Дама с рубинами. Совиный дом (сборник) - Евгения Марлитт

Днем Гейнеман никогда не только не запирал, но даже не прикрывал калитку и теперь оставил ее настежь. Привязанная к забору собака лаяла, когда кто-нибудь приближался снаружи, а из сада никто не мог убежать. О маленькой Эльзе старик не беспокоился. Девочка почти всегда была его спутницей в саду, ходила следом за ним, не отставая ни на шаг, а он продолжал работать, постоянно что-нибудь ей рассказывая и лишь изредка вытирая руки о фартук, чтобы поправить на ней шляпку или закрепить растрепавшиеся волосы куклы. Но он никогда не замечал, чтобы ребенок убегал к калитке. Клодина тоже знала страх Эльзы перед собакой и поэтому спокойно занялась хозяйством, оставив племянницу играть в саду. До девушки долетал шум игрушечной тележки, и она улыбалась, слушая, как меняется голос малютки, в зависимости от того, бранит или ласкает она свою куклу. Наступил полдень, жара усиливалась.

Клодина подошла к окну и позвала девочку, но вздрогнула от звука собственного голоса – так тихо было во дворе. Только собака, гремя цепью, вылезла из конуры и насторожила уши на зов из окна. Ребенок не отвечал, и не было видно светлого платьица ни в кустах, ни в беседке.

Клодина не испугалась – девочка часто отправлялась прямо из сада наверх, чтобы отнести папе цветов или «чудесных камешков». Клодина поспешила к брату, но тот сидел один в затененной комнате у окна и был так погружен в работу, что не заметил сразу ее прихода, и, ответив на вопрос рассеянным взглядом, продолжил писать.

Не было Эльзы и у фрейлейн Линденмейер, и девушка в страхе побежала в сад. В беседке стояла тележка с куклой, но ее маленькой хозяйки не было и здесь. Клодина не нашла ребенка ни около коров и коз, ни в развалинах церкви, где она часто прыгала на позеленевшем полу и рвала цветы для «бедных барынь», как она называла надгробные памятники аббатис, которые теперь стояли, прислоненные к стенам.

Все поиски и крики были напрасны. Через калитку Клодина увидела лежавший на дороге красный пион и поняла, что Эльза с букетом в руках убежала за ограду. Она тотчас же бросилась из сада и побежала вдоль дороги.

Пустынная, она далеко белела перед ней. С тех пор как провели железную дорогу, шоссе было почти оставлено, только изредка стук колес нарушал лесную тишину, и можно было не бояться, что ребенка задавят. Девочка, вероятно, здорово опустошила грядки Гейнемана, так как на дороге постоянно попадались то фиалки, то жасмин – ее ручонки не могли удержать много цветов.

Она, должно быть, ушла уже давно. По крайней мере, Клодине пройденный путь показался бесконечным. Слезы страха застилали ей глаза, и сердце билось так сильно, будто хотело выскочить из груди. Наконец она нашла шляпу куклы около чащи, подходившей к самой дороге. У Клодины замерло сердце при мысли, что малышка зашла в лес и испуганно бродит там. Она уже собиралась громко закричать, когда до нее долетел детский голос, к которому присоединился мужской. Голоса слышались с той стороны, где дорога круто поворачивала и ее не было видно за густым лесом. Девушка невольно прижала руки к груди и прислушалась. Да, это был барон Лотарь и с ним – ребенок. Сделав еще несколько шагов, Клодина сквозь расступившиеся деревья увидела говоривших.

Барон левой рукой держал поводья своей лошади, а на правой нес маленькую беглянку. Шляпка сбилась ей на затылок, и густые белокурые волосы в беспорядке падали на лоб и разгоряченные щечки. Лицо девочки было заплаканным, но страх и беспомощность не заставили ее потерять любимую куклу, которую она сейчас крепко прижимала к груди. Увидев свою тетю, девочка радостно закричала:

– Я хотела отнести букет даме с земляникой и шла долго-долго. И Леночка потеряла свою новую шляпу, тетя Клодина!

Она сняла ручку с шеи барона, спеша под родное крылышко, но Лотарь удержал ее.

– Ты останешься у меня, дитя! – строго сказал он.

Девочка съежилась, как напуганная птичка, и робко взглянула в бородатое лицо – повелительный тон был нов для нее.

– Ты сама виновата в этом, маленькая беглянка, – продолжал он говорить ребенку, выразительно глядя на встревоженное лицо и заплаканные глаза фрейлины, которая стояла перед ним, тщетно пытаясь свободно вздохнуть и поблагодарить его. – И теперь ты спешишь оставить меня, не спрашивая даже, в силах ли тетя нести тебя, потому что твои уставшие ножки сами идти не смогут. Нет, – остановил он Клодину, когда та протянула руки, чтобы взять его ношу. – Давай, детка, снова свою ручку, обними меня за шею и не смотри так испуганно, ведь ты только вначале боялась моей бороды! Видишь, как смело идет Фукс рядом со мной и позволяет вести себя. А вот и злополучная шляпа, из-за которой ты пролила столько слез.

Малютка счастливо улыбнулась, когда Клодина надела на куклу найденную шляпу и завязала ленты.

Барон не спускал глаз с изящных рук, двигающихся так близко от него: широкий темный рубец шел от указательного пальца к большому на правой руке.

– «Пятна от ожогов не унижают», говорит мой старый Гейнеман. – Клодина, покраснев под его взглядом, быстро убрала руки от завязанного банта.

– Нет, нисколько не унижают, но несомненно, что они действительно существуют! Неужели в Совином доме нет доброго духа, который мог бы избавить вас от такой грубой работы? – насмешливая и недоверчивая улыбка появилась на его губах. – Но, возможно, наступит время, когда вы будете считать воспоминание об этих пятнах унизительным.

Он не спускал с нее своих горящих глаз. Она посмотрела на него с гордым гневом:

– Разве придворная болтовня сообщила вам также, что я люблю играть комедии? Неужели я должна прямо сказать вам жестокую правду о том, что мой брат, хотя и заплатил все кредиторам, покинул свой дом совершенно нищим, без копейки денег в кармане и даже без крова? Мы не можем держать прислугу, и это вовсе не такое уж самопожертвование, а пятно на руке говорит не столько об унижении, сколько о моей неловкости. Но оно уменьшается с каждым днем. – Она мило улыбнулась, увидев, как густая краска залила лицо барона. Ей не хотелось быть суровым к нему, ведь он нес на руках ее любимицу. – Скоро мне уже не надо будет стыдиться себя, а вчера вечером я могла бы даже позвать строгую Беату, чтобы она попробовала осмеянный ею яичный пирог.

– Я убежден в этом и прошу прощения. – Барон наклонил голову с насмешливой покорностью. – Вы на самом деле настоящая Золушка, а не только играетесь в нее. Мужчине трудно вообразить подобное положение, но, конечно, есть даже некоторая пикантная прелесть в том, чтобы временно закутаться в серое покрывало куколки, дабы потом подняться ввысь на блестящих крыльях бабочки.

Она поджала губы и промолчала, зная, что испугалась бы собственного голоса, если бы заговорила о том, что глубоко скрывала в своем сердце и что барон Нейгауз постоянно, с какой-то упорной злобой задевал.