Б.), заагентурил всю домовую прислугу на Гороховой, 64, поставил сторожевой пост на улице, завел для выездов Распутина особый автомобиль с филерами-шоферами и особый быстроходный выезд с филером-кучером. Затем все лица, приближавшиеся к Распутину или близкие ему, были выяснены и на каждого из них составлена справка… Далее была установлена сводка посещаемости Распутина с указанием дней посещения и проследка за теми из случайной публики, которые так или иначе возбуждали сомнение, и самое тщательное наблюдение и опросы в швейцарской обращающихся к Распутину лиц, хотя это не нравилось и ему, и его близким».

Итак, хозяева полицейского сыска довели до грандиозных размеров не столько охрану, сколько полный контроль времяпрепровождения. Казалось бы, при таком усердии должна остаться подробная хроника последних двух лет жизни Григория Распутина, которая помогла бы внести ясность при воссоздании облика и общественной роли этого человека. Удивительное дело, но «продукта деятельности» лучших соглядатаев департамента полиции не существует, хотя они, по распоряжению Джунковского должны были каждый день «строчить» отчеты начальству.

Нет ежедневных донесений целой орды филеров: при Белецком этим важным «государственным делом» было занято несколько десятков наиболее способных полицейских агентов. Невольно возникает восклицание: на что же уходили лучшие силы тайной полиции Империи почти накануне крушения Монархии!

Естественно, напрашивается и недоуменный вопрос: почему сохранились лишь крохи от груды того материала, который должен был остаться от многомесячных усердных занятий полицейских чинов? Неужели революционный смерч всё уничтожил? Да, он на самом деле многое уничтожил. Что же касается данной информации, то «поводыри бури» надёжно бы хранили ее. Это же «бесспорные доказательства» «гниения» и «разложения». Кто же мог покуситься на столь «ценные свидетельства истории»!

Наблюдательный читатель может заметить, что во многих исторических работах приводятся ссылки на филерские дневники. А значит, они должны существовать. Вот здесь-то мы подходим к одной из самых громких мистификаций истории России XX века.

Подчеркнем еще раз: никаких первичных донесений филеров не существует. Имеется лишь груда листков с напечатанным на машинке текстом. Кто печатал, когда, кто читал, о том никаких свидетельств и даже пометок не осталось. Называется этот пиар-продукт незатейливо: «Выписки из данных наружного наблюдения за Григорием Распутиным». Они сохранились за отдельные дни 1914,1915 и 1916 годов. Наиболее растиражированы «Выписки» с 1 января 1915 по 10 февраля 1916 года. В 1924 году их опубликовал советский журнал «Красный архив», через год перепечатал эмигрантский «Архив русской революции», а затем множество раз переиздали.

Допустим, что данные фрагменты — часть подлинного пласта источников. Однако и при таком «допуске» это лишь некая произвольная выжимка, тенденциозная выборка из некогда существовавшего обширного материала, тех самых филерских первичных поденных сообщений, которые исчезли без следа. За целый 1915 год, например, лишь за 101 день есть какие-то беглые и куцые, от одной до нескольких фраз, «данные» о времяпрепровождении Григория Распутина. Причем почти исключительно о встречах с «проститутками» и «пьянстве». Где же все и всё остальное?