Полмира - Джо Аберкромби

— Выбить я и сама могу. Это не проблема. Я не… ну, ты знаешь. — Она выпростала руку из-под одеяла и поскребла ногтями побритую сторону головы. — Я не такая, какой должна быть девушка. Или женщина. И никогда не была. Я не очень хороша в…

— В чем?

— В улыбках, или, не знаю, в шитье.

— Мне не надо ничего зашивать. — Он соскользнул со своего сундучка и встал перед ней на колени. Его тревоги поблекли. Раньше все каким-то образом рушилось, и больше он ничему разрушаться не позволит. Только не из-за недостатка усердия.

— Я хотел тебя еще с Первого из Городов. Даже раньше, наверное. — Он протянул свою руку и положил на ее руку, которая лежала на постели. Может это было неуклюже, но честно. — Просто не думал никогда, что получу тебя. — Он посмотрел ей в лицо, подбирая нужные слова. — От одного взгляда на тебя, от мысли, что ты меня хочешь, я начинаю чувствовать, словно… словно я победил.

— Завоевал то, что больше никому не надо, — пробормотала она.

— Да какое мне дело до того, что им надо? — сказал он, и тот гнев снова занимался в нем, из-за чего она подняла взгляд. — Если они настолько тупы, и не видят, что ты лучшая женщина на всем Расшатанном море, это моя удача, не так ли? — Он замолк, и почувствовал, что его лицо горит, и подумал, что он наверняка снова все разрушил.

— Это, наверное, самое приятное из всего, что мне когда-нибудь говорили. — Она потянулась и убрала волосы с его лица. Ее прикосновение было нежным, как перышко. Он и не думал, что она может быть такой нежной. — Хотя мне вообще никто не говорил ничего приятного, но все равно. — Одеяло соскользнуло с ее голого плеча, и Бренд положил на него руку, провел по боку и по спине, кожа шуршала о кожу, теплая, мягкая, ее глаза закрылись и…

Стук эхом раздался по дому. Кто-то стучал в переднюю дверь, и этот стук нельзя было проигнорировать. Бренд услышал, как отодвинулась задвижка, и забормотали голоса.

— Боги, — сказала Колючка, широко раскрыв глаза. — Это может быть моя мать.

Так быстро они не двигались с тех пор, как Конный Народ нападал на них по степи. Они хватали одежду, бросали друг другу, натягивали ее; он неуклюже возился со своим ремнем, и у него никак не получалось, потому что уголком глаза он смотрел, как она натягивает штаны на задницу.

— Бренд? — донесся голос его сестры.

Они оба замерли, он в одном сапоге, она босиком, а потом Бренд хрипло крикнул:

— А?

— Ты в порядке? — Голос Рин, поднимающейся по ступенькам.

— Ага!

— Ты один? — Прямо за дверью.

— Конечно! — Потом он понял, что она может войти, и продолжил виновато. — Как бы.

— Ты худший лжец во всем Гетланде. Колючка Бату с тобой?

Бренд вздрогнул.

— Как бы.

— Она там или ее там нет. Колючка Бату, ты черт возьми там?

— Как бы? — сказала Колючка в дверь тихим голосом.

Длинная пауза.

— Это был мастер Хуннан.

Имя определенно подействовало на Бренда так, словно ему в штаны вылили ведро холодной воды.

— Он сказал, что прилетел голубь с новостями о рейде у Халлеби. И поскольку все мужчины отправились на север сражаться, он собирает тех, что остались, чтобы отправиться и посмотреть. Тех, кто еще тренируется, кто был ранен и кто провалил испытание. Они встречаются на берегу.

— И он ждет меня? — крикнул Бренд дрожащим голосом.

— Он говорит, что ты нужен Гетланду. И еще, что для каждого мужчины, который исполняет свой долг, найдется место воина.

Место воина. Всегда есть брат у твоего плеча. Всегда есть, за что сражаться. Стоять в свете. И пепел старых мечтаний, который, казалось, угас уже много месяцев назад, теперь быстро разгорелся жарко и ярко. И так же быстро он принял решение.

— Я спускаюсь, — крикнул Бренд, его сердце внезапно сильно застучало, и он услышал шаги уходящей сестры.

— Ты собираешься идти с этим ублюдком? — спросила Колючка. — После всего, что он тебе сделал? После всего, что он сделал мне?

Бренд стащил одеяло с кровати.

— Не ради него. Ради Гетланда.

Она фыркнула.

— Ради себя.

— Ладно, ради себя. Разве я этого не заслуживаю?

Ее зубы ненадолго сжались.

— Я отметила, что меня он не позвал.

— А ты бы пошла за ним? — спросил он, складывая на одеяло немного вещей и связывая из него узел.

— Конечно пошла бы. И врезала бы ему по морде.

— Может поэтому он тебя и не позвал.

— Хуннан не позвал бы меня, даже если бы он горел, а я держала бы ведро воды. И никто из них не позвал бы. Воины Гетланда. Да это какая-то чертова шутка! Впрочем, не смешная. — Она замерла, наполовину натянув сапог. — Ты ведь так стремишься отправиться не потому, что хочешь сбежать от меня, а? Потому что если ты передумал насчет этого, лучше просто скажи. Полагаю, у нас было достаточно секретов…

— Дело не в этом, — сказал он, хотя и раздумывал, не было ли это одной из причин. Просто получить немного места, чтобы вздохнуть. Просто немного времени, чтобы подумать.

— Иногда мне хочется, чтобы я осталась в Первом из Городов, — сказала она.

— Тогда бы ты никогда не разделила со мной постель.

— Когда я умерла бы в почете и богатстве, это было бы главным сожалением всей моей жизни.

— Просто дай мне неделю, — сказал он, привязывая меч Одды. — Я ничего не передумал, но это сделать должен. Может у меня больше никогда не будет шанса.

Она изогнула губы и сделала глубокий вдох.

— Неделю. А потом я начну искать следующего мужика, который может поднять корабль.

— Договорились. — И он еще раз ее поцеловал. Ее губы были похожи на пену, а рот кислым, и ему было все равно. Он вскинул щит на плечо, поднял небольшой узел из одеяла, глубоко вздохнул и направился в железные объятья Матери Войны.

Впрочем, что-то остановило его в проходе и он в последний раз посмотрел назад. Словно чтобы убедиться, что она все еще там. Она была там и улыбалась ему. Ее улыбки были редкими, и это делало их драгоценными. Как золото, наверное, и Бренд был весьма доволен собой оттого, что их причиной был он.

Избранный щит

Для Колючки цитадель Торлби не была радостным местом. В последний раз, когда она ее посещала, ее считали убийцей и в цепях вели в камеру. Перед этим она была тут, чтобы посмотреть, как ее отца, бледного и холодного, положили под куполом в Зале Богов. Ее мать рыдала рядом с ней, а Колючка смотрела на суровые лица высоких богов, и все молитвы, что она знала, были потрачены впустую. И теперь, когда она хмуро посмотрела на огромные двери Зала Богов, сжимая мешочек с костями пальцев отца, ей пришлось подавить тень гнева, который она почувствовала тогда, гнева, который с тех пор горел в ней.