Поэтический язык Марины Цветаевой - Людмила Владимировна Зубова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Синкретизм экзистенциальной и связочной функции глагола быть оказывается очень важным исходным элементом в создании поэтического мира Цветаевой.
Глагол быть представлен в ее поэзии различными формами, принадлежащими к активному и пассивному лексико-грамматическому запасу в современном русском языке: личными формами 1-го и 3-го лица единственного числа настоящего времени; формами прошедшего времени единственного и множественного числа всех трех родов; личными формами 1-го, 2-го и 3-го лица единственного и множественного числа будущего времени; причастиями, как сохраняющими глагольность, так и стремящимися к адъективации и субстантивации; формами императива, сослагательного наклонения; инфинитивом, элементами фразеологизированных сочетаний должно быть, быть может, то есть, как есть и др. Семантика бытия отражается и в употреблении однокоренных с быть слов сбыться, забыть, забыться, пребыть, бывать, непробудный и др., в использовании существительных бытие, небытие, быт, сущность, существенность, существованье, быль, былье, будущность и др., в словах нет и несть. Не имея возможности подробно остановиться на фактах отражения семантики бытия всеми частями речи, сосредоточим анализ на употреблении собственно глагольных форм слова быть (в том числе и причастных), которое отражает общие закономерности языкового представления понятия «бытие» наиболее отчетливо.
Формы настоящего времени глагола быть в произведениях Цветаевой показывают, что она, семантизируя формальный элемент – связку (или вспомогательный глагол), превращая формальное в содержательное, постоянно придает связке экзистенциальное значение. Сам факт наличия связки есть в поэтическом тексте не может быть нейтральным, поскольку в современном русском языке связка настоящего времени употребляется очень ограниченно – в научном или официальном стиле речи. При этом ее использование определяется не столько функционально-стилевой разновидностью речи, сколько установкой на архаическую модель определений типа лингвистика есть наука о языке – вместо более современного оборота лингвистика – это наука о языке.
В поэзии Цветаевой форма есть в основной функции связки встречается неоднократно.
1. Прям, прям
Дым окраин.
Труд – Хам,
Но не Каин.
Обшлаг –
Вдоль стола.
Наш лак
Есть смола.
(III: 129);
2. Бургомистр
‹…›
Рабской сущности ундергрунд –
Музыка – есть – бунт.
‹…›
Женской сущности септ-аккорд –
Музыка – есть – чорт.
‹…›
Что есть музыка?
Тайный страх
Тайного рата Гете –
Пред Бетховеном
(П.: 255–256);
3. На рвань нудную, вдовью –
Что? – бровь вверх! (Чем не лорнет –
Бровь!) Горазд спрашивать бровью
Глаз. Подчас глаз есть – предмет
(П.: 285);
4. Не в чаю спитом
Славы – дух мой креп.
И казна моя – немалая есть!
Под твоим перстом –
Что господень хлеб
Перемалываюсь,
Переламываюсь
(II: 257).
В первых трех примерах наличие связки объясняется, несомненно, установкой Цветаевой на афористичность высказывания. Используя модель научного определения со связкой как усилителем ясности толкования, Цветаева ставит на место определения метафору, утверждая тем самым ясность и объективность метафорического способа познания. (В эссе «Земные приметы» Цветаева говорит: «Две любимые вещи в мире: песня – и формула». – IV: 527). Актуализирующие связку знаки тире, особенно стоящие по обе стороны связки, превращают ее из формального элемента в значимый: форма есть становится указателем истинности постулируемых связей и отношений, ее можно истолковать как ‘это существует (имеется) в устройстве мира в таком виде, представлено такой сущностью’. Тем самым факт употребления и актуализация связки настоящего времени в конструкциях с метафорическими отождествлениями художественного текста придают связке экзистенциальное значение. Анализируя использование связки есть в научном стиле речи М. В. Ломоносова, Г. Н. Акимова отметила, что в конструкциях со связкой и подлежащее, и сказуемое чаще всего выражены отвлеченными существительными (Акимова 1963: 100). Возможно, что это свойство конструкций с именным сказуемым и определяет абстрагирующие потенции метафоры в предложениях отождествления. Кроме того, предложения с именным сказуемым обычно бывают распространенными, выражения типа леность есть порок встречаются очень редко (указ. соч.: 101). У Цветаевой же мы наблюдаем преимущественно одночленную именную часть сказуемого – шов, предмет, бунт, чорт. Может быть, это объясняется тем, что синтетический способ познания в художественном творчестве в отличие от аналитического научного способа познания требует образной достоверности, а образ оказывается семантически более объемным именно при нераспространенной присвязочной части сказуемого, так как в этом случае область бытия представлена неограниченной.
В четвертом примере строка И казна моя – немалая есть построена по модели фольклорных (былинных) конструкций, где реликтовая связка выполняет ритмическую функцию. Однако в контексте стихотворения функция формы есть не сводится ни к ритмической, ни к стилизационной. Окружающий эту строку контекст не стилизован под фольклор, и на фоне авторского словоупотребления строка И казна моя – немалая есть легко может быть подвержена такой смысловой интерпретации: И казна у меня есть немалая. Однако строка Цветаевой отличается от предложенной интерпретации добавочными смыслами. Во-первых, притяжательное местоимение моя вместо предложно-падежного сочетания у меня указывает на принадлежность неотторжимую, природную (казна здесь понимается как духовное богатство). Во-вторых, постпозиция (одновременно и рифменная позиция) глагола есть актуализирует акцентным выделением именно экзистенциальное значение глагола, а присущее ему посессивное значение передается притяжательному местоимению; гипотетическое сочетание у меня может рассматриваться как исходное для тех языковых сдвигов, которые превращают связку в знаменательный глагол. Смысл же сочетания у меня есть является исходным в мировоззренческом противопоставлении понятий иметь и быть, важным для Цветаевой. Один из друзей Цветаевой – С. М. Волконский – пишет в предисловии книги «Быт и бытие», посвященной Цветаевой: «Помню, вы как-то сказали, что сочинили себе девиз: “Mieux vaut être qu’avoir”. Вы правы. “Avoir” – это быт, “Être” – это бытие» (Волконский 1924: XIV). Поэтому в контексте стихотворения «В седину – висок…» со строкой И казна моя – немалая есть казна Цветаевой – не та казна, которую «имеют», а та, которая «есть» как сущность; та, которая осуществляет свое бытие.
Экзистенциальная функция глагола быть в настоящем времени в отличие от функции связочного есть обычна для русского языка и стилистически нейтральна (ср. у него есть брат). Поэтому употребление экзистенциального есть, смысл которого принципиально важен для Цветаевой, в большинстве случаев связано с активным стремлением поэта вывести это слово из речевого автоматизма. Актуализирующие приемы многочисленны и разнообразны: начертательное выделение (в рукописях – подчеркивание или
