Отыгрывать эльфа непросто! - Леонид Кондратьев

Внезапно раздался гулкий, нутряной удар, больше похожий на взрыв полутонной авиабомбы. В поле зрения насмерть испуганного наблюдателя появилась гигантская колонна зелёного света уходящая в бесконечность и подсвечивающая редкие облака. Окружающее подёрнулось рябью, и от колонны начали отделяться струи свечения. Они раскидывались в небе громадной паутиной и падая вниз, медленно гасли. Воздух звенел и искажался, как над костром, и в этих зеленоватых переливах старшину настигали грёзы. Грёзы основанные на обрывках воспоминаний об услышанных в детстве сказках, на историях рассказанных командиром и на расплывчатых образах гибких чешуйчатых тел…

Удар, выбитое дыхание и шелест падающей на старшину листвы, сорванной ударной волной. Несколько секунд беспамятства и старшина Дроконов Валерий Сергеевич вновь открывает глаза ― вокруг темнота, мягкая темнота, залитая лунным светом. И запах ― этот знакомый запах, вдруг ставший понятным…

Проведя рукой по лицу и подставив ладонь под луч лунного света, разбитый тенями листьев на серебряную мозаику ночной жизни, старшина ещё долго прислушивался в наконец наступившей тишине к падению мелких капель крови на кроны деревьев окружающих поляну…

Примечание: По данным Всемирной Организации Здравоохранения (ВОЗ) ежедневно от голода и болезней непосредственно связанных с ним умирает порядка 24 тыс. человек. (так что это я ещё приуменьшил)

Глава 32

Раннее утро, подернутое болотным туманом и подсвеченное первыми робкими лучами солнца.

Поляна на которой вольготно расположились вокруг горящего костра спящие люди и две дрожащие от холода фигуры пристраивающие мокрую одежду поближе к благословенному теплу костра. Накинутые на голое тело рубашки не особенно спасают от утренней прохлады и поэтому фигуры покрыты крупными мурашками ― одна белыми, а вторая черными.

Как вы уже догадались, перед костром сидят и сохнут два уже знакомых индивидуума ― старшина (это который с белыми мурашками) и я (щеголяя особо крупными черными). В дополнение ко всему могу еще похвалиться потеками крови, продолжающей сочиться из ушных раковин и замечательнейшими, разноцветными пятнами перед глазами. Воот! Могу еще похвастаться волшебным, неземным ощущением растекающейся по телу магии, наполняющей меня буквально по самые гланды. Во всяком случае, уже не ощущаю того сосущего чувства внутренней опустошенности, которое я постоянно испытывал до этого в новом теле. Единственное, в чем состоит проблема на текущий момент — это предстоящее объяснение со старшиной. Этот, даже не знаю, как его охарактеризовать, хуманс умудрился подглядывать за процессом запуска источника и схлопотать полный комплект впечатлений об особо гуманных и человечных методах своего командира. Правда, польза от него все-же была несомненная. После обряда, когда я сознание потерял, плот на котором всё творилось, разъезжаться стал и еще бы чуть-чуть, могилу бы мне копать не пришлось. А так старшина, как сам оклемался, меня вытащил. Правда, промокли все, как цуцики. Хотя, когда первого немца из-за флюктуаций магического поля в кровавые брызги превратило и по округе разметало, все вокруг знатно уделало. Вроде отчетливо помню, что когда за второго взялся ― от покрывающей пленки крови и мелкодисперсных кусочков мяса, руки скользили страшно. Так что и хорошо, что промокли. За-то к стоянке пришли почти чистые, хотя и замерзшие. А там, как раз Генка носом клюёт ― облокотился на пулемет и спит себе. Носом только посвистывает. Сергеич его даже ругать не стал ― отправил досыпать. Из сухой одежды, правда, только рубашки и нашлись. Так что сидим, греемся. То я на старшину периодически глазом скошу, то он на меня. И самое главное ― никто первым разговор начинать не решается. Я после ритуала еще в себя не пришел ― на душе от содеянного немного муторно и если по-честному ― поташнивает. А старшина ― тот вообще притихший, как валенком из-за угла саданутый. Причем специальным НКВДшным валенком, это в который кирпич засунут. И оба чувствуем, что от разговора увильнуть не получится…

— Ссешес, а зачем надо было так страшно с немцами-то? — старшина даже передернулся от воспоминаний.

— Не особенно и страшно. Противно, мерзко ― это да. А если по-серьезному ― ошибся я, да и Леший тоже, в оценке количества энергии необходимой для запуска генератора. В одном хумансе энергии не хватило, а процесс не остановить было. Поэтому пока я додумался и второго подтащил, первого откатом заклинания ― да что там рассказывать ― ты все видел.

— Да нет. Далековато сидел. Да и из твоих объяснений не понял нихрена. Что за генератор? Да и зачем немцы для его запуска?

— Так я же рассказывал? Нет? А! Вспомнил! Это я капитану рассказывал. Короче, тут Дух Чащи сведениями поделился. Правда, старичок молчал до последнего. А поделился вот чем — местонахождением старинного заглушенного источника магии. Это те те камни, к которым помост строили. Абсолютно рабочий источник, только завести надо было.

Прикинув про себя, какая аналогия будет более понятна старшине, продолжил:

— Представь себе плотину, а на ней мельницу — представил?

— Ну, видел я такое и не раз.

— Так вот — если ты такое видел, то уже проще будет объяснять. Когда уровень магии упал почти до нуля — канал, который вел к колесу, зарос и забился и льется из него теперь жалкая струйка. Которой не хватает, чтобы провернуть заржавевший вал. А эти две жертвы сработали, как пара тонн воды, сдвинувшие лопасти с мертвой точки. Правда, чтобы запустить эту заржавевшую древность пришлось не струйкой лить, а со всего размаху плескать. Теперь хоть примерно понятно, что ты видел?

— Примерно понял. Скажу я тебе ― хорошо, что не видел, как ты там немцев расплескивал. Мне хватило того что слышал. А как потом дождь из крови пошел, так я вообще сперва не понял, что это такое. Когда понял ― не поверишь, как новобранец какой харчи на землю-матушку метал. А чем кончилось-то? Неушто не получилось?

— Почему не получилось? Все получилось! Заработал источник. Вон во мне сейчас магии ― что только из ушей не льется.

В подтверждение своих слов, я сформировал небольшой сгусток пламени над раскрытой ладонью. И с интересом на него уставился. Странные ощущения ― одновременно страшное удивление и гордость ― вот что я теперь могу, и презрение ― как будто такие фокусы достойны только балаганных актеров. Впрочем, заинтересованно-восторженный взгляд старшины, устремленный в недра этого плазменного образования, быстро подлил масла в первое ощущение и немного притушил второе. Но, Сергеич не был бы Сергеичем, если бы упустил такую возможность укузьмить ближнего: