Глиф - Антон Фарб

— Ему? — уточнил подросток, кивнув на привязанного Вову, окровавленная голова которого безвольно поникла на грудь.

— Мне! А потом и ему тоже…

— Я мигом, — встрепенулся Рома, и в этот момент в квартире раздалось мелодичное «тирлинь-тирлинь» дверного звонка.

От неожиданности у Ники даже чуть-чуть прояснилось в голове.

— Кого это принесло в такой час? — спросила она.

Ромчик, насторожившийся, как пес в стойке, предположил:

— Может, гости вернулись? За этим? — Он опять кивнул в сторону Вовы.

— Они бы не стали звонить…

«Тирлинь. Тирлинь-тирлинь-тирлинь»…

Кто бы там ни был, за дверью, он зажал кнопку звонка и не отпускал пару секунд.

— Я схожу открою, — решился Ромчик. В правой руке у него уже была велосипедная цепь, за поясом — трофейный нож, а в левой — импровизированный кистень из сцепленных карабинов. Второй раз вы меня врасплох не застанете, говорил весь его облик. Я теперь во всеоружии, меня голыми руками не возьмешь…

— Ты только аккуратно. От меня сейчас толку мало…

Ее опять закружило, и Нике все-таки пришлось сесть на студийную кушетку. Только бы не вырубиться…

Ромчик, бренча железом, вышел в коридор, и там лязгнул дверной замок. А через мгновение раздался удивленный возглас мальчика:

— Папа?!

22

— Что тут у вас произошло? — спросил Радомский, осматривая разгромленную квартиру.

— Гости, — ответила Ника. — Незваные. Все лезут и лезут, окаянные. Мы их в дверь, они — в окно…

Ее начинало «нести» — нормальный отходняк после стресса, когда слова льются рекой, опережая мысли, и говоришь любую ерунду, лишь бы не молчать… Голова по-прежнему кружилась, слегка подташнивало (точно — сотрясение; давно не было, блин!), но, несмотря на все это, Ника испытывала приступ совершенно неуместного веселья.

Радомский-старший в спортивном костюме «Адидас» и белых кроссовках был смешон и нелеп. Его сын, обвешанный цепями и карабинами, был грозен и тоже смешон. Квартира, по которой будто бы слон пробежался, напоминала о декорациях к немым комедиям с Бастером Китоном. И даже Вова, привязанный к стулу в студии, вызывал в памяти строчки стишка «дети в подвале играли в гестапо…»

Умом Ника понимала, что это всего лишь последствия шока, эйфория — она (опять!) осталась в живых, разминулась с костлявой, и реальных причин для веселья нет — но поделать с собой ничего не могла. Ей отчаянно хотелось хихикать.

— Ты цел? — спросил Радомский сына.

— Угу, — выдавил тот.

— Это хорошо, — Радомский будто не замечая ссадин и синяков на физиономии отпрыска, небрежно отстранил его ладонью (совсем как носильщика в гостинице, почему-то подумалось Нике) и вошел в студию.

— Вот как, — произнес Радомский, глядя на карту Житомира с приклеенными стикерами. — Интересно. Впрочем, так я и думал… — Он перевел взгляд на привязанного Вову, подошел поближе и брезгливо, одним пальцем приподнял его безвольно висящую голову. — Хм. А ведь я его, кажется, знаю… Где-то я его видел.

— Автоквест, — подсказала Ника.

— Ага, точно, — обрадовался Радомский. — Брифинг. В той подвальной кафешке.

Ну и память у него, удивилась Ника. Мельком же видел…

— И зачем он к вам пожаловал? — полюбопытствовал Радомский.

— Это его надо спросить… — пожала плечами Ника.

В студию вернулся Ромчик, принес бутылочку с нашатырем, таблетку анальгина и стакан воды. От нашатыря Ника отказалась (ее пока удерживало на ногах аномальное веселье), анальгин приняла с благодарностью — только вот проглотила с трудом, таблетка встала поперек горла, и опять подкатил горячий липкий комок тошноты. Спокойно, подруга, скомандовала она себе, жадно глотая воду. Держаться, не падать!

— А ты? — поинтересовался Ромчик отца. — Ты зачем к нам пожаловал? И зачем сбежал из ментовки?

— Ты мать проведывал? — спросил тот в ответ, недвусмысленно навязывая сыну привычную модель поведения.

— Проведывал, — ответил Ромчик все еще с вызовом.

— Как она?

— Плохо!

— Понятно, — кивнул Радомский. — А что это у вас за пальба была во дворе? — спросил он у Ники. — Мотоцикл валяется с перебитым бензопроводом, флаг какой-то…

— Сейчас узнаем, — ответила Ника, откупоривая нашатырный спирт и поднося под нос Вове.

Вова дернулся, помотал головой (из рассеченной макушки полетели брызги крови; крови вообще было на удивление много, волосы слиплись в один комок, и Ника даже испугалась, не раскроила ли она Вове череп) и что-то пробулькал носоглоткой.

— Дайте-ка мне, — сказал Радомский, отбирая у Ники нашатырь. — Эх, жалко Влада тут нет… — пробормотал он, заглянув в открытые, но совершенно мутные глаза Вовы. — Он в этом деле специалист… Эй, родной, — почти с нежностью в голосе позвал он. — Ты меня слышишь?

Вова что-то бессмысленно промычал.

— Не слышит, — сделал вывод Радомский и совершенно неожиданно (Ника аж вздрогнула) отвесил Вове две сильных пощечины.

Вова встрепенулся, насколько позволили ему веревки, и попытался вжать голову в плечи.

— Не… не… на... до… — по слогам выдавил он.

— Тебя как зовут? — участливо поинтересовался Радомский, склонившись к окровавленному лицу жертвы.

— Во… ва… — всхлипнул тот. — Не… бей… те…

— Не буду, — легко согласился Радомский. — Так что вы хотели у него узнать, Вероника? — спросил он.

Да, подумала Ника, а все-таки он лидер. Вожак стаи. И пяти минут не прошло, как он заявился в своем спортивном костюме, а уже взял ситуацию под контроль.

— Что вам тут было надо? — спросил Ромчик, не пожелавший оставаться на вторых ролях. — Зачем вы приходили?

— Ноут, — ответил Вова, шмыгнув носом. — Ноут Белкина. Я должен был отвлекать вас, пока «Мажоры» будут искать ноутбук…

— Зачем? — спросила Ника. — Что там, на ноуте?

— Ключ, — ответил Вова.

— Что-о?! — рыкнул Радомский, моментально утратив самообладание. — Ключ?!!

— Ключ… — кивнул Вова, уронив кровавую соплю из носа.

Радомский схватил пленника за горло:

— Кто? — прошипел он. — Кто послал?!

— Ведьма… — прохрипел Вова. — Пусти… те… больно…

— Полегче, — попросила Ника, и Радомский разжал пальцы.

— Какая ведьма? — очень тихо, почти шепотом спросил он.

— Анжела… — выдохнул Вова.

Ах вот оно что, почти обрадовалась Ника. Наша мадам визионер и медиум никак не угомонится. Мало ей раздавленной машины. Все ей неймется… Но старый враг — это хорошо. Это знакомо и предсказуемо…

— Сука, — выдохнул Радомский тихо, разговаривая сам с собой. — Тварь. Обойти меня вздумала. А я дурак…