Поэтический язык Марины Цветаевой - Людмила Владимировна Зубова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Есмь и матери и отцу
(III: 664).
В первом контексте из трагедии «Ариадна» Ариадна противопоставляет свое бытие в настоящем бытию брата в прошлом, т. е. небытию (форма прошедшего времени выделена начертательно), а во втором контексте из трагедии «Федра» Ипполит отождествляет свое бездетное бытие со смертью. В обоих случаях употребление формы есмь не ограничивается стилизацией уже хотя бы потому, что в первом контексте связка был, актуализируясь, превращается в бытийный глагол, в член антитезы «был – есмь». Во втором контексте семантическое противоречие бытия и небытия (есмь могила) создает оксюморон в сочетании, где форма есмь является связкой.
Если связка настоящего времени есть и тем более есмь всегда окказиональна в художественном тексте, то связка прошедшего и будущего времени, стилистически нейтральная, является обязательной частью составного именного сказуемого как единственный и очень важный временной показатель. Омонимия или полисемия связки и экзистенциальных был, будет, существующая в языке, создает благоприятную возможность синкретического представления значений времени и бытия. Поскольку для Цветаевой такой синкретизм существен, употребление в ее произведениях как связочного, так и экзистенциального прошедшего и будущего времени глагола быть обнаруживает стремление поэта вывести глагол из речевого автоматизма. Актуализация связки прошедшего времени (начертательная, пунктуационная, позицией переноса, семантическим повтором, семантической антитезой и т. д.) может выделять бытийное значение прежде всего как значение перфектное в двух планах: а) в плане физического – это актуализация временной относительности: ‘был, а теперь нет’ (примеры 1, 2, 3); б) в плане духовного – это актуализация абсолютной бытийности: ‘был и оставил след своей личности, наполнил собою мир и преобразил его, т. е. был, и теперь есть, и будет всегда’ (примеры 4, 5):
1. Вакх
Час любовных помолвок
Был. – Отплытия час
(III: 620);
2 Эгей
Сын мой, который был. –
Прах твой узреть хотя бы!
(III: 621);
3. Вестник
Был –
Царь. Переполнен
Чан скорби и мглы.
В ки-пящие волны.
Пал царь со скалы
(III: 627);
4. Какой-нибудь предок мой был – скрипач,
Наездник и вор при этом.
Не потому ли мой нрав бродяч
И волосы пахнут ветром?
(I: 238);
5. Значит – страна
Так не сдана,
Значит – война
Всё же – была!
(II: 353).
Перфектное значение форм прошедшего времени может объединять оба плана, реализуя потенциальную двойную энантиосемию бытийного глагола в прошедшем времени, т. е. его семантическую противоречивость на уровне физического и цельность его смысла на уровне духовного: бытие в прошлом – это небытие в настоящем (уровень физического); бытие в прошлом – это причастность к бытию вообще, бытию абсолютному (уровень духовного). Именно такое противоречивое и синкретичное перфектное значение слова была и составляет смысл одного из ранних стихотворений Цветаевой «Идешь, на меня похожий…»:
Не думай, что здесь – могила,
Что я появлюсь, грозя…
Я слишком сама любила
Смеяться, когда нельзя!
И кровь приливала к коже,
И кудри мои вились…
Я тоже была, прохожий!
Прохожий, остановись!
(I: 177).
Интересный пример актуализации перфектного значения, свойственного форме был, видим в стихотворении из цикла «Георгий»:
Ресницы, ресницы.
Склоненные ниц.
Стыдливостию ресниц
Затменные – солнца в венце стрел!
– Сколь грозен и сколь ясен! –
И плащ его – был – красен,
И конь его – был – бел.
Смущается Всадник,
Гордится конь.
‹…›
В ветрах – высоко́ – седлецо твое,
Речной осокой – копьецо твое
Вот-вот запоет в восковых перстах
У розовых уст
Под прикрытьем стрел
Ресничных,
Вспоет, вскличет.
– О, страшная тяжесть
Свершенных дел!
И плащ его красен
И конь его бел
‹…›
– Колеблется – никнет – и вслед копью
В янтарную лужу – вослед копью
Скользнувшему.
– Басенный взмах
Стрел…
Плащ красен, конь бел
(II: 35, 36).
В этом контексте трижды повторяется, варьируя форму, рефрен: И плащ его – был – красен ‹…› И плащ его красен ‹…› Плащ красен. Конструкция с именным сказуемым содержит при первом употреблении связку был, актуализированную двусторонним тире, затем связка опускается, но сохраняется посессивное определение его, затем конструкция с опущенной связкой и опущенным определением превращается в афористичный двучлен. Синтаксические изменения приводят к изменению формы прошедшего времени (выделяющейся на фоне номинативных предложений и конструкций с настоящим и будущим временами глаголов) в форму настоящего времени. Таким образом, бытийное значение конструкции с глаголом-связкой, постепенно освобождаясь от частных значений времени и принадлежности, представляет собой логический перфект как абсолютное настоящее время, указывая на автономную постоянность характеризующей оппозиции «красен – бел».
Употребление форм прошедшего времени глагола быть в поэзии Цветаевой вскрывает противоречие между бытием и небытием и при использовании отрицательных конструкций.
Луну заманим с неба
В ладонь – коли мила!
Ну а ушел – как не был,
И я – как не была.
Гляжу на след ножовый:
Успеет ли зажить
До первого чужого,
Который скажет: пить
(I: 562–563).
С одной стороны, ушел – как не был значит ‘не оставил следа’, фразеологизм по своей семантике противоположен перфектному значению и означает небытие. С другой стороны, контекст указывает на незаживающий след ножовый – след бытия как причастности к миру героини и как форму самого бытия в этом мире. Можно видеть здесь также противопоставление подобия и сущности: подобие – как не был, сущность – был.
Отрицание бытия как причастности к миру любимого человека становится в следующем стихотворении одновременно и утверждением бытия абсолютного – бытия за пределом страсти и уже независимого от страсти:
Умирая, не скажу: была.
И не жаль, и не ищу виновных.
Есть на свете поважней дела
Страстных бурь и подвигов любовных.
Ты, – крылом стучавший в эту грудь,
Молодой виновник вдохновенья –
Я тебе повелеваю: – будь!
Я – не выйду из повиновенья
(I: 407–408).
Своеобразное отрицание перфектного значения формы был находим в контексте из сатирической сказки «Крысолов»:
В Гаммельне собственных нищих нет.
Был, было́, раз – да помер
(П.: 213).
