Мертвая зыбь - Лев Никулин

- Мы посоветовались и решили придать совещанию "Треста" с Кутеповым сугубо военный характер. Таким образом, Якушев не поедет в Хельсинки, поедете вы, как начальник штаба "Треста", и один товарищ, по фамилии Зиновьев, как представитель флота. Покорнейше прошу вас, Николай Михайлович, взять на себя эту нелегкую миссию.

Потапов подумал, как неожиданно звучит в устах руководителя такого учреждения "покорнейше прошу".

- В последних полученных "Трестом" письмах Кутепов настаивает на том, чтобы приехал Стауниц-Опперпут. Но вы знаете, что это нежелательно. Вам придется дать объяснение, почему Стауниц не поехал: совещание чисто военное, идет, мол, вопрос о сроке военного выступления. Придется встретиться в Хельсинки и с известной вам Марией Захарченко. Она выедет вслед за вами. Зная вас, Николай Михайлович, я уверен, что вы сумеете ее осадить. А ее пожелал видеть Кутепов. Вы имели случай знать лично генерала Кутепова в свое время?

- Не имел случая, но знаю, что это за человек: мне много о нем рассказывал Якушев.

- Уязвимое место у Кутепова - Врангель. По отношению к Врангелю советую вам держаться позиции грустного недоумения: как это барон мог допустить распад белой армии? Посеял рознь между верными слугами отечества! Посетуйте на образ жизни Врангеля - чересчур роскошный, контраст с жалким положением офицеров. Между прочим, полезно будет беседовать с Кутеповым как с будущим "главнокомандующим" вооруженными силами России, а себя мыслите как начальника штаба. Срок выступления оттягивайте, есть много причин, чтобы не спешить. Они, мол, вам известны, а ему нет. Теперь о терроре: всеми мерами старайтесь скомпрометировать идею террора, ссылайтесь на то, что даже такому специалисту, как Савинков, когда он был во главе боевой организации эсеров, террор ничего не дал.

Менжинский подумал немного и продолжал:

- Надо сказать, что существование "Треста" несколько затянулось. В конце концов, они же не считают ОГПУ слепым учреждением. Оно не может проглядеть такую солидную контрреволюционную организацию. Так долго "Трест" мог сохраняться только благодаря соперничеству между эмигрантскими организациями и разочарованию иностранных разведок в эмигрантах. Иностранцы делают ставку на так называемые внутренние силы. Но и господа иностранцы, которым нужны чисто шпионские сведения, тоже их не получают. Мы бы могли однажды сделать вид, что "Трест" провалился, что мы, так сказать, его поймали. Но вслед за этим последуют попытки усилить террор. Нам будет труднее сдерживать Кутепова и кутеповцев. У нас достаточно сил, чтобы ловить их и обезвреживать, но еще лучше, если мы будем действовать на них изнутри, сеять мысли о вреде, никчемности террора. Пусть их молодцы играют на балалайках в ресторанах Парижа. Мы им в этом не будем мешать. И наконец, маннергеймовская разведка попробует от вас выведать разные военные секреты. Ну вот, вы напустите им тумана, я в этом уверен. Мне кажется, что "Трест" почти изжил себя. А как вы думаете?

Менжинский перевел дыхание. Потапов понял, что он устал, посоветовал ему отдохнуть.

- Вернетесь, мы обсудим, как быть дальше с "Трестом", - сказал на прощание Менжинский.

77

25 марта 1927 года Потапов и Зиновьев прибыли в Хельсинки. "Племянница" приехала на день позже и, убедившись, что с ними нет Стауница, возмутилась:

- Почему нет Стауница?

- Так решено Политическим советом. Якушева, как видите, тоже нет. Совещание чисто военного характера.

- Но Стауниц связан с военными атташе посольств, он должен участвовать в совещании.

- Я не могу обсуждать решение Политического совета, - сухо сказал Потапов.

Кутепов предложил начать совещание.

- Какими силами мы может располагать в случае активных действий на территории России? - спросил Потапов.

- Прежде всего офицерскими кадрами. Группировки есть повсюду. Можно считать, что в Чехословакии наберется тысяч пять. Казаки в Сербии, в Болгарии. Число их известно Улагаю. Наконец, тергруппы, мои кадры. Первую группу - восемь человек - можно перебросить хоть сегодня.

Кутепов говорил с Потаповым как с равным по рангу. Даже в штатском Потапов держался по-военному. Офицерская розетка ордена Почетного легиона в петлице пиджака произвела впечатление на Кутепова.

- Полагаю, что доказать силу "Треста" можно, только если мы произведем взрыв или другое значительное покушение в срок, близкий ко дню выступления.

Кутепов вопросительно посмотрел на Потапова.

- Срок выступления... - сказал Потапов. - Все зависит от средств, нужны деньги.

- Есть надежда устроить в Лондоне субсидию вашей организации. Нас поддержит Уильямс, редактор "Таймса". Он женат на русской - Тырковой. Затем я рад доложить, что идут переговоры между нашим верховным вождем и Гинденбургом. Участвует и Штреземан. Переговоры ведет лично его высочество, и они протекают успешно.

- Обнадеживающая весть... Александр Павлович. Помощь Германии, если она будет реальной, многого стоит. Однако ведь за эту помощь придется расплачиваться будущей России. Вообще наши отношения с соседями - больное место. Вчера офицер финской разведки, некто Рузенштрем, позволил себе задавать мне бестактные вопросы шпионского характера. Моего помощника Зиновьева, деятеля флота, он просил удалиться на время этого разговора.

- Они оказывают нам услуги, приходится платить.

- Мне это говорили не раз. Но представьте себе ваше положение как командующего вооруженными силами после переворота. Нас поддерживают патриотически настроенные люди: как они посмотрят на подобную связь со штабами наших соседей?

Кутепов слегка зарделся от перспективы быть командующим вооруженными силами.

- Не мыслю себя на этом почетнейшем посту без вашей помощи, Николай Михайлович. Ваш опыт, ваши достоинства неоценимы...

Совещание было непродолжительным и кончилось 28 марта. Потапов, Зиновьев, Мария Захарченко вернулись в Москву.

Захарченко привезла письмо Кутепова Стауницу.

"Я был слишком огорчен, - писал Кутепов, - и страшно поражен тем, что среди приехавших не оказалось Вас. Ваши верхи почему-то решили иначе. Я в восторге от Ваших организационных способностей..."

Это означало, что Стауницу предлагалось принять участие в акте, который втайне решил осуществить Кутепов, втайне от Якушева и Потапова.

78

Ранним утром в квартире Стауница раздался звонок. Стауниц вышел в пижаме, сонный, злой, и увидел Кузена - Баскакова.

- Что это, милый, так рано?

Баскаков промолчал и прошел как был, в пальто, за Стауницем.

- Ну что?

- В Красно... в Екатеринодаре - провал. Взяли всю группу, кроме одной шлюхи. Она приехала и все рассказала. Спаслась тем, что ночевала у любовника.

- Да... Скучно, в общем.

- Дело не только в этом.

- А в чем? Ну, говори, не тяни!

- Я ездил в Крым и на Кавказ с Зубовым. В Новороссийске я заметил, он ходил на телеграф. Получал телеграммы до востребования.

- От жены, наверно.

- То-то, что не от жены.

- А от кого?

- Мы жили в разных гостиницах. Мария Владиславовна говорила мне, чтобы я за ним присматривал. Вот я и следил. Провожал его незаметно до почты. Видел через окно, как он получал телеграмму до востребования. Он прочитал, порвал в мелкие клочки и бросил в урну. Питом ушел. Я, конечно, бросился к урне. Сделал вид, что бросил бумажку, потом спохватился, будто бы нужная. Полез в урну и подобрал клочки телеграммы, не все, но, в общем, подобрал. В гостинице, в номере, подклеил и прочитал. Телеграмма Зубову, подписана "Федоров".

- Якушев!

- Он. Текст не полностью, но все-таки я разобрал: "...опасение... возм... смертельн... исход... возвращ..." Мы встретились вечером, перед тем как идти на явку. Зубов мне говорит: "Знаешь, мы в Краснодар не поедем, мне надо возвращаться в Москву. У жены умер отец". Я ему ответил: "Ты как хочешь, а я поеду". Он ни в какую! "Мы ездили вместе, нам обоим поручили инспекцию". Я подумал, в самом деле, нам поручали двоим, он военный, а я отдельного корпуса жандармов, мы ведь не очень разбирались в военном деле. И мы вернулись в Москву.

- При чем тут провал в Краснодаре?

- Телеграмма Якушева: "...возможен смертельный исход, возвращайтесь". Прошло пять дней, и в Краснодаре взята вся группа. Мы оба попали как кур в ощип. Якушев, значит, знал, что ожидается провал всей группы. Откуда он мог знать?

- Откуда? Подожди... Действительно, откуда он мог знать? Такие операции держат в абсолютном секрете.

- Что, если... Даже страшно подумать.

- Завтра у меня встреча с Зубовым. Но что это даст? Якушев дома, болен, у него ангина. Да он и не такой дурак, чтобы все прояснить... Вот что, послезавтра приезжай на дачу к Марии. Жди меня у нее. Может быть, все прояснится.

Баскаков ушел. Впервые он видел Стауница в состоянии растерянности.

Стауниц старался припомнить все с самого начала, с появления Якушева в МОЦР. Неужели он связан с ГПУ? Против этого говорит многое: петербургский видный чиновник; действительный статский советник; делал блестящую карьеру; принят в свете; и все это потерял из-за революции, отсюда ненависть к ней, к советской власти; полное доверие ему со стороны Высшего монархического совета, эмиграции, великого князя Николая Николаевича, Кутепова, польского и финского штабов. Только сумасшедшая Мария Захарченко могла заподозрить измену... Как будто все говорит за то, что Якушев убежденный монархист, притом превосходный организатор, мастер конспирации. А что говорит против? Почему все, все легко удавалось? Слишком легко. "Окна" на границе. Да, но был провал Рейли? Впрочем, не Якушев его переправлял обратно через границу. А история Шульгина? Уж очень гладко прошел этот вояж. Наконец, эти частые поездки Якушева за границу? Он ведь на службе. И переход границы много раз. И все шло как по маслу. Наконец - главное: он ведь действительно скорее мешал "Тресту", чем действовал; он был против терроризма, против диверсий, против шпионажа; это, впрочем, под флагом патриотизма. И теперь - эпизод с телеграммой Зубову: предупреждал о провале краснодарской группы. Откуда он мог это знать? Зубов - его правая рука. Что он делал для "Треста"? Одни разговоры. Жена Зубова - коммунистка. А почему Якушев был против моей поездки за границу? Не пускал меня к Кутепову.